Здесь слишком душно.
— Откройте окна! — прокричал Райэдар. Никто даже не пошевелился. Полное равнодушие. — Нужен свежий воздух!
— Это твои проблемы. — Имбецелл, растратив остатки словарного запаса, опрокинул в себя пластиковый стакан вонючего самогона, перегнанного из тормозной жидкости.
Это был последний раз, решил для себя Райэдар, когда он слышит эти слова.
— Мои проблемы сейчас станут общими проблемами, — тихо и зло сказал Райэдар.
Сняв с пояса автомат, он провёл огненную линию по окнам, чуть выше голов пассажиров. Стёкла взорвались, и холодный ветер ворвался в вагон.
Люди повскакивали со своих мест. Тупые, жестокие лица. Нет, морды. Бритые плоские затылки. Они совсем недавно покинули изоляторы; одни — психиатрические, другие — тюремные. В руках, синих от наколок, блестели ножи. Враг, поднявшийся с ближайшей скамьи, выбил ногой автомат из руки Райэдара, — тот пропустил удар, смотрел в лицо Алирии, заводя упавшие волосы за ушко.
Что было дальше — так и останется вопросом. Алирия была без сознания, и потому ничего не сможет рассказать, а Райэдар почти ничего не помнил. Ярость, жуткая ярость, — такую он испытывал лишь несколько раз в жизни, — захватила его сознание; кровь залила его взгляд, он ничего не видел, кроме нечётких силуэтов врагов. Кровь… Только кровь вокруг… И беспомощный ангел, лежащий на его колене…
Много ночей спустя к нему стали приходить тусклые отрывочные воспоминания о той схватке.
…Трилистники, что он чертил острием меча в воздухе, — нет, в телах нападавших.
…Ошмётки мяса, что он разметывал в стороны клинком.
Он очнулся на том же самом месте, прижимая к себе одной рукой девушку, в вагоне заваленном изрубленными трупами. Одно можно сказать точно, — чтобы не потревожить девушку, Райэдар так и не поднялся с колена, на протяжении всего боя держа её, обняв левой рукой.
— Почему каждый раз когда я еду в поезде, случается бой?
…Когда поезд остановился, и двери открылись, кровь выплеснулась на платформу. Оставляя кровавые следы на бетоне, к выходу пошёл человек, несущий на руках девушку.
Свежий воздух оздоровляюще действовал на Алирию, она почувствовала себя значительно лучше. Они поели в близлежащем кафе, погуляли в сквере, посидели на скамейке.
— Эти крылья… — внезапно произнёс Райэдар, с едва заметной улыбкой. — За твоей спиной… Твои собственные?..
— Какие крылья?.. — недовольно пробурчала Алирия.
— Ты ангел! — воскликнул Райэдар, прижимаясь губами к её рукам.
Потом вернулись на перрон. Зашли в подъехавший поезд, он был пуст. Рабочий день уже начался, в столицу никто не стремился. Почти немедленно Райэдару пришлось поставить на место одного наглеца.
Алирия и Райэдар сели напротив, долго сидели наклонившись друг к другу и держались за руки. Потом измученная девушка почувствовала, что засыпает, сжалась, опустила голову на грудь. Она боялась выпустить руки Райэдара, боялась оказаться одной в мире, с одного субботнего вечера ставшим чужим, но спать так было неудобно. Сквозь дрёму она попросила Райэдара вытянуть ноги, чтобы своими чувствовать его присутствие. Но Райэдар поступил по своему, и гораздо лучше: взял ножки Алирии к себе на колени, снял туфельки и стал ласково потирать стопу и пальчики.
Девушка спала глубоко, дышала ровно. На лавку рядом с ней сел человек, развалился, широко раздвинув ноги, занял сразу два места, вжал девушку в стенку. Руку положил на спинку лавки, свесив зажатую бутылку над головой Алирии.
Райэдар почувствовал, как в нём поднимается ярость.
— Извольте подвинуться и убрать руку, — сквозь зубы процедил он. — Вы мешаете девушке спать!
— Что? Ты на кого вякаешь? — хохотнул мужик, развалясь ещё больше, пошло расставил ноги. — Как хочу, так и сижу!
Райэдар пошевелил правым плечом, ощущал ножны с мечом, поставленные в угол сиденья, к стенке вагона. Сидеть с мечом было неудобно, и он извлёк его из-под плаща, как только они вошли в вагон.
— Повторяю вам в последний раз… — начал Райэдар.
— Ты мне указывать будешь?.. — громила начал вставать, угрожающе сжав кулаки. И развалился опять, теперь уже по-настоящему.
Чтобы ублюдок не разбудил Алирию криками, Райэдар молниеносным росчерком клинка вырезал из его шеи конус, в вершине которого находились голосовые связки. Руку с бутылкой отрубил первой и кончиком меча отбросил за спинку лавки, чтобы текущая по венам наглеца гниль не попала на Алирию. Обрубил вторую руку и откинул через проход. Подсёк ноги, а когда туловище рухнуло на пол, отсёк голову. Всё произошло беззвучно, лишь под конец лезвие звякнуло о металлический пол.
Пинками Райэдар затолкал обрубки под лавку, заложил меч в ножны. Одев на ножки Алирии туфельки, пересел на одно сиденье с ней, обнял, положил её на колени. Мягко почёсывал ей головку, гладил по волосам.
Когда в вагон ввалилась пьяная компания футбольных фанатов, Райэдар вновь напрягся, чтобы почувствовать поясницей ножны, которые положил вдоль спинки, рукояткой к проходу, так удобнее выхватить.
Теперь Алирия под его защитой; она неприкосновенна для этих ублюдков. Он сможет её защитить, и каждый падёт жуткой смертью, если замыслит недоброе…
Адская боль раздирала его тело на части — во всех смыслах. Ноги до щиколотки распались, и из культей торчали розовые суставы голенных костей, — кости стопы и пальцев обсыпались, едва плоть сошла с них. Туго натянутые нервы тянулись из тела маньяка в сотнях мест, и плоть там разрушалась, сползая тонкими слоями с пульсирующей сеточки кровеносных сосудов. На руках нервы были куда чувствительнее, и потому руки расползались гораздо быстрее, уже оголились локти. Иртусигл напоминал сам себе вязаную куклу, которую он отобрал в детском салу много лет назад у хозяйки, и распускал у неё на глазах, выдёргивая ниточки из шерстяного тела. Теперь распускали его.
Этим утром упала челюсть, ударилась со стуком об пол, и в подвале гулко отозвалась пустота. Язык красным галстуком повис вдоль шеи. Теперь Олгдах не мог даже кричать, — впрочем, его никто и не услышал бы посреди глухого леса. Так же, как и раньше никто не слышал доносящиеся из подвала стоны девушки. Они волновали лишь окрестных белок, которые прислушивались, сидя на ветках, нависавших над поляной. А теперь белки все разбежались, испуганные нечеловеческими воплями распадающегося на куски маньяка.
Но для падальщиков подгнивающее мясо было стимулом, из-за которого они преодолели страх перед криками, потом и вовсе привыкнув к ним, и обращая внимания не больше, чем на вой ветра, а может и принимали его вой за ветер, попавший в теснину меж скал и подыхавший в ловушке. Хорёк, жадно поблёскивая чёрными глазами-бусинками, схватил отпавший нос, утащил из избы, похрустывая по пути хрящами. Крысы, — теперешние хозяева дома, — выгрызали подобно перчаткам опавшую с рук плоть, забирались под кожу и выгрызали изнутри. Они не могут достать меня, думал Олгдах, даже если будут прыгать, пока слишком высоко. Тяжёлые капли жёлтого склизкого гноя, падавшие иногда с его тела, распугивали тварей. Он видел, как такая капля попала одному хорьку на бок, и он стал вылизывать склеившуюся шерсть, став на задние лапки, а одну переднюю выгнув так, чтобы легче было дотянуться до заражённого бока. И через некоторое время забился в судорогах, выхаркал всё съеденное и упал в лужицу блевотины. Иртусигл бы засмеялся, если б не боялся каждого шевеления. Одной тварью, жрущей его тело, меньше — он ни кому не позволит есть себя, даже то, что отпало. Хорьки это не большая проблема. Но вот насекомые, привлечённые смрадом, исходящим от его гангренозного тела…
Маньяк проклинал себя, за то что весил больше сотни килограммов, а ведь это давало вначале схватки с Райэдаром преимущество. Но теперь оно превратилось в убийственный недостаток. Олгдах опускался под собственной тяжестью, и нервы, зацепившиеся за крючки, вытягивались из тела. Олгдах-Иртусигл-Димудус хотел половить рыбку в лесном ручейке, но из-за новой игрушки, — Алирии, — никак не мог найти время. Время для ловли нашёл Райэдар, и закинув удочки, оставил дом. Теперь Иртусигл понимал, что означало пожелание хорошего улова, которое сделал ему Райэдар, перед тем, как уйти. Олгдах слышал слова беглеца, хоть и был в полубессознательном состоянии после крепких ударов. Теперь Олгдах-Иртусигл не мог не признать, что у Райэдара хорошее чувство чёрного юмора.