— Ты этим сейчас хочешь заниматься? — спросил я.

— Сейчас уже поздно, но завтра можно начать телефонные переговоры с производителями…

— Я помогу тебе с плакатом.

— С каким еще плакатом?

— Ну, большой такой плакат. С надписью: «Всем привет! Я очень странный школьник, заходите с обыском и не забудьте лопаты!» Мы приколотим его к забору, а сами сядем на крышу и будем вести философские беседы о познании.

— Вот дерьмо! — заорал Брик и долбанул кулаками по столу так, что вся его конструкция подпрыгнула, жалобно дребезжа. — Черт побери, твою мать, долбанная хрень! Почему мне это сразу в голову не пришло? Проклятье! Вот оно, Дима, нарушенное равновесие! Человек, что-то изобретший, вынужден скрываться, бояться… Это ли не бред? Это ли не абсолютное безумие? Мне нужно восстановиться как можно скорее. Я поведаю другим Исследователям о том, каковы печальные плоды нашего поражения! Богом клянусь, мы переломим ход войны!

— Извиняюсь за вопрос, но я не могу его не задать. Че?

Брик посмотрел на меня все еще полыхающим взглядом и несколько раз моргнул.

— Ах, да. Я же не рассказывал тебе, что ко мне вернулась память.

Он принялся разбирать свою схему. Сперва бережно, а потом, видимо, плюнув на все, начал выдирать провода с корнем.

— Ну и что там, в твоей памяти? Вспомнил, кто ты?

— Все банально и просто, — проворчал Брик. — Мог бы и сам догадаться. Я — Исследователь. Тот, кто постоянно что-то изучает и изобретает. Нас было много, но Разрушители нанесли нам сильный удар.

Платы и катушки с грохотом летели в жестяное ведро. Мне было не по себе от этого зрелища: гений, уничтожающий свое изобретение.

— После этого я и попал сюда. Конец истории. Нужно как можно скорее восстановиться и лететь обратно. Если Разрушители переломят ход войны в свою пользу — всему конец. Тебе, кстати, тоже.

— Я-то тут с какого бока? — удивился я.

— Ты где живешь?

— Там, — я показал направление. — Ты же был у меня дома.

— Ты во Вселенной живешь, Дима. Представь, что на твоей планетке внезапно исчезнет страсть к познанию. Чем займут себя люди? Войны, наркотики, примитивные фильмы, как в романе Хаксли.

— А что, сейчас всего этого нет?

— Конечно, есть. Разрушители ведь сейчас в большинстве.

— Это ведь недавно случилось.

— Для меня недавно. Сколько лет прошло по вашим меркам, я понятия не имею.

Брик, наконец, очистил стол и теперь стоял перед ним, ссутулившись. Выглядел он жалко. Совсем не напоминал ни Маленького Принца, ни, тем более, какую-то основополагающую силу мироздания.

— Сколько тебе еще до восстановления? — спросил я.

— Восемьдесят пять процентов, — грустно сказал Боря. — Все идет так медленно… Успеть бы, прежде чем Разрушители найдут меня.

В комнате постепенно темнело. Я встал, расправил джинсы и хлопнул по плечу поникшего Брика.

— Все будет хорошо, — заверил я его.

— Ты лишь успокаиваешь мои эмоции. С фактами твое заявление не имеет ничего общего.

— Ты опять?

— Ах, черт… Что тут сказать? Ну, типа, спасибо, что ли?

— Уже лучше, — улыбнулся я. — Ладно, пойду я. Кстати, забыл тебе сказать. Я договорился о работе. Съездим в четверг. Мой двоюродный брат работает на пилораме, обещал тебя пристроить. Только постарайся там ничего не изобретать. Просто бери и делай то, что от тебя попросят.

— Хорошо! Спасибо, Дима! — просиял Брик. — Ты меня серьезно выручил!

— Да брось ты. Ничего особенного.

Я вернулся домой едва ли не в восемь вечера.

— Ты где был? — налетела на меня мама. — Я уже всех знакомых обзвонила!

— Своих знакомых? — уточнил я.

— А чьих еще?

— Ну да, действительно…

— Этой твоей… как ее… Жене звонила!

— Жанне?

— Ну да, ей. Представляешь, что говорит? Сказала, что ты сегодня с другой девушкой встречаешься! Заржала, как дура, и трубку бросила!

— Это она может, — признал я.

— Имей в виду, если ты думаешь, что я ее в семью приму — то нет! Ни в коем случае!

Да, родители — тонкие знатоки подростковых сердец. Сперва запрещают, а потом удивляются, что их не слушают. Почему-то взрослые люди никак не желают понять простой истины: чужой опыт — ничто. Есть такие места, через которые каждый проходит сам.

Кое-как угомонив маму, я рассказал ей, что я наполучал в школе и прошел в комнату к отцу. Он, как всегда, смотрел сериал и пил пиво.

— Ты зачем маме про Жанну рассказал? — упрекнул я его.

— Нет, ну молодец, конечно! — возмутился папа. — Если уж задумал пропасть, так хоть мне сообщи, я тогда придумаю чего-нибудь. А то мать в панике по дому мечется, не знает, кому звонить. Надо же было ее занять чем-нибудь.

— Мне ведь уже не семь лет! И вернулся я не в полночь!

— Ты это матери рассказывай. Я бы тебя раньше выходных не хватился — помню себя в этом возрасте.

И он отхлебнул из бутылки, словно подавая сигнал: «Разговор окончен». Я ушел в свою комнату в несколько приподнятом настроении. Все же отец меня понимал, несмотря на то, что казался равнодушным.

Интерлюдия 1

Чаще всего жизнь напоминает скорый поезд, несущийся через всю страну без остановок. Ты смотришь в окно, видишь леса, поля, реки, деревни и города. Сначала эта феерическая карусель тебя увлекает, но потом взгляд замыливается, и ты все чаще обращаешь взгляд в купе. Здесь все стабильно, привычно. Здесь ты чувствуешь себя уютнее. Наверное, не так уж много людей, которые способны постоянно пялиться в окно. И еще меньше людей, которые спустя годы смогут описать мельком виденную деревеньку.

Сейчас, когда та осень моего последнего школьного года осталась далеко позади, я поражаюсь, до чего же ярко сохранились в памяти эти события. Как я провел то лето? Не помню. Что было со мной в десятом классе? Туман. Как будто я задремал в своем купе, и только Боря Брик, которого проводник определил ко мне, сумел нарушить этот сон. Только через него, как через некую призму, я воспринимал окружающий мир. И когда он исчез из моей жизни, я не потерял способности смотреть и видеть.

Но только те события, к которым, прямо или косвенно, имел отношение этот человек, остались самыми яркими. За исключением одного темного пятна, когда я словно провалился в недельную кому. До сих пор не могу простить себе этой слабости. Хотя и понимаю, что будь я рядом с Борей в то время, ничего бы не изменилось. Может быть, у нас просто было бы немного больше времени.

Прошлой ночью, когда я, как обычно, сидел на кухне, куря одну сигарету за другой, и записывал свои воспоминания, дверь неожиданно открылась и вошла моя жена, сонно щурясь и отворачиваясь от лампы.

— И долго ты еще будешь сидеть? — проворчала она.

Я ответил не сразу. Некоторое время я просто смотрел на нее с улыбкой. Наш союз прошел испытание временем, и теперь было очевидно, что я сделал верный выбор.

— Извини, я помешал тебе спать? — спросил я тихонько, чтобы не разбудить сына.

— Нет. Просто кое-кто мне обещал быть всегда рядом, а я уже которую ночь сплю одна.

— Я думаю, скоро это закончится. Вряд ли у меня получится спокойно уснуть, пока не выскажу все, что думаю.

Она склонилась над моей писаниной. Я не возражал. Все равно она бы прочитала эту повесть, рано или поздно.

— Это про него? — спросила она.

— Да.

— Боже мой, почему ты никак не можешь забыть этого психопата? Я готова мириться с твоими ежемесячными визитами в психбольницу, но это…

— Он не был психопатом.

— Да конечно, а то я не помню. Про его последний визит в школу даже в новостях рассказывали. Образец здравого смысла!

— Когда я закончу, ты все поймешь. А теперь иди спать, хорошо? Я скоро приду.

Но она ушла не раньше, чем выкурила одну из моих сигарет. И вот, я снова один. За окном тишина, изредка нарушаемая проезжающими машинами. За стеной спит моя жена и наш ребенок. Уютно светит настольная лампа. Почти такая же, какую демонстрировал мне Боря. Включенная в обычную розетку и теряющая немыслимое количество электроэнергии.