Изменить стиль страницы

— Нет!

Яуди, впрочем, не выглядела взволнованной. Она стояла спокойно, будто не на нее смотрела богиня. Вид у нее был даже нагловатый.

— Она не Перфекти, Мама! — прошипела Саянну, и Амти увидела, как под вуалью мелькнули длинные зубы. — Нет, нет, нет. Я бы не пустила ее сюда!

Амти усмехнулась, услышав такие девчачьи оправдания из уст, если верить арифметике, весьма пожилой женщины. Амти сильнее вцепилась в ноги Эли, чувствуя ее ссадины на коленках, ее кожу под пальцами. Ее, ее, ее. Эли.

Конечно, Амти ведь тоже не чувствовала к Яуди характерного отвращения, и остальные не чувствовали. Ашдод и госпожа Шэа сразу же вызывали у Амти раздражение и злость. Насчет Яуди Амти долго сомневалась, Перфекти ли она. И не узнала бы наверняка, если бы Яуди не отравилась кровью Шайху.

— Вообще-то я Перфекти, — сказала Яуди. — Ну, если быть совсем уж точной. Я, конечно, не хотела бы вас расстраивать. Вы ведь богиня. Кстати, спасибо за мир. Очень хороший.

Она явно пыталась отвлечь их от чего-то, но Амти так и не поняла, от чего, что еще могло быть важного?

— Мне нравится. Наверное, прозвучало как издевательство. Это случайно. Вообще-то я думаю, что у вас нет сил. Потому что ритуал предполагает восемь мертвых девочек, убивших себя добровольно. А тут…

Тут Саянну сама вскинула руку и сжала пальцы в кулак. Яуди схватилась за горло.

— Позволь мне, Мама. Я убью ее для тебя.

А потом еще кто-то рядом сказал:

— Мама! Мамочка!

И Амти узнала голос Маарни. Что? Еще минуту назад Амти не верила, что Маарни мертва, хотя видела ее перерезанное горло, а теперь не могла поверить, что она жива, хотя вполне ясно услышала ее голос.

— Маарни! — крикнула Мескете, она подхватила дочь на руки, поцеловала ее мокрые от крови волосы.

Девочки приходили в себя. Все это было спектаклем? Амти видела кровь, много крови, но у них на глотках больше не было никаких ран. Амти видела мясо и кости, открытые серпом, но сейчас даже кожа на их шеях была чистой.

И тогда Амти вспомнила, чем пугала Яуди — ее отец, умирающий от приступа в лесу, вдали ото всех и Яуди, не знающая, что делать. Еще Амти вспомнила, что Яуди говорила о своем отце, пока они смотрели телевизор в ее квартирке, говорила, что ее папа и мама завели жутко прыгучую собаку, и теперь Яуди боится возвращаться домой.

Ее отец по всей вероятности должен был умереть в лесу, как ему могла помочь маленькая девочка.

Ее отец был жив и завел себе прыгучую собаку.

Девочки были мертвы, а теперь они были живы, теперь они выглядели до безумия живыми. Медленно приходили в себя, кто-то плакал от вида крови, кто-то спрашивал, где они, кто-то потирал глаза. Они оживали, а вот Эли слабла. Эли с интересом посмотрела на Саянну. Она не боялась, не переживала, не злилась. Слишком мелочные чувства для существа, у которого есть все время мира и даже намного больше. Амти почувствовала, как подгибаются ее колени и едва успела поймать ее, когда Эли упала. Подхватив ее, Амти уложила Эли на пол.

Она умрет, если Мать Тьма покинет ее, Эли умрет. В ней не осталось сердца. Но пока что она дышала.

В тот момент, когда Амти развернулась, чтобы выстрелить в Саянну и отвлечь ее от Яуди, она почувствовала его присутствие. Как он и говорил, она чувствовала его рядом. Странное ощущение, иногда так чувствуется взгляд, только ощущение присутствия Шацара было сейчас в тысячу раз сильнее.

Амти услышала, как он насвистывает мелодию — ту же самую, что насвистывал его отец, убивая его сестер. Он хотел подразнить Саянну? Амти заметила, что гул пчел, ставший почти неразличимым из-за его монотонности и непрестанности, исчез. От этой внезапной перемены даже голова закружилась. Он поднимался по лестнице, Амти чувствовала это.

Когда Шацар вошел, Саянну зашипела на него, может, не ожидала увидеть, а может походкой и повадками он слишком напоминал ей отца. Амти не сразу поняла, почему Саянну так и осталась сидеть на парапете, вытянув руку в сторону Яуди. А потом Амти осознала, что назойливый девичий плач тоже затих. Амти посмотрела в сторону Мескете, она замерла с Маарни на руках, так что хоть картину о материнстве с них рисуй. Яуди кашляла, но конвульсивные подергивания ее рук и ног прекратились. Она все еще задыхалась. Амти поняла, что если выстрелить в Саянну сейчас, она не сможет превратиться в тьму, физические действия ей недоступны, а магия ее не в голосе. Амти могла двигаться, она понятия не имела почему, но она могла.

Амти услышала голос Шацара у себя в голове, передразнивающий интонации Саянну:

— Я всегда впереди тебя, маленький брат.

Он бросил одну из пчел на пол и раздавил носком ботинка. Хитиновые пластинки жалобно хрустнули, Амти вспомнила таракана — у Шацара были сложные отношения с насекомыми.

Его лицо было закрыто, кроме того на нем были темные очки. Он был одет, как солдат, но солдат неизвестной армии — никаких нашивок, никаких отличительных знаков.

— Яуди! — отчаянно подумала Амти. — Она задохнется! Я сейчас застрелю твою сестру!

— О, нет, — услышала она голос Шацара, однако знала, что он не открывал рта. — Я сам.

И прежде, чем Амти даже пискнуть успела, Шацар вскинул руку с пистолетом и выстрелил. Амти посмотрела на Яуди, она интересовала ее куда больше, чем Саянну. Еще с полсекунды Яуди издавала хрипы, и Амти увидела ее синюшный язык. Она кинулась к Яуди, чтобы стянуть с нее невидимую удавку, как пыталась стянуть ее с Мелькарта, но Яуди вдохнула сама.

— С-спасибо, — сказала она. Шацар ничего не ответил вслух.

— Вы застрелили свою сестру?!

— Это транквилизатор для животных, — ответил ей голос Шацара. — Все равно она, большей частью, уже животное.

Он не говорил вслух, лицо его было закрыто. Он знал, что придет в место, полное свидетелей. И, скорее всего, он знал это изначально. Слишком щедро он рассыпал подсказки и совсем не удивился, когда Амти пришла спрашивать его про маяк.

Она вдруг испытала невероятную обиду. Они, неудачники, нужны были ему только для того, чтобы отвлечь Саянну и Царицу, чтобы они не успели вовремя среагировать на его появление.

Вот и все, никакого геройства. Неудачники, неудачники, неудачники. Только чтобы Шацар мог бы воссоединиться со своей любимой сестренкой.

Шацар взял Саянну на руки, осторожно, как куклу. Видимо, он больше не удерживал ее магией. Она безвольно повисла на его руках. Шацар откинул вуаль с ее лица, и Амти увидела, что у Саянну не было лица в полном смысле этого слова. Невозможно было определить ее возраст и черты, у нее будто не было кожи, на лице пузырилась кровь, раздвоенный змеиный язык свешивался из раскрытой, звериной пасти, челюсть у нее тоже была деформирована.

Но Амти почувствовала странное чувство, похожее на искаженную, приглушенную нежность и поняла, что Шацар испытывает его к своей изуродованной внутри и снаружи сестре.

Шацар снова закрыл ее лицо черной, непрозрачной вуалью.

— Адрамаут, Аштар и остальные… — начала было свою мысль Амти.

— Живы, — ответил Шацар. — Я их обездвижил. Насчет Шайху не уверен, он изрядно опух, наверное, у него аллергия на пчелиные укусы. Может быть, он умер. Это вероятно.

— Хватит! — подумала Амти. — Прекратите! Я поняла! Вы убьете нас?

— Мне это не интересно.

— Амти, — крикнула Мескете. — Что ты медлишь? Ты ведь можешь двигаться. Давай!

И Амти знала, что это значит.

— Но ведь ты сама говорила…

— Я передумала!

Амти вскинула автомат, направила его на Шацара. Он даже не стал целиться в нее из пистолета. Руки у Амти дрожали, ей было страшно нажать на курок просто так. Она не хотела, но, может быть, она должна была. Так было бы лучше для всех. Все закончилось бы здесь. У них были бы свидетели. Яуди спасла девочек, у них есть свидетели. Им бы поверили.

Остановить машину можно было отстрелив всего одну шестеренку в сердце управления.

— Не трудись с поднятием боевого духа, девочка.

Голос Шацара ничего не выражал, может, потому что он не говорил вслух. Он поудобнее перехватил Саянну, пошел к двери, переступая через девочек.