– А как у вас с дальнейшим развитием ваших БЭСМ? – спросил Хрущёв.

                – Сейчас мы перешли от сборки БЭСМ-3М к следующим моделям БЭСМ-4М8 и БЭСМ-4М12, – Сергей Алексеевич был рад искреннему вниманию руководства страны к проблемам электроники. – Но это – не революция, это – эволюционное развитие линии БЭСМ-2 – М-20 – М-40 – М-50 – БЭСМ-3М. Революция тихо созревает в головах. Это – наш проект БЭСМ-6, единая машина, как основа будущего ряда стандартных мощных ЭВМ, которые в будущем разветвятся на серверные ЭВМ для центров обработки данных, и мощные рабочие станции, например, для конструкторов или обработки трёхмерной графики. Конечно, это ещё не скоро будет, но будет обязательно.

                – Хорошо! – улыбнулся Хрущёв. – А какие параметры у неё будут?

                – Это будет машина с открытой архитектурой, полностью расширяемая, – ответил Лебедев. – Поэтому сейчас мне сложно вот так сразу ответить, на какие параметры мы выйдем, когда машина пойдёт в серию. Могу только пока сказать, что это будет 64-разрядная машина с длиной адреса 32 бита, возможно – даже больше, если понадобится. Вторая особенность – мы обсуждаем возможность использования очень широкой шины, по которой будет одновременно, за один такт процессора, проходить и адрес, и команда и данные. (архитектура VLIW). Сейчас мы обычно обрабатываем их последовательно. Это упростит архитектуру процессора и снизит энергопотребление. Машина будет использовать 16-ричную систему счисления и микрокод, то есть, её набор команд будет реализован с помощью загружаемого набора сложных микропрограмм, написанных в кодах процессора.

                – Простите, это я уже увлёкся и в дебри полез, – Сергей Алексеевич вовремя остановился, видя, что Первый секретарь ничего не понимает.

                – Да нет, нет, я, если что, и спрошу ведь, не постесняюсь, – улыбнулся Хрущёв. – Стандартный ряд, говорите? Это вроде как товарищ Рамеев с «Уралами» своими делает?

                – Вроде того, только наша машина в итоге будет мощнее «Урала» во много раз. Они сойдутся, вероятно, в сегменте мощных рабочих станций, только для архитектуры «Урала» это будет вершина, а для нас, так сказать, подножие горы. По мере прогресса электроники машина будет постепенно уменьшаться в размерах. В итоге она станет вполне себе настольной, и при этом проживёт минимум до начала следующего столетия, а то и дольше, впитывая в себя все новинки и становясь всё мощнее.

                – А открытая архитектура – это что? – спросил Никита Сергеевич.

                – Это... расширяемость. Мало памяти – захотел, добавил, причём любого типа, от любого производителя, желательно только одинаковую. Мощности процессора не хватает – поставил более мощный, но с той же системой команд, – пояснил Лебедев. – То есть, мы задаём стандарт и публикуем его, а каждый разработчик делает свои устройства такими, чтобы они отвечали этому стандарту. Используем только стандартные интерфейсы, вроде ИРПР (параллельный) или СТЫК С2 (последовательный RS232).

                – То есть, архитектура у вас будет своя. Это хорошо. А те программы, что нам прислали, на ней пойдут? – поинтересовался Хрущёв.

                – У нас есть исходные коды. Можем перекомпилировать их для разных архитектур, – ответил академик. – А для программ, написанных для других ЭВМ, можно использовать эмуляцию, или поставить сопроцессор, работающий с ними напрямую. Достать их исходные коды, в конце концов, и перекомпилировать. Написать функциональный аналог. Варианты могут быть разные. Вплоть до того, что перекупить разработчика. Мы с товарищем Серовым такие возможности тоже обсуждали. В конце концов, Intel, DEC и СDC мы под контроль взяли, а это, на минуточку, основа американской компьютерной индустрии до самых 90-х, и дальше. Товарищ Серов со своими людьми для нас гигантскую работу проделал. Я уж молчу о том, что большинство последних разработок IBM к нам попадает раньше, чем в продажу в Штатах.

                – Это хорошо, – повторил Никита Сергеевич. – А ваши ребята в таких тепличных условиях своей головой думать не разучатся?

                – Да какие же тепличные условия? – возмутился Лебедев. – Пашем, как лошади! Приходится изучать досконально все вражеские разработки, сравнивать технические решения с нашими, тут же решаем, что стоит внедрить, а что мы уже переросли, а вот это можно улучшить, а с этим обеспечить совместимость, для будущего проникновения на рынок...

                – Ну, тогда ладно. И когда нам ждать вашу чудо-машину? – спросил Хрущёв.

                – В будущем году соберём первый опытный образец и начнём гонять программы, параллельно будем готовить серийное производство. С 1962-го, вероятно, начнём серийный выпуск самой слабой версии, и дальше будем её наворачивать, осваивая «новые рубежи» каждые год-два.

                – В 1964-м IBM заявит свою System/360, а в 65-м начнёт поставки, – напомнил Первый секретарь, заглянув в свой блокнот.

                – Да и пусть их, – отмахнулся Лебедев. – Надеюсь, того дурацкого решения о копировании 360-й у нас не будет? При наличии превосходящего её по мощности ряда на базе БЭСМ-6?

                – Нет, конечно! – заверил Хрущёв. – Ради чего тогда мы тут жилы рвём? Чтобы прийти в итоге к тому же самому?

                – Гм... Но тогда нужно обеспечить отрасль производственными возможностями, – напомнил академик. – У нас к этому времени, по моим расчётам, уже должен быть 32-битный процессор, если не на одной микросхеме, то хотя бы на микросборке. Это побьёт 360-ю по цене, ведь им придётся возиться с дискретной логикой и схемами малой интеграции ещё лет 10, а то и больше. По сути, 360-я будет аналогом ряда «Уралов» Рамеева, а мы сможем предложить ряд более мощных машин за меньшие деньги. Тут важно предложить также весь спектр аналогов периферийных устройств, которые предлагает к своему ряду IBM, и программное обеспечение, лучшее, чем у них. Программы у нас будут, это уже точно. Вот с периферией – надо обратить на неё особое внимание.

                – Понятно, НИИСчётмашу поручение дам, – кивнул Первый секретарь. – Производство будем поднимать, не только у нас, по всем соцстранам, всех подключим к производству компонентов. Что с микросхемами памяти у нас?

                – С переходом на 10-микрометровый техпроцесс мы сможем размещать на одной пластине примерно 4096 элементов повторяющихся структур. Потом, по мере отработки технологии, возможно, больше. Пластина не маленькая будет, поначалу, потом уменьшим. Важно сделать сейчас достаточное количество полноразмерных фабов, которые смогут производить столько микросхем, сколько нам понадобится.

                – Гм... Где ж столько денег на это взять...?

                – Там же. На Западе, – ответил Лебедев. – Смотрите, Никита Сергеич. План очень простой. Сейчас Рамеев запускает в производство стандартный ряд «Уралов». К 1963-му году они устареют, он уже сделает что-то поновее, а «Уралы» в своём ближайшем будущем выйдут примерно на уровень 360-й системы 1965-го года, или даже выше. Как только свои нужды хотя бы основные ими закроем, немедленно надо поставлять их за границу. С начала 1963-го пустить устаревшие к тому времени «Уралы» в продажу.

                – А если не купят? Чисто по идеологическим причинам?

                – Кто-то, может, и откажется. Но большинство посчитают деньги, и купят. Если не в Штатах, то в Европе – точно, – пояснил академик. – Но до этого надо нанести предварительный удар. И для этого нам понадобится 6502, причём много. Очень много.

                – Зачем? Это же слабенький 8-битник, годен разве что для управления станками? – удивился Хрущёв.

                – Нет, не только. Это ещё и основа для игровой приставки.

                – Игровой приставки?

                – Именно. Мини-ЭВМ, простейшая, даже без клавиатуры, подключаемая к телевизору, и управляемая манипулятором-джойстиком. 4 кнопки и ручка, как у самолёта. 8-16 цветов графики, простейшие видеоигры. Невысокая цена. За границей продавать приставки можно и подороже. Собирать платы и память для приставок можно где угодно – в Китае, в Индокитае, в Индонезии. Корпусировать лучше прямо в Штатах. Можно – в Пуэрто-Рико.