— Видите, — обращаясь ко мне, сказал Помонис, — у нее поясок подвязан выше талии, под самой грудью, значит, женщина молодая. А вот, — возбужденно продолжал он, — помните, я вам говорил, что у нее должен быть цоколь — это он и есть, небольшой постамент, или цоколь. Значит, эта статуэтка именно из Танагры, да и весь стиль ее именно танагрский. Это точно вторая половина четвертого века до нашей эры, время Александра Македонского. Высший расцвет искусства миниатюрной терракоты.

Хозяин, хозяйка и девочки, как будто впервые увидевшие статуэтку, смотрели на нее во все глаза, не говоря уже о нас с агрономом. Вдруг Помонис вскрикнул и схватился одной рукой за голову.

— Голова, голова! — простонал он с отчаянием.

— Что случилось, — в испуге закричал я, — у вас спазм? Что с головой?

— Да не с моей, — все с тем же отчаянием простонал Помонис, — с ее головой!

— С чьей?

— С головой статуэтки!

— А что же с ней?

— Как что? Ее нет, понимаете — нет! Ее не стало!

Тут, еще раз взглянув на статуэтку, я увидел, что у нее действительно нет головы.

— Как же так? — пробормотал я. — Ведь люди в селе говорили, что у нее была голова.

Однако хозяйка подтвердила, что муж принес куклу безголовую, она хотела даже попрекнуть его — зачем девочкам такую старую да безголовую куклу притащил.

Растерянный Ангел в течение довольно долгого времени отмалчивался, не отвечая на расспросы Помониса. Он то снимал высокую остроконечную баранью шапку и сосредоточенно скреб в потылице, то снова нахлобучивал шапку до самых бровей.

— Может быть, она и была без головы? — осторожно предположил я. — Ведь излом на шее старый.

— Нет, нет, — возразил Помонис, — статуэтка чуть не год пролежала фактически под открытым небом. Естественно, что глина в изломе потемнела. А ведь они в том селе описывали не просто голову, а лицо с очень конкретными, точными чертами. Разве вы забыли?

Мы зашли в дом, где сконфуженный хозяин и хозяйка принялись накрывать на стол. Помонис широкими шагами ходил по комнате, время от времени что-то бормоча себе под нос. Мы с агрономом присели на лавку. Агроном был очень огорчен за нас и все медлил с отъездом.

Прошло около часа, мы все еще сидели за столом. Помонис несколько успокоился и мужественно сказал мне, что даже и без головы эта статуэтка имеет очень большое научное значение, что это новый, еще неизвестный тип танагрской терракоты. Все это было так, да только я видел, чего ему стоило его спокойствие. Я и сам был обрадован находкой и очень огорчен неожиданным несчастьем.

Темнело. Хозяева предложили нам переночевать. Нас всех троих поместили в большой парадной комнате, очень пестро и нарядно украшенной. Когда свет был уже потушен, в комнату неожиданно, шлепая босыми ногами по глинобитному полу, вошел Ангел и тихо спросил:

— Господин профессор, вы не спите?

— Конечно, не сплю, — отозвался Помонис — А что?

— Так ведь правда, это точно была голова, — виновато произнес Ангел, — вспомнил я. Была.

Помонис тут же вскочил.

— Была, — продолжал между тем Ангел, — точно была, как мы из ящика ее из каменного вытащили — была кукла с головой. Посмотрели, посмеялись, а потом я ее бросил в канаву. А когда колодец сделали, работе шабаш, надо домой собираться, я и вспомнил про эту куклу — дай, думаю, отнесу доченькам, пусть поиграют. Поискал в канаве, нашел, да уже без головы. Может, отбилась, когда я ее кидал, а может, кто из ребят побаловался — отбил, но была, точно была голова. Мне-то ни к чему, а вот вижу — дело нужное.

Помонис зажег керосиновую лампу и быстро набросал на листке полевого дневника рисунок колодца, проходящей возле него канавки, ближайшего дома. Ангел показал ему место в канавке, откуда он поднял статуэтку.

Вид у Ангела был несчастный, кончики длинных усов его печально свесились. Помонис обнял его и сказал ласково:

— Ничего. Спасибо и за то, что сохранили. А голову мы найдем, найдем, такая у нас работа.

Ангел повеселел и, еще немного неловко потоптавшись, ушел, пожелав нам спокойной ночи.

— Вы и вправду думаете, что мы найдем голову? — осторожно спросил я Помониса.

— Найдем или, во всяком случае, сделаем все, чтобы найти, — твердо ответил он.

«Как жаль, что я-то этого, может, и не увижу. Через день нам придется расстаться. Командировка кончается, а еще есть дела в музее», — с досадой подумал я.

— Найдете, точно говорю — найдете. А мне тогда открыточку бросьте, когда найдете, господин профессор, — сонным голосом проговорил агроном.

— Ну вот, видите, — обратился ко мне Помонис, — боги благоприятствуют нам. Сам Геракл взял под защиту наше дело. А пока что давайте спать.

Мы проснулись чуть свет. После завтрака Помонис щедро расплатился с Ангелами. Агроном подбросил нас до совхоза, откуда время от времени ходили грузовики до районного центра. Прощаясь, агроном еще раз пожелал нам удачи. Помонис записал его адрес и заверил, что обязательно сообщит, чем кончились наши поиски. Может быть, сказалась усталость, а может быть, нам просто не везло, но до нашей крепости мы добрались уже глубокой ночью. Луны не было, и все вокруг погрузилось в глубокую тьму. Светя карманным фонариком, Помонис отыскал на берегу лодку, мы переправились на остров и тихо, добравшись до своей комнаты, улеглись в кровати.

Вдруг Помонис прошептал мне:

— Вы знаете, мы опоздали на свадьбу Маши и Атанаса. Она должна была быть вчера. Но вот что удивительно. Насколько я знаю, свадьба здесь, и у цыган тоже, продолжается не меньше трех дней. Да и гуляют почти круглые сутки. Почему же уже на второй день там так тихо?

Это было действительно странно, но мне так хотелось спать, что я только пробурчал в ответ что-то неопределенное и повернулся на бок.

Особенно долго поспать нам не удалось. Нас разбудил скрежет вагонеток, катившихся по рельсам, голоса рабочих. Пока мы ходили умываться и завтракать, ребята тактично сидели по своим раскопам. Едва только мы кончили есть, как в столовую пришли и Адриан, и Галка, и Николай, и еще несколько сотрудников и студентов. Помонис очень коротко рассказал о нашем путешествии и показал статуэтку. Он объявил, что подробный отчет сделает вечером, после завершения раскопочного дня, а пока что мы поедем в село и будем продолжать розыски.

Мы вышли из столовой и направились к берегу. Все ребята разошлись по своим местам, только Николай молча почему-то шел за нами. То место на другом берегу, где раньше стоял цыганский табор, было пустынным, только торчал высокий столб со свисающими с него канатами. Этот одинокий столб выглядел теперь каким-то нелепым и даже зловещим.

— Да, — всматриваясь, как и я, в тот берег, обратился к Николаю Помонис, — что же произошло со свадьбой? Где цыгане?

Николай помрачнел и тихо пробормотал:

— Вот по этому делу я и хотел поговорить с вами, учитель.

Помонис остановился и стал смотреть на Николая.

— Понимаете, — все тем же тоном продолжал Николай, — свадьбы не было. Цыган прогнали. Свадьба должна была начаться вчера днем, а утром двое крестьян увидели, как парень в красной рубашке украл прямо с воды двух гусей. А в красную-то рубашку с утра оделся Атанас — жених. Лица его крестьяне не видели — далеко, но опознали по красной рубашке. Тут собрались все мужчины из села, кто с чем, пришли и сказали цыганам, чтобы убирались вон, а то плохо будет. Те, конечно, все отрицали, но им пришлось уйти, все равно пришлось.

— Да, — протянул тоже помрачневший Помонис, — какая глупая история, как обидно!

— Это еще не все, учитель, — с большим усилием произнес Николай.

— Дело в том, что цыгане не виноваты. Гусей украл один из наших рабочих, и он действительно был в этот день в красной рубашке. Я сам это видел.

Лицо Помониса как бы окаменело. Голубые глаза его сделались совсем светлыми. Набухла и забилась жилка у виска.

— Как? Видели и смолчали? Видели и допустили, чтобы пострадали невинные люди? — хрипло произнес он.