Вторую бутылку распивали уже не торопясь, вдумчиво, с беседами про хреновое политическое положение в стране и лирическими отступлениями на тему тяжкой семейной жизни. Водка, помноженная на пиво, и жаркий, душный день сделали свое дело. Мужики сидели уже изрядно пьяные. Но спокойно и мирно, без закидонов и выяснения отношений. Нормальная мужская компания, нормальные дружеские посиделки.

За водочкой и неспешными разговорами время пролетело совершенно незаметно, и друзья даже не заметили, как наступил вечер, а за ним и ночь. Разве что Ленька сходил в гараж, врубил электричество, и теперь они спокойно посиживали при свете шестидесятисвечовой лампочки, вокруг которой слепо роилась мошкара.

Вот именно там, на заднем дворе автобазы, и нашла Полтева жена – уже в половине первого ночи. Обеспокоенная незапланированно долгим отсутствием мужа, она быстро собралась, на попутке проехала шесть километров от хутора Полтевых до села и принялась разыскивать мужа. В поисках ей помогла жена Николаича, к которой, зная про ремонт грузовика, заглянула Оля. Несмотря на поздний час, Николаичева жена не спала и терпеливо поджидала загулявшего после трудовой недели благоверного. Она-то и рассказала Оле, что Полтев вместе с Николаичем и Ленькой вовсю оттягивается на автобазе.

Оля была женщина мудрая, замужем за Полтевым состояла уже двенадцатый год и прекрасно знала, что и как говорить мужу, когда он выпивает с друзьями.

Поэтому, внезапно появившись из темноты перед опешившими, с рюмками в руках, крепко поддатыми мужиками, она не стала укорять мужа, вопить про свою загубленную жизнь и устраивать скандал, как сделало бы на ее месте добрых девяносто процентов жен.

Ничего подобного.

Для начала Оля вежливо поздоровалась и пожелала всем присутствующим приятного аппетита. Рюмки были мгновенно отставлены, жена товарища усажена за стол, и Николаич осторожно поинтересовался – не употребит ли она рюмочку за компанию? Олин ответ: "Отчего же и нет с хорошими людьми", – привел в состояние тихого восторга Леньку и Николаича. А Полтев, с достоинством приобняв жену за плечи, гордо оглядел сотоварищей – дескать, вот как надо жен воспитывать!

Умная Оля хорошо понимала: мужа надо было как можно скорее увести спать, потому что с утра ждали неотложные дела по хозяйству и недоенные коровы. И речи не было ехать домой: Полтев был вдрызг пьян и вряд ли бы различил, где в машине находится руль, а где рычаг переключения передач. Поэтому Оля еще до прихода к собутыльникам на автобазу договорилась с женой Николаича, с которой была давно и хорошо знакома, что они с мужем останутся ночевать у них. А рано утром, когда муж хоть немного проспится, поедут к себе на ферму. И Оля так ловко повела разговор, что ничего не подозревающий Николаич сам предложил Полтевым остаться на ночлег. Естественно, приглашение было принято с благодарностью.

Друзья подняли по последней – на посошок, – и через пару минут пошатывающийся Полтев, поддерживаемый верной женой, поплелся следом за еще крепко стоящим на ногах Николаичем по ночной улице села к Николаичеву дому.

Дом с хозяйственными постройками черным силуэтом вырисовывался на фоне звездного неба. Свет в доме и пристройках был погашен, только в большом дворе, огороженном крепким полутораметровым забором, горела лампочка над задним крыльцом. Да еще слабый свет падал из узких окошек, расположенных под самой кровлей коровника. Чудовище, бежавшее по обочине дороги вдоль поля, увидело его.

Это был дом Александра Полтева.

Чудовище остановилось. Медленно поворачивая голову, оно вслушивалось в тишину. В недалеком лесу коротко и заполошно прокричала какая-то ночная птица. Нагревшаяся за день и теперь медленно остывающая земля легко, еле слышно потрескивала. Плотная пыль, ровным слоем устилавшая дорогу, мертвенно-тускло светилась в лунном сиянии.

В этом доме ничто не предвещало опасности. Более того – монстр знал: за забором прячутся те, кто сейчас ему жизненно необходим.

Жертвы.

Решившись, чудовище быстро и бесшумно двинулось в сторону дома. Ведомое безошибочным инстинктом, нацеленным исключительно на убийство, оно осторожно приблизилось к ограде с подветренной стороны. И снова остановилось в подступающих к самому забору зарослях лебеды и крапивы, вслушиваясь и всматриваясь. Перестроенное зрение чудовища было идеально приспособлено к ночи: оно отчетливо видело все, даже мельчайшие детали. Зрелище, представшее его глазам, отчасти было похоже на картинку, которую видит человек, вооруженный инфракрасным прибором ночного видения. Но она, в отличие от изображения на экране такого прибора, была совсем четкая и ясная.

Чудовище сделало пару скользящих шагов вперед и вплотную приблизилось к деревянному забору, за которым находился задний двор дома. Под его широкой когтистой ступней еле слышно хрустнула тонкая сухая ветка.

И тут же во дворе, около стены большого коровника, пробудились два сгустка тьмы, неподвижно покоящиеся в траве. Они дружно вскочили и, стуча когтями лап по утрамбованной земле, не издав ни звука, ринулись в сторону подозрительного звука. Это были две огромные, под шестьдесят килограммов каждая, сторожевые собаки – чистокровные среднеазиатские овчарки. Жестко и даже жестоко выдрессированные исключительно для охранной службы, свирепые и безжалостные цепные псы умели делать только одно-единственное: защищать до последней капли крови дом и хозяев от посягательств любого чужака – человека или животного.

Полтев купил псов по случаю и недорого – обоих за четыреста долларов. Купил через одного своего знакомого в московском клубе, еще двухмесячными щенками. У овчарок – братьев из одного помета – была длинная родословная и не менее длинные имена. Но Полтев тут же сократил их имена до удобоваримых вариантов – Джек и Валет.

А собак он не раздумывая купил сразу после одного малоприятного случая. Когда Полтева чуть не грабанули. Дело было так. Однажды под вечер, когда Полтев вместе с женой и детьми еще был в поле, трое двадцатилетних крепко поддатых мальчишек – залетное хулиганье из Алпатова, – подъехав на угнанной легковушке, забрались в дом и стали шустро выносить вещи. Они уже выволокли и загрузили в машину два импортных телевизора, видак, двухкассетник и всякую мелочь, вроде одежды и мельхиоровых ложек, которые приняли за серебряные, когда возле дома внезапно появилась "пятерка" Полтева. Он потом и сам толком не смог объяснить следователю, почему ни с того ни с сего вдруг сорвался с места и поехал домой. И что ему там понадобилось. Просто какое-то неосознанное чувство тревоги сдернуло его с трактора и погнало с поля.

Но дело было даже не в этом.

Когда Полтев увидел в воротах опешивших от неожиданной встречи грабителей, то долго раздумывать не стал. Он выхватил из-под сиденья монтировку и без лишних слов ринулся на воров. Схватка была недолгой. Здоровьем и ростом Полтев был не обижен, да и монтировка помогла. Первому из парней, который выхватил из кармана модный нож-выкидушку и бросился на него, Полтев несколькими ударами монтировки раздробил обе руки. От дикой боли и шока тот мгновенно отрубился. Двое других не успели даже толком вступиться за товарища; только замахали кулаками, как немедленно и свирепо получили все той же монтировкой по зубам и головам. Полтев связал двух полуоглушенных парней, а третьего, который так и не пришел в сознание, даже не стал связывать. Покидал их как баранов в просторный багажник "пятерки" и отвез в село, к участковому. На суде парни получили от пяти до восьми. Полтева оправдали. Но сразу же после этого случая он купил щенков.

Когда собаки подросли, Полтев отдал их на дрессуру через того же знакомого. И теперь псы признавали только его, Олю и детей, которым даже позволяли ездить на себе верхом. Но когда в дом к Полтеву кто-то приезжал, собак от греха подальше непременно сажали на толстые короткие цепи: для них не существовало понятия "друг". Так уж их воспитали.