250. ВЕСНА
Еще пою тебе, дочь милая Природы!
И как твоих красот и благости не петь
Тому, кто друг полей, друг тишины, свободы?
Ах! как бы я желал небесный дар иметь
Делилев, Томсонов! Что Креза все стяжанья
С его холодною, бесчувственной душой!
За алчность к золоту всю муку наказанья
Он терпит с Танталом! Проводит в кладовой —
В святилище его постыдного кумира —
И день и ночь — и что ж? Ни дня, ни ночи нет
Счастливых для него! Ему пустыня свет,
Немилы прелести ликующего мира
И люди все враги! Он сам себе позор;
Он всюду сирота!.. Ужасная картина,
Ужасная судьба!.. Я отвращаю взор —
И вижу: там в цветах зеленая долина;
Там пурпур запада верхи рисует гор;
Там Цинтия взошла над синими лесами
И смотрится в кристалл журчащего ручья,
Который у меня течет перед глазами, —
И гимн в душе моей!.. Но пенье соловья
Мой ум и чувства развлекает
И гимн достойнейший Природе воссылает!
Внимаю: трель гремит; вдруг слышен ровный топ;
Переменяется — и страсти все движенья:
Надежда, радости, отчаянье и стон —
Лиют мне в грудь рекой всю сладость восхищенья
И горечь всю тоски; пылает, стынет кровь,—
Вот действие твое, весна! твое, любовь!
Орфей лесов свою ждет к сердцу Эвридику.
Ах! он счастливее фракийского певца:
Природа съединит два страстные сердца;
Любовь не тронула подземного владыку!
Как мирно вкруг меня, и как душа моя
С вечерней роскошью, восседшею на троне —
Который всюду ей, весна, рука твоя
Поставила младой природы в нежном лоне,—
Душа моя парит далёко от сует —
Пороков гибельных и ветреного света!
Уже прошли мои мечтательные лета,
И в людях, в обществе мне больше нужды нет!
Но сердцу милые (имею вас!), придите
И счастье тихое со мною разделите!
Бывает хорошо нам в жизни и без вас,
Но с вами лучше во сто раз!
Что чувствую теперь, кому я открываю?..
Слова мои зефир разносит по лугам
И может их принесть к холоднейшим сердцам!
В сей мысли посреди веселья унываю!
Любовь к Природе, будь всегда щитом моим
Противу Рока и Фортуны!
Пусть надо мной гремят перуны, —
Спокоен буду я под ним!
И ежели в груди моей ты не увянешь,
Доколе не увяну сам
И не сойду во гроб, — то в жизни по цветам
Всегда водить меня ты станешь!..
Ах, нет! на жизненном пути
Так много терния, что смертным невозможно
Всегда по нем без ран чувствительных идти:
Нам дань сию платить законам Неба должно!
Я невредим — но друг, но ближний мой
Печальны слезы проливает
Или в час грозный, роковой
Глаза навеки закрывает!..
Могу ли счастлив быть один?
Могу… благоговеть пред тайной Провиденья!
Природы-матери смиренный, нежный сын,
Могу еще взирать с улыбкой наслажденья
На пиршество земли, на красоту небес
И в непостижности здесь видимых чудес
Свой жребий постигать там — жизни за пределом…
Там вечная весна для добрых есть уделом!
251. СОСЕДКА
Кого ты арфой тихострунной
И нежным голосом своим,
Близ окон сидя в вечер лунный,—
Кого очарованьем сим
Привлечь… к ногам своим желаешь?
О ком ты думаешь, мечтаешь?
И кто счастливый смертный сей,
Предмет гармонии твоей?..
Кому он внемлет, с кем проводит
Часы минут волшебных сих;
Где счастье, радости находит;
Почто он не у ног твоих?..
Я слышу, кажется, стенанье
И арфы и души твоей —
И струн и сердца трепетанье,
И вижу слезы из очей:
Так быть должно!.. Неблагодарный!
Кого предпочитаешь ей?..
Или жестокий бог, коварный,
Равно коварен и жесток
Для всех… и для соседки милой!..
Ах, нет! со всею властью, силой
Не может он — не может рок
Заставить ангела людские
Мученья, горе испытать!
И доля ангелов иные
Надежды, чувствия питать!
Соседка-ангел! ты мечтаешь —
В желаньях тайных и живых —
О том, кого… еще не знаешь;
Или б он был — у ног твоих!
252. К МОЕЙ ХИЖИНЕ
Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,
Кто в тихом своем углу молчалив таится.
Что значат пышные вельмож, царей чертоги,
Где в мрачной гордости, с холодною душей
Простые смертные скрываются, как боги,
От взора, от любви подобных им людей,—
Что значат, говорю, пред хижиной моею?
Ах! как доволен я и как любуюсь ею!
Могу ль завидовать, Фортуны чада, вам?
Прямые радости не вашим, знать, сердцам
Даны Природою, сей матерью благою
Своих покорных чад! Ведомые рукою
И нежностью ее, они <по> миртам в путь
Ко счастью тихому, но верному вступают;
Не золотом душе веселья покупают:
Веселья купленны не пролиются в грудь!
Природа даром их повсюду расточает,
Где только чистые сердца она встречает, —
Так наш сказал один любезнейший поэт,
Которому знаком довольно белый свет.
Без счастья сча́стливым, богатым без богатства
Быть предоставлено для Фебова собратства.
И я, по благости созвездья моего,
Или по дерзостной мечте, в числе него!
Богатства, счастия в глаза и я не знаю;
И я, без тысячи неутомимых рук,
На розах, как Лукулл роскошный, отдыхаю,
Покинув сладостны объятия… наук.
Сирены льстивые, волшебницы Армиды,
В объятиях у вас сокрыты Эвмениды!
Не бронза, не фарфор, не мрамор вкруг меня,
Но книги, но портрет, но бюст людей великих.
В немой беседе их не примечаю дня.
А там передо мной горшок гвоздичек диких —
Симво́л невинности — с левкоем дорогим,
Бесценным для меня: когда-то Флора им
Или — что всё одно — Эльвира занималась!
На нем, на нем печать души ее осталась:
Он с каждым днем цветет и в новой красоте
Всегда является глазам моим плененным.
Дивлюсь! Судьба ему велела быть нетленным,
Подобно как моей прелестнейшей мечте
О радостях любви остаться ввек — мечтою!
Но более всего я нахожу с тобою
Забавы чистые, друг сердца моего,
Поверенный всех чувств, движений всех его,
Моя смиренная, как сам, — простая лира!
Ты служишь для души источником утех!
И наконец — о день, счастливейший из всех! —
В счастливой хижине моей была Эльвира!