— Ваше сиятельство, я ищу вас. В поместье сказали, что вы с ее сиятельством…
— Ближе к делу, — прервал мужчину Аристан.
— Прибыл посланник из Брима, — тут же произнес служащий. — Большой пожар, уничтожены склады с провиантом…
— Проклятье, — коротко выругался супруг. После посмотрел на меня. — Дорогая, я вынужден покинуть вас. Вы возвращаетесь в поместье, я прибуду, как только освобожусь. Все наши разговоры придется отложить на потом.
— Вы отправитесь в Брим? — с тревогой спросила я.
— Скорей всего, — кивнул его сиятельство. — Думаю, не ночью, так к утру я смогу появиться дома. Ни о чем не тревожьтесь и спокойно ложитесь спать, даже если я еще не вернусь.
— Ох, Богиня, — выдохнула я.
Диар уже выбрался из кареты, но вновь заглянул и поманил меня к себе. И как только я приблизилась, поймал мое лицо в ладони и поцеловал. После шепнул:
— Люблю, — и дверца захлопнулась.
Карета тут же тронулась с места, повинуясь жесту его сиятельства. Я выглянула в окошко и успела увидеть, прежде чем экипаж свернул за угол, как диар забирается в седло лошади служащего и пришпоривает ее. В самое последнее мгновение он обернулся и махнул мне рукой. Я откинулась на сиденье и снова схватилась за грудь от неожиданного предчувствия беды. Тут же вспомнилась корона диары, и я сердито тряхнула головой. Глупость какая!
Никто диара в пламя не пустит, да и потушили уже возможно пожар, и Аристан будет разбираться с его последствиями, а не участвовать в тушении. Нужно просто умерить мнительность и не накликать беду своими предчувствиями и фантазиями. Зато у меня появилась возможность спокойно придумать, как объявить мужу о своей беременности…
Мысль о том, что во мне зародилась жизнь, притупила тревогу, и я улыбнулась. Накрыла ладонью живот и прошептала:
— Милости Богини тебе, малыш.
И так тепло стало от осознания, что я сейчас в карете не одна, что улыбка стала гораздо шире. Умиленно вздохнув, я попробовала на язык одно короткое слово, отозвавшееся в каждой частичке моего существа священным трепетом:
— Мама… Я буду мамой, — чуть громче повторила я и счастливо засмеялась. — Маменька Флоретта, папенька Аристан. Папенька… Скачет сейчас наш папенька в Брим и даже не знает, что ты у него есть. Ох, Богиня…
Я зажмурилась, что есть силы, и протяжно выдохнула, успокаивая волнение. До невозможности захотелось узнать, как будет выглядеть наш с Арисом малыш. Будут у него глаза зеленые или серые, родится ли он светловолосым, как отец, или его волосы будут более темными, как у меня? И кто это будет: мальчик или девочка? В любом случае, хочу, чтобы ребенок был похож на его сиятельство, тогда он непременно будет красив.
— Как же еще далеко до лета! — воскликнула я, в нетерпении потирая руки.
А после вернулись мысли о том, как я сообщу диару о его скором отцовстве. Как вообще жены сообщают мужьям о прибавлении в семействе? Ваше сиятельство, ликуйте, вы станете отцом… Нет, слишком пафосно. Арис, я беременна… Слишком просто. Любовь моя, я должна сообщить вам о великой милости, оказанной нам Матерью Покровительницей… Слишком официально и снова не без пафоса. Затем вспомнилась любвеобильность моего супруга.
— Аристан, умерьте ваш пыл, будущий диар этого не одобряет… Точно!
Я весело рассмеялась. Я ведь мать будущего диара Данбьерга, и, стало быть, он тоже сможет издавать законы. А пока младенец не имеет возможности донести свои мысли, его рупором могу стать я, его родительница. Да, я, как мать будущего диара, буду говорить от его имени. Осталось изобрести свой закон и озвучить его, сославшись на право диары-матери. О, да-а.
И вновь я развеселилась, представив лицо супруга, когда я, преисполнившись высокомерия и наглости, оглашу ему какой-нибудь закон от имени нашего дитя… Только какой? Как же его сиятельство может с ходу изобретать все эти чиновничьи премудрости? Почему мне в голову так легко ничего не приходит? Завистливо вздохнув, я набралась терпения, решив непременно найти что-нибудь этакое, что я смогу использовать. Непременно вспомню и использую! Ради потрясенной физиономии сиятельного диара я готова выдумывать до самого его возвращения. Лишь бы он скорей вернулся…
За всеми этими мыслями я не заметила, как дорога привела карету к воротам поместья. Увлеченная разнообразием идей, я поднялась во дворец, разделась и уселась к окошку. Но стоило только бросить взгляд на побелевшую от снега улицу, как тоска начала запускать в душу холодные щупальца, изгоняя радость и лишая всяческого желания фантазировать дальше. Вернулась тревога и неприятные мысли о том, что может ожидать моего супруга на пожаре в Бриме. Воображение живо отозвалось на мой призыв и нарисовало множество картин, одна страшней другой.
Вскоре я уже вышагивала по комнатам, резко ощущая их пустоту и свое одиночество. Зябко куталась в шаль, но все никак не могла согреться. Устав от метаний между окнами в ожидании, когда появится долгожданный всадник, я перешла на половину мужа. Дошла до его малой библиотеки и попыталась отвлечься на книги. Долго ходила между полками, любовно поглаживала корешки, представляя, как их касались пальцы мужа. Даже попыталась определить его любимые книги, но так и не сумела.
Днем, если его сиятельство не сидел зарывшись в своих бумагах, он читал газеты, которые ему доставляли каждый день, а вечером, расслабленный и спокойный, диар некоторое время читал в постели книгу при свете свечи, но так как чтению книг он уделял время перед сном, то читал не особо скоро, и последняя его книга все еще лежала в спальне.
Вспомнив о ней, я покинула комнаты мужа и прошла в нашу спальню. Книга нашлась на маленьком прикроватном столике со стороны, где обычно спал Аристан. Я присела на кровать, стараясь не вспоминать, что еще несколько часов назад он дарил здесь мне упоительные ласки, щедро делясь своей любовью и страстью. И его горячий шепот, таивший в себе бессвязные признания, и шутки после, когда я, все еще открытая и мало способная быстро ответить, могла только фыркать и строить недовольные рожицы, приводившие к тому, что супруг весело смеялся, передразнивая меня. Ничего этого я пыталась не вспоминать, но мысли сами собой лезли мне в голову, заставляя сердце сжиматься от всё более возрастающей тоски и волнений за моего мужа.
— Ох, Арис, — тихо всхлипнула я и все-таки открыла книгу.
Однако вникнуть в содержание мне не удалось, и я оставила всякие попытки углубиться в чтение. Посидев еще несколько минут в обнимку с книгой, я не выдержала. Мне вдруг показалось, если еще хоть немного останусь одна, то непременно сойду с ума. Бережно вернув книгу на место, я вышла из спальни, мгновение раздумывала и уверенно покинула покои.
— Скажите седлать Золотце, — велела я лакею, призванному мной. — Я хочу проехаться до поместья Берлуэн.
— Скоро стемнеет, ваше сиятельство, — предостерег меня мужчина.
— Я недолго, только поговорю немножечко и сразу назад, — улыбнулась я.
— Может, лучше карету…
— Золотце, — отчеканила я.
— Слушаюсь, — поклонился лакей и отправился выполнять мое приказание.
Наверное, мне сейчас следовало бы передвигаться в карете, но представить, что я вновь окажусь в закрытом пространстве наедине со своими мыслями, было невозможно.
— Я никуда не буду спешить, — шепотом пообещала я тому, кто сейчас жил внутри меня, погладила живот и позвала горничных.
Вскоре я уже выезжала из ворот поместья, вдыхая прохладный воздух полной грудью. Мороз еще легкий, но уже отчетливо ощущаемый, приятно холодил лицо, успокаивая нервы. Прикрыв глаза, я позволила себе помечтать, что скажет папенька, узнав, что вскоре станет дедушкой. Улыбка сама собой вернулась на уста, и я позволила своей кобылке немного прибавить в шаге. Времени у меня было совсем мало, и не следовало терять его на пустые мечты.
Я повернула и поехала по малоприметной тропе к родительскому поместью, изученной уже до малейшего кустика. Этот путь показал мне супруг, чтобы не тратить время на проезжую дорогу, где стояли указатели. Разбойников у нас поблизости не было, и особо бояться казалось нечего. Но в начале и в середине осени я скакала быстро, наслаждаясь бегом Золотца, сейчас же ехала почти шагом.