Мама рассказывала о них, когда я была маленькой: в полумраке гостиной, где на камине дрожали свечи, она почти беззвучно шептала на ухо, будто боялась, что бэлморты могут нас услышать. Страшная история перед сном, от которой ночью снятся кошмары. Она говорила: «эти твари обладают способностью располагать к себе, внушают доверие. Они красивы и желанны, и если посмотришь им в глаза – ты пропала! Смерть от их рук покажется благодатью, и умирать ты будешь с улыбкой на устах. Если в твоей жизни появится невозможно красивый мужчина, от взгляда которого захватывает дух – беги от него! Беги, куда глаза глядят!».
Я еще помню ее лицо, чувствую запах от вещей, но как последние крупинки в песочных часах, воспоминания исчезают, тая дымкой в воздухе. Все реже я прикасаюсь к предметам в ее спальне, будто боюсь, что истрачу последние частички маминой сущности, и в следующий раз не вдохну аромата духов и не смогу вспомнить такой дорогой сердцу взгляд каре-зеленых глаз…
Сложив газету, Мишель закатила глаза. Я всегда считала ее холодные черты притягательными, но не подходящими к мягкому доверчивому характеру. Покосившись на меня, она собрала копну темных волнистых волос и заплела в косу. Самовлюбленность Моники ее забавляла, но всему есть предел. Тяжело вздохнув, я захлопнула книгу и положила рядом с собой. Выдав милейшую из улыбкой, ласково произнесла:
-Ты прекрасна, Моника. Какие могут быть сомнения?! Ты ведь это хочешь услышать?
И с этими словами поднялась с дивана. Моника возмущенно цыкнула и отвернулась, тут же утратив ко мне интерес. Лицезрение собственного отражения в зеркале ее привлекало куда больше. Она может стоять так полдня и разглядывать себя, поворачиваясь вокруг оси и строя шутливые мордочки. А в наши обязанности входит слащавая лесть и уверения в том, что очаровательнее нее никого на свете нет. За восемь лет жизни под одной крышей этот способ провести выходной день в кругу семьи, откровенно говоря, приелся. В отличие от старшей сестры, я не торчу перед зеркалом и не любуюсь своим внешним видом. Достаточно десяти минут для того, чтобы нанести макияж и провести пару раз расческой по волосам. Нет, я ухаживаю за собой, шкаф ломится от одежды, но я не настолько помешана на себе.
Я остановилась в дверях и через плечо вопросительно посмотрела на Мишель. Вздохнув, она вновь уставилась в газету. Довольно улыбнувшись, я побрела на кухню вниз по винтовой лестнице.
Дом достался мне от матери. Живописный уголок города, превосходный вид на чистейшее озеро Аллабор, в котором плещутся дикие утки и мелкие, разноцветные рыбки. Сад, благоухающий жасмином и изысканной флуфией – деревом с пестрыми, розово-белыми цветами, источающими дивный аромат. Они растут только в Эгморре, поэтому считаются деревом ведьм. Помню, как в детстве с мамой плели из его цветов венки…. Их запах ассоциируется у меня с добром и сердечным теплом. Когда на душе скребут кошки, я отправляюсь в сад, наслаждаюсь им и чувствую, как все проблемы тают, а мысли уносятся прочь.
Спустившись в просторную кухню, совмещенную со столовой, я подошла к окну, занимающему всю южную стену. Время стремилось к вечеру, и на улицах не было ни души. Тихий уголок города с рядами домов, разделенных узкой дорогой. Здесь порой за день не проедет ни одной машины. Нет, ведьмы не летают на метлах! Мы предпочитаем не выделяться из общей массы и разъезжаем на автомобилях. Есть у нас в арсенале несколько фокусов, но людям о них знать не стоит.
Легкие белые шторы колыхнулись на ветру, и перехватило дыхание. Кожа пошла рябью, внезапно стало не по себе. Необъяснимое ощущение заставило отстраниться от окна и обнять себя за плечи. В футболке и джинсовых шортах вдруг стало холодно. Залитая солнцем улица потемнела, утратила краски. Поблекли крыши домов, пожухла листва, флюгеры замерли, будто в испуге. В повисшей тишине раздался тихий гомон, переходящий в шепот. Слышался шорох перьев, скрип старых половиц и свист сквозняков - странные звуки в голове складывались в мое имя. "Эшли"...
Резкий порыв ветра прогнул деревья, с ветвей сорвались стайки воронов с возмущенными криками. Вновь солнце золотило крыши, играло лучами на сочной зелени. Что это было? Я кончиками пальцев коснулась кулона - холодный, безмятежный камень тускло поблескивал. На изгородь, дверь и окна наложены чары-ловушки. Чужаку ни за что не пройти незамеченным. Если кто-то посторонний проникнет за забор, то каждая из нас почувствует. Это сложно описать: чувство тревоги, легкое покалывание на коже, но не то, что сейчас испытала я.
Шаги со стороны лестницы отвлекли от раздумий, и я резко обернулась. Мишель не спеша спускалась, складывая на ходу газету вдвое. На ней струились белые свободные брюки, декорированные сборкой внизу. Под полупрозрачной майкой на тонких бретелях угадывалось черное белье. Переложив корреспонденцию в левую руку, правой она сбросила густую косу с плеча.
-Это начинает утомлять,- низким голосом произнесла она и подошла к холодильнику.
Ее появление спугнуло наваждение, и я была этому рада. Мишель - эмпат. Ей нелегко приходится среди людей, чужие мысли и переживания мучают сестру день изо дня. Она не любит, как я, бродить по улицам. Ей вполне хватает общения с покупателями в своем магазине, чтобы набить голову чужой болью и злобой. Ворчливость и плохое настроение по утрам – это еще полбеды. Странно, как она еще не свихнулась.
Я прошлепала босыми ногами к островку в центре кухни, на котором стоял графин с цитрусовым соком. Налив напиток в изогнутый стакан, я оперлась локтями на столешницу и огляделась. Светлые стены, покрытые декоративной штукатуркой, повсюду цветочные детали. Потолок с лепниной, восточную стену полностью занимает кухонный бирюзовый гарнитур, украшенный завитками и причудливыми линиями. Мама любила этот дом и своими руками расписывала его. Но прошли годы, возникла необходимость делать ремонт. Я постаралась по возможности сохранить плоды ее творений, на память. Цветы и узоры – выражение ее нежности. Встроенная техника, наливной пол и подсветка - современные тенденции и необходимость.
Достав из морозилки лоток с мороженым, Мишель подошла к островку. Выдвинув из-под него ногой высокий барный стул, сел напротив меня. Она открыла лоток, погрузила в него ложку и, увлеченно высунув язык, принялась мять сливочное лакомство.
-Ты во время сбежала. Еще немного, и она включила бы мамочку.
-У меня все впереди.
-Неужели ей самой не надоедает?- с вдумчивым видом Мишель поднесла ложку ко рту.
-А что, если мы станем такими же лет через сто?- задумчиво протянула я, и Мишель замерла. Медленно подняв на меня взгляд, она вложила в него все возмущение, на которое была способна.
-Через сто лет мне стукнет сто пятьдесят два. Не порть мне и так паршивое настроение,- пробубнила сестра с набитым ртом.
-У тебя оно каждый день такое,- парировала я.
- Напугала, тоже мне! Можно подумать, я буду девочкой! На сколько ты старше меня? На семь лет?!
Мишель взглянула на меня исподлобья, загребая ложкой мороженое.
-И вообще, что с тобой такое?- спросила я и отпила из стакана. Поднеся ложку ко рту, сестра замерла и раздраженно прикрыла глаза. Затем медленно опустив ее в лоток, посмотрела на меня так, будто хотела сжечь взглядом на месте. Я невинно похлопала ресницами.
-Читай хоть иногда прессу, и будешь знать, что творится вокруг.
-Не хочу забивать голову ерундой. И тебе не советую.
-Странно слышать это от тебя, Эш. Не ты ли вечно путаешься под ногами у копов, разнюхивая подробности преступлений?! В Хайенвилле, что ни день, то новая напасть: вампиры, зомби, а теперь истребляют ведьм!- она проговорила это с таким видом, будто ей лично пришлось разгребать перечисленный кавардак. - Вот где бы ты разгулялась от души!
Я холодно вздернула брови, но скрыть насмешливую улыбку не смогла. Мишель даже бухтит забавно.
-Ведьм не так просто убить,- рассудительно отметила Моника, спускаясь по лестнице. Коснувшись розового круглого кулона на шее, она безмятежно улыбнулась:- Свет оберегает нас, а его, как знаешь, невозможно снять. Бэлморты в тех местах не водятся, так что я не вижу смысла верить словам репортеров, дорогая! Либо полиция ошибается, либо это были не ведьмы.