Каэл хотел вернуться, когда увидел, как из-за стены колючек появилась Аэрилин с мешком еды в руке. Она прижала другую руку ко лбу, закрывая глаза от садящегося солнца, и заметила его.

- Я подумала, что можно устроить пикник, - сказала она, когда он подошел ближе.

Он не хотел оставаться наедине с Аэрилин даже для пикника. Он быстро соображал.

- А разве не стоит поужинать с Лисандром? Ты не увидишь его еще несколько недель.

- Для этого будет ночь, - сказала она, покраснев при этом. – Нет, я бы хотела поужинать с тобой, если можно.

Он ворчал, но согласился.

Они устроились спиной к лагерю и лицами к закату. Каэл был насторожен, но после пары минут счастливой болтовни Аэрилин он начал расслабляться. Они жевали сушеное мясо и сухари, запивая из фляг.

- Моррис согласился завтра взять меня на охоту, - сказала Аэрилин, пока жевала. – Я видела пару зайцев в зарослях неподалеку. После этого засоленного мяса будет приятно поесть свежего.

- Осторожнее со стрелами. Если закончатся, Ноа будет нести их тебе несколько дней, - сказал Каэл. Сухарь застрял в горле, и ему пришлось сделать большой глоток. Такое часто бывало. Еда не ладила с ним. – И осторожнее с зайцами. Стрелу легко разбить о камень…

- Я знаю. Хватит переживать, - она легонько ткнула его локтем, - ты хорошо меня учил.

Он сомневался, что это было связано с ним. Аэрилин хорошо стреляла, и когда он убедил ее послушаться своих инстинктов, она стала неплохим охотником. Он знал, что она могла прокормить караван.

Они говорили, хотя еда закончилась, а тени сгущались. Каэл подумывал, что это из-за леса.

А потом наступила пауза, тяжелое молчание, которое Аэрилин не спешила заполнить. И Каэл понял, что грядет. Он попытался сбежать.

- Думаю, мне надо…

- Я скучаю по ней, Каэл, - взгляд Аэрилин стал далеким, она смотрела на солнце так, словно пыталась увидеть вдали потерянную подругу. Она повернулась и одарила Каэла тяжелым взглядом. – Я знаю, что и ты по ней скучаешь…

- Нет, - стена поднялась в его сердце от одной мысли.

Лисандр обещал, что она вернется. Каэл, как дурак, поверил ему. Несколько недель он рано вставал и выглядывал из окна, надеясь, что увидит, как она прибыла из своего путешествия, или заметит на пристани чужой корабль. Но этого не случилось.

Но он не оставлял надежды. Он обыскивал поместье. Он ходил по коридорам задолго до того, как просыпались слуги, надеясь, что услышит ее голос из одной из комнат. Но слышал лишь скрипы старого дома и свои тяжелые шаги.

Он спускался пару раз в подвал, надеясь обнаружить ее у печи. Но там каждый раз был запертый в печи огонь и холодная наковальня. То, что было живым и ярким, теперь было темным… и ужасно пустым.

Дни становились неделями, а потом месяцами, и правда начала давить на него. Она терзала грудь день и ночь, медленно выгоняя надежду из его сердца. И он знал, что если ничего не сделает, правда убьет его.

И он выстроил стену в сердце. Он скрыл ее за ней, закрыл кирпичами воспоминания о ней, прогнал их в угол сознания.

Там он и хотел хранить их. Там и должен был хранить их.

Но Аэрилин не понимала.

- Расстраиваться – нормально, - сказала она, коснувшись его плеча. – Ты имеешь право обижаться. Ты заботился о ней…

- Нет.

- …но ты убиваешь себя, пытаясь оградиться от этого, - она крепко сжала его руку, и он нахмурился. – Ты должен выпустить это из сердца, Каэл. Выпустить чувства. Выплакаться…

- Я не буду плакать, - сказал он, стряхивая ее руку. – В моей деревне рана, которая не забрала жизнь человека, - повод для праздника, а не скорби. А она не мертва, - он поднялся на ноги. – Но и не вернется. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше.

Он побежал, отчаянно пытаясь подавить волну гнева, но услышал крик Аэрилин:

- Ошибаешься! Она вернется к нам! Вернется!

Каэл не мог сказать ей правду. Он не мог никому сказать, потому что ему было стыдно. Но он знал без тени сомнений, что она ошибалась. Килэй не вернется.

И это была только его вина.

Глава 3

Узлы 

Сон угасал, как туман над прудом, медленно возвращался на глубину. Килэй прибыла слишком поздно. Она не видела, как туман поднялся, не знала его значения… но знала, что он там был. Ее пальцы сжимались и разжимались, пока ускользали последние обрывки.

Она открыла глаза.

В холодной тьме комнаты она поняла, что случилось. Кто-то произнес ее имя. Она подождала, повторится ли зов.

- Леди Килэй?

Она просила жителей не называть ее так. Она была многим, но точно не леди.

- Входите, - сказала она, выбираясь из одеял.

- Нет, миледи. Это неприлично.

Она улыбнулась, поискала рубашку, но нашла поношенную тунику и натянула через голову. Она достала ей почти до колен, в таком виде можно было выйти.

Ее глаза быстро привыкли к темноте. Она видела тени множества предметов на полу ее комнаты. Там была одежда и оружие, начатые ею проекты, которые она так и не закончила. Просто у нее было мало времени и мысли, занятые другим.

Она винила в этом то, что была взаперти всю зиму и слишком хорошо питалась.

Килэй перешагнула груду одежды и опасного вида двусторонний топор, а потом оказалась у двери. Она открыла дверь, и человек за ней вздрогнул.

Это был мужчина средних лет с узким лицом. Он держал свечу в одной руке, а другую прятал за спиной. Бледное сияние огонька делало тени на его лице еще темнее, а недовольный хмурый вид – еще отчетливее.

- Миледи, - сказал он, отводя взгляд от ее мятой туники. – Простите, что разбудил среди ночи, но во дворе нужно ваше внимание. Боюсь, врата снова шалят.

- Спасибо, Крамфелд, - она попыталась пройти его, но он преградил путь. – Что-то еще?

- Уверен, вам виднее, - начал он с неодобрением. – Но леди Коппердока не должна расхаживать снаружи в ночной рубашке.

Ох, Крамфелд. Она устала убеждать себя, что ей будет не хватать его, когда она уйдет, но он добавлял сложностей с каждым мигом.

Она не знала, откуда он пришел. Она просто спустилась по лестнице однажды утром и обнаружила мужчину в черном, наводящего порядок в Насесте. Он заставил поваров подавать еду горячей, заставил служанок все отмыть, как-то заставил людей починить все, даже не убирая руку из-за спины.

Из углов Насеста доносилось ворчание, никто не хотел ничего делать. Килэй забавлялась тем, как они слушаются Крамфелда, пока тот не накинулся и на нее. Он хотел сделать ее настоящей леди. Но Килэй казалось, что он просто рушит ей веселье.

Его правила были смешными. Ей не позволяли одеваться, как она хотела, она не могла ходить вне Насеста без сопровождения, а еще запрещалось оставлять добычу у двери кухни.

- Но мне нравится, как повар готовит, - сказала она, когда Крамфелд поймал ее, протаскивающую тушу оленя в замок.

Он не слушал.

- Тогда скажите охотнику, что вы хотите, и он поймает добычу за вас. Пока у вас не будет обязанностей при дворе, вы сможете участвовать в охоте. Но, - он поджал губы, глядя на оленя, - я не позволю леди Коппердока проходить тайком с окровавленным трупом. Это мое последнее слово.

Она хотела возмутиться. Но его строгий взгляд заставил ее передумать. Когда он сказал ей пойти наверх и смыть кровь с волос перед ужином, она ушла, проворчав:

- Ладно.

Но сегодня было не так. Килэй была недовольна, что сон прервали, так что не собиралась слушаться Крамфелда.

- Хорошо, - сказала она и сделала вид, что уходит в комнату. Она резко развернулась и проскользнула мимо него.

- Что вы делаете, миледи? Вернитесь и оденьтесь!

- Не смеши, Крамми. Это займет много времени, - отозвалась она, спускаясь по лестнице. – Воздух прохладный, и я не могу заставлять людей ждать, пока я наряжусь.

Крамфелд не бегал, он мог лишь быстро идти. Килэй вскоре оторвалась от него.

Ее босые ноги шлепали по холодному каменному полу, она бежала по залу. Дыры в крыше обеспечивали сквозняк, но ей нравилось, что дыры пропускали солнце, хотя в такое время было видно только серый туман. Она глубоко дышала на бегу, ощущала жаркий день, скрытый за холодным рассветом.