Он стал ее пажом, если не сказать хуже. Ольга училась на втором курсе, на английском отделении. Каким образом он не заметил ее раньше, так и осталось загадкой. Ходили ведь полтора года по одним и тем же коридорам. А некоторых ее одногруппниц он знал даже более чем хорошо.
Ольга милостиво разрешала провожать ее из университета, угощать в буфете на жалкие копейки, выдаваемые матерью, и даже иногда приглашать в кино. При этом ему всегда казалось, что она находится не рядом с ним, а где-то на другой планете. Он лез из кожи вон, стараясь развеселить ее, но Ольга только вежливо улыбалась. При этом он никогда не знал, а слушала ли она его вообще. Он ничего о ней не знал, потому что сама она не рассказывала, а на вопросы отвечала уклончиво.
Он сходил с ума и ревновал Ольгу к каждому столбу. Каждого парня, который смотрел на нее с интересом, - а таких было, разумеется, большинство – хотелось повалить на землю и долго бить ногами. Ольга была отличницей, и он бесконечно изводил себя мыслями о том, каким образом она получает «пятерки» - за знания или как-то по-другому.
Была ли это любовь? Он не знал. Иногда ему казалось, что он ненавидит Ольгу. Настолько ненавидит, что готов убить. Когда он впервые попытался поцеловать ее, Ольга оттолкнула его с брезгливым «прекрати». Он стоял и смотрел на нее, сжав кулаки, стиснув зубы, и все вокруг затягивало багровой пеленой.
- Больше ты меня не увидишь! – сдавленно выкрикнул он и убежал, сопровождаемый ее смехом.
Прошло два дня. Он смотрел на нее издали, но не подходил. А по ночам грыз от отчаянья пальцы и вслух называл ее такими словами, от которых покраснел бы даже пьяный грузчик. На третий ему стало легче, и он даже вздохнул с облегчением. И подумал, что на свете есть и другие девушки. Не такие стервы.
Но на четвертый день Ольга сама подошла к нему.
Она играла с ним, как кошка с мышью. Держала на поводке. Отталкивала, если приближался слишком близко, но натягивала поводок, если пытался уйти. Он не мог понять, почему она так себя с ним ведет. Хотя и догадывался смутно, что играет роль мужских брюк, которые красивая женщина кладет рядом с собой на пляже, чтобы избежать докучных приставаний. Все знали, что Ольга – его девушка, и даже не пытались за ней ухаживать, поскольку было общеизвестно: Олег Смирнов – парень хоть и хилый на вид, но совершенно бешеный. Поэтому лучше ему дорогу не переходить. Никому в голову не могло прийти, что ему так и не удалось ее даже поцеловать, не говоря уже о чем-то большем.
Он совсем забросил учебу и закономерно завалил летнюю сессию. Мать пригрозила прекращением денежного довольства. Да и сам он понимал, что надо как-то выбираться из этого болота. Жить в тусклом, лишенном красок мире было невыносимо. Он в очередной раз решил порвать с Ольгой. Навсегда.
- Как знаешь, - пожала плечами Ольга. – Я, правда, хотела тебя на день рождения пригласить. Но раз так…
- Я приду!
Он тут же прикусил язык, но было поздно. Ольга усмехнулась и продиктовала ему свой адрес.
Ночью ему так и не удалось уснуть. Слабенький, жалкий голосок разума пищал: «Не надо, дурак, не ходи». А кто-то хитрый и лукавый очень уверенно доказывал обратное: «Это шанс, это шаг вперед, ведь раньше она тебя никогда не приглашала к себе домой. Ты будешь идиотом, если не воспользуешься такой возможностью».
Он купил цветы и пошел. Свернул с набережной Обводного канала, запутался в многочисленных Красноармейских улицах, чуть не заблудился в мрачных проходных дворах, с трудом обнаружил нужное парадное, поднялся на третий этаж. Жалкий голосок еще пытался остановить его: «Беги, пока не поздно!», но он дернул плечом и позвонил в дверь.
В квартире гремела музыка, его звонок сразу не услышали, пришлось позвонить снова. Дверь открыла совсем юная девушка в желтом сарафанчике на бретельках. Ее огромные глаза сияли каким-то совершенно неземным светом.
- Вы к Оле? – спросила она. - Проходите.
19.
Я вышел из аэропорта и направился было к стоянке такси, но передумал. Нечего шиковать. Я тут теперь не гость. Как прочие смертные – городским транспортом, пожалуйста. Правда, автобуса я все-таки дожидаться не стал, сел на маршрутку. Потом долго ехал в метро и пытался понять, чем же питерское метро и питерские жители отличаются от пражских аналогов. Внешне – вроде, ничем. Разве что в Праге почище, а здесь станции покрасивее, хотя и не все. Что до людей… Разница определенно была. Я ее чувствовал, только сформулировать никак не мог. Почему-то казалось, что они намного ближе мне, чем пражане. Здесь я был среди хоть и незнакомых, но все же своих. И это было странно. Ну да, моя мать – русская, и я родился в этом городе. Но прожил-то всю жизнь в Праге. И отец мой – чех. Даже если делать скидку на мифический голос крови, почему ее русская составляющая вдруг заговорила громче чешской?
Пока я ехал в метро, прошел дождь. Терпко пахло мокрым тополиным пухом, тонущим в лужах грязными неопрятными комьями. Рваные молочно-белые облака лежали низко, почти на крышах домов. И хотя сумка была довольно тяжелой, я решил дойти до Малого пешком.
Проходя мимо Макдоналдса, я остановился. Безумно захотелось отвратительный холестериновый чизбургер с «деревенской» картошкой и сырным соусом. В самолете кормили какой-то малосъедобной костлявой курицей с рисом, от которой я брезгливо отказался. Конечно, как будущий медик я знаю, что поедание фастфуда – это медленное самоубийство. Но что поделать, если это так вкусно? Иногда я даже подозреваю, что во всю эту пакость подмешивают нечто наркотическое, вызывающее привыкание. А еще – что подавляющее большинство людей любят еду из Макдоналдса, легкую музыку и детективы, хотя и стесняются в этом признаться. И поэтому утверждают, что предпочитают суши, классику и мейнстрим.
Идти в магазин, а потом готовить что-то на бабушкиной кухне мне совсем не улыбалось. В кафе тоже не очень тянуло. А вот в Мак – в самый раз. Я вошел вовнутрь, затолкал сумку под ближайший столик (окружающие посмотрели на меня со страхом, видимо, приняли за террориста) и встал в очередь к кассе. Через несколько минут я уже сидел у окна и макал кусочки нашпигованной канцерогенами картошки в коробочку с сырным соусом.
Разинув пошире рот, чтобы откусить от чизбургера, я посмотрел в окно и застыл, как Щелкунчик. Глядя себе под ноги, в двух метрах от меня шел невысокий сутулый мужчина с торчащими соломой светлыми волосами. Я не видел его лица, но какое-то шестое чувство завопило: «Это он! Хватай! Держи!» Если б я был псом, наверняка шерсть на моем загривке вздыбилась бы боевой щеткой.
Я положил чизбургер на стол и выбежал на улицу. Бросился в одну сторону, в другую. Но бледно-голубое пятно его трикотажной рубашки словно растворилось.
- Не видели, куда мужчина пошел? – спросил я у бабки, которая просила милостыню, прижавшись к стене дома. - Маленький такой, худой, в голубой рубашке.
Ничего не ответив, бабка шарахнулась от меня, как от чумы. Может, мне просто показалось? Может, и не было его?
Я повернул обратно к Макдоналдсу, чтобы забрать сумку и по возможности доесть свой несчастный чизбургер – если, конечно, шустрые уборщики не подобрали его на корм своей собачке. Но в стекляшке творилось что-то странное.
За те десять минут, пока я бегал по проспекту, ее экстренно очистили от посетителей. Народ толпился поодаль, у входа стояли охранники. Видно было, что им очень хочется сделать ноги, но нельзя. Я подошел ближе.
- Стой! – рявкнул охранник. – Отойди отсюда, живо!
- Там моя сумка осталась, - еще не понимая, в чем дело, возразил я.
- Это он! – завопил кто-то из толпы.
Через пару секунд я лежал носом в асфальт с завернутыми за спину руками. Откуда-то с нарастающей громкостью доносилась милицейская сирена.
Все ясно. Не зря я подумал насчет террориста. В каждой шутке, как говорила мама, есть доля… шутки. А все остальное, к сожалению, правда. Хоть я на чеченца и не похож, но мало ли сочувствующих. Пришел, сумку под стол, сел, потом выскочил, как настеганный, сумку бросил. Ясное дело – сейчас все взлетит на воздух. Правда, по логике вещей я должен был как раз вместе с сумкой и взорваться, но вдруг я не настоящий шахид, а просто так, погулять вышел? Вот и доказывай теперь, что не верблюд. Самое обидное будет, если имущество мое расстреляют при помощи специального робота.