Иногда Ивану Можайскому казалось, что Василий поглядывал на него недобро, и тогда холодело внутри от страха. Сейчас Василий Васильевич в силе, самое время вспомнить прежнюю обиду, когда Иван Можайский отказал в помощи московскому князю, переметнувшись к его врагу, Юрию Дмитриевичу. Василий может приказать своим стражам, не отстававшим от великого князя ни на шаг, схватить его и стеречь в Коломне вместе с Дмитрием Шемякой. Поохают бояре, попричитают и примут от московского Васьки нового князя. Московские князья не умеют прощать обид. Они могут держать при себе сотоварищей, но только до тех пор, пока этот союз не противоречит собственным интересам. Стоит только разойтись в малом, как из друзей они превращаются в опаснейших врагов.

Московские князья сгубили тверских князей в Орде, когда решался спор, какому городу на Руси быть первым. Шепнули хану, что против него недоброе дело тверичи замышляют, отсыпали дорогих камней хитроглазым мурзам, и приговор свершился. Иван Можайский знал: сейчас Василий нуждается в его поддержке, оттого и идут их лошади голова к голове, но как только разобьют они Косого, припомнятся старые обиды. Ивану Можайскому подумалось, а не лучше ли для него, если бы Василий Васильевич потерпел поражение, а московский стол занял Васька Косой. Уж как-нибудь он с Галицкими князьями поладил бы!

Иван посмотрел на Василия, который, не догадываясь о тайных помыслах можайского князя, трепал по шее лошадь. Конь охотно откликнулся на хозяйскую ласку и тянулся губами к ладони хозяина.

Нужно помочь Василию Косому, но действовать придётся хитро, чтобы о тайных замыслах Василий Васильевич и подумать не смел.

Полки Василия остановились далеко за Москвой, в широком поле, и, куда ни глянь, всюду синь небесная. Поднялась в лугах высокая трава, мешает идти, путаются в ней ноги. Василий Васильевич спешился, взмахнул мечом, хотел срезать Зелёные колоски, да одумался — пускай живёт себе озорница. Запестрели шатры на зелёной траве. Сотники уверенно распоряжались, заставляя ратников надевать доспехи. Дружинники облачились в кольчуги, подвязывали колонтари, чинили боевые топоры и бердыши, затачивали стрелы.

— Старшой, — обратился Иван Можайский к Василию. — Может, мне к Ваське Косому съездить? Образумить нечестивца, от брани отговорить?

Вздохнул Василий Васильевич глубоко, закружилась голова от вольного воздуха, и запах полыни показался ему чересчур горьким. Недоспал, видать, государь, всё в седле да в седле, и Ивана Можайского вдруг кольнула непрошеная жалость: «А может, поберечь московского князя?» Но Василий Васильевич сурово глянул на брата, и Иван Можайский понял, что не ослабел великий князь ни духом, ни телом, а с полками своими окреп ещё более.

   — Поезжай! — безразлично махнул Василий Васильевич. — Если дурня образумить сумеешь... спасибо скажу.

Василий Косой был во хмелю. Чёртова сивуха мутила голову. Поднял он окосевшие глаза и спросил у рынды, стоявшего в карауле:

   — Кого это вы привели?

   — Не привели, государь, это князь можайский, от Василия Васильевича пришёл.

   — Иван?! — подивился Василий.

   — Он самый.

   — Чего это ты пришёл? Поначалу к отцу моему приставал, а теперь за Василием коня под уздцы водишь.

   — Опозорить меня хочешь, князь. Не заслужил я такого обращения. Я и батюшке твоему верой служил. Поднимись он сейчас из гроба, так ни в чём меня упрекнуть не смог бы.

   — Говори, с чем пожаловал, — оборвал Ивана Василий и дохнул сивухой в самое лицо.

   — А пожаловал я вот с чем, князь, — присел Иван Можайский на сундук. Тесно было в шатре, у свечей бесшабашно кружилась мошкара. — Побьёт тебя московский князь! Вон он силу какую понабрал, почитай, вся Русь за ним. Даже братья твои единокровные от тебя отворачиваются. Дунет на тебя Василий Васильевич — и нет тебя...

   — Уж не затем ли ты пришёл, чтобы уговорить в ноги московскому князю поклониться? На милость его просишь положиться?

Грозен был князь Василий во хмелю, боялись к нему подойти бояре.

   — Не понял ты меня, — мягко возразил Иван Можайский. — Хочешь, я помогу тебе от Василия Васильевича избавиться да на московский стол сесть?

   — Хм... И как же это ты поможешь? — недоверчиво хмыкнул Василий.

   — Дай мне сейчас слово, что вотчину мою расширишь и Переяславль отдашь.

   — Обещаю! — сказал Василий.

Просто даются обещания во хмелю.

   — Ты крест целуй свой нательный, — строго наказал Иван.

Помялся Василий Юрьевич, но рубаху расстегнул. Крест у него большой, посерёдке каплей крови застыл рубин. Перекладина креста слегка помята — побаловался князь в кулачном бою, вот и попортил матушкин подарок. Приложился Василий влажным ртом к распятию и выжал из себя клятву:

   — Ладно, паскудник, клянусь... Обещаю расширить вотчину, когда на стол московский поднимусь. — И пригрозил: — А если обманешь — голова с плеч полетит. Ну теперь говори, с чем пришёл, что надумал.

   — Как только я уеду, пошли гонца к Василию Васильевичу, пусть он скажет, что ты просишь перемирия до утра. Московский князь поверит, успокоится, а ты на него с полками сразу и наступай. Как в полон возьмёшь, так на московский стол и сядешь.

Василий Косой заправил крест под рубаху, откинул с широкого лба русую прядь и решился:

   — Хорошо... Только как же я узнаю, что князь поверил мне?

   — Гонца от меня жди. А сейчас идти мне нужно. Как бы Василий Васильевич недоброе не учуял.

Стражи вывели князя из шатра, подвели к нему коня и заторопились обратно.

   — А подсаживать кто будет?! — осерчал можайский князь.

Знали рынды — не положено князю, как мужику дворовому, влезать в седло, стопы его плечи холопов подпирать должны. Но у них свой князь — Василий Юрьевич! Обругать бы можайского князя матерно, пожаловаться на него Василию Юрьевичу, однако и по-другому обернуться может. Сейчас Иван с их князем сговаривались о чём-то.

— Становись на моё плечо, — согнулся дюжий молодец, — да не поскользнись, князь! Плечо у меня крутое.

Поддал князь стременами в бок коню и был таков.

Всё было готово к сражению, однако неспокойно на душе у московского князя.

   — Государь... видишь пыль на дороге, никак, гонец к нам скачет, полотнищем белым машет, — сказал Иван Можайский.

Пригляделся Василий Васильевич. Узкая лента дороги светлой полосой делила бор на две неровные половины. Дорога стремилась вырваться из плена сосен, которые огромными корневищами держали её с боков, а величавые кроны укрывали густой тенью. Действительно, у самого леса Василий разглядел всадника. Гонец торопился так, словно бор пугал его криками кикимор и уханьем леших. И сейчас, вырвавшись на простор и увидев дружину московского князя, он во спасение махнул белым полотнищем, призывая воинов помочь супротив нечистой силы.

   — Вижу, — угрюмо отозвался Василий.

   — Никак ли от князя Васьки Косого. Может, подождёшь выступать, Василий Васильевич, послушаем, что князь сказать хочет.

Лихо спешился перед великим князем гонец. Пал в ноги, в самую пыль.

   — Письмо тебе везу, великий князь, от Василия Юрьевича. Замирения до утра просит, оказал бы ты ему такую милость, — взмолился гонец, протягивая тугой свёрток.

Потянулся было Василий Васильевич к нагайке, чтобы отхлестать холопа, посмевшего советовать великому князю, однако в разговор вступил Иван Можайский:

   — Великий князь Василий Васильевич. Может, Васька Косой образумился? Может, тебя старшим братом признает? Авось до брани и не дойдёт. Обещал ведь подумать...

Василий Васильевич помешкал малость, а потом засунул плеть глубоко за голенище. Гонец не спешил разгибаться, так и стоял с повинной головой. Вот если бы так перед ним Василий Юрьевич согнулся. Простил бы!

   — Замирение, говоришь, просит до утра?.. Ладно, так и быть! Скачи к своему князю и скажи, что будет ему замирение до утра. Но не более! Если надумает помириться совсем... пусть приходит утром, всё прощу. Так и передай Ваське, только один может быть господином, остальные все младшие братья.