Вскрытие может быть сделано в любом случае.

Оставшись наедине с телом, я приподняла угол простыни и дотянулась до холодной, неподатливой плоти левой руки Агнес. Костяшки пальцев были содраны. Два ногтя сломано.

На безымянном пальце и мизинце под ногтями была земля.

Дежурная вошла в комнату позади меня. Я снова прикрыла руку простыней и обернулась.

— Да?

— Мистер Герш просил передать, что повел жену в машину. Другой джентльмен ждет.

— Что случилось с ее личными вещами?

— Их было немного. Доктор Стакхаус передал одежду для исследования коронеру. У нее ничего не было с собой, когда ее привезли.

Я написала записку доктору Палчак, с просьбой позвонить мне. Оставила ее у медсестры, когда проходила мимо стойки. Диц хотел вызвать такси, но Клайд настоял на том, чтобы подвезти нас. Айрин неудержимо плакала всю дорогу.

Я была рада, когда Диц наконец открыл дверь, и мы вошли. На заднем сиденье «мерседеса» он положил руку рядом с моей, наши мизинцы соприкасались, и это сделало всю мою левую сторону намагниченной.

19

Войдя в дом, я сразу направилась наверх, слишком усталая, чтобы соблюдать вежливость.

— Хочешь стакан вина? — спросил Диц.

Я заколебалась. Оглянулась, пойманная на полпути. Одна нога на нижней ступеньке, рука на изогнутых перилах винтовой лесенки.

— Не думаю. Спасибо.

Последовала пауза. Он спросил:

— Ты в порядке?

Внезапно мы заговорили так, будто каждое слово имело тайный смысл. Его лицо казалось обычным, но что-то новое было в глазах. Если раньше его взгляд был непроницаемым, то теперь в нем был призыв, требование, которое он не мог выразить словами. Чувственность взбудораживала воздух, как лопасти вентилятора. Усталость исчезла. Вся опасность, все напряжение перешло в это молчаливое желание. Я чувствовала, как оно лизнуло мои ноги, просочилось сквозь одежду: что-то древнее, что-то темное, единственный антидот смерти для человечества.

Казалось, жар образовал дугу в пространстве между нами, как эксперимент с электричеством, рожденный в ночи.

Вот что я поняла: этот человек — такой же, как я, мой близнец, и все, что я видела в нем, было странным отражением меня самой — моя смелость, мои способности, моя боязнь зависимости. Я была с ним три дня, разделенная внешними причинами, нейтрализованная инстинктом самосохранения. Только страсть может придать нам смелости преодолеть это расстояние, но кто из нас рискнет?

Я смотрела, как он запер дверь. Я смотрела, как он выключил свет и пересек комнату.

Начала подниматься, обернувшись на третьей ступеньке. Держась за перила, опустилась на ступеньку, когда он приблизился. Диц был передо мной, его лицо на уровне моего. Комната позади него была темной. Свет просачивался сверху, из спальни, освещая его серьезное лицо. Он наклонился и поцеловал меня, его губы были мягкими и холодными. Мое желание было таким же ощутимым, как жар, поднимавшийся внутри. Я лежала на лестнице, металлические края ступеней больно врезались в спину, пока боль и желание не смешались в одно ощущение. Я погладила его щеку, коснулась шелковистых прядей волос, когда он прижался лицом к моей груди, через футболку. Мы двигались будто в соитии, одетые, тела выгибались. Я слышала, как материя трется о материю, его дыхание, мое.

Я протянула руку и дотронулась до него. Он издал сдавленный звук, встал, прижал меня к себе и понес вверх по лестнице. В спальне было лучше, и мы постепенно раздевались, целуясь. Первый шок от соприкосновения наших обнаженных тел заставил его сказать:

— О… Господи, — очень мягко.

После этого слов не было, до момента забвения. Занятие любовью с этим мужчиной было непохоже ни на что, что я раньше испытывала. Звучал какой-то запредельный аккорд, вечная музыка резонировала в наших телах, раскрывались тайны, плоть на плоти, момент за моментом, пока мы не слились.

Я погрузилась в глубокий сон, переплетя руки и ноги с его, и не просыпалась до рассвета.

В шесть часов я заворочалась, смутно понимая, что нахожусь в постели одна. Я слышала, как Диц ходит внизу. Он включил радио, и я услышала пение Тэмми Уинетт, достаточно пронзительное, чтобы вырвать вам сердце. Впервые, мне было все равно.

Через некоторое время позвонили в дверь… почтальон (настоящий) с коробкой, которую я отправила из Браули. Диц принял посылку, как будто я все еще не существовала для мира.

Вскоре после этого по лестнице потянулся запах кофе. Я встала, постелила постель, потопала в ванную и почистила зубы. Приняла душ, вымыла голову и оделась в джинсы и рубашку, в которых была накануне вечером. Нечего добавлять лишний раз в кучу белья для стирки.

Я спустилась вниз.

Диц сидел на табуретке у стола, с газетой перед собой, пустые стакан от сока и миска отодвинуты в сторону. Я обняла его сзади. Он поцеловал меня и спросил: — Ты в порядке?

— Да, а ты?

— Угу. Пришла твоя посылка.

Коробка стояла у двери, с адресом, написанным моей рукой.

— Ты проверил ее на взрывные устройства?

Его тон был сухим.

— Все чисто. Можешь открывать.

Я взяла в ящике нож и разрезала клейкую ленту. Вещи были упакованы, как я помнила, мое платье на все случаи — близко к поверхности. Я вытащила его и обследовала, с облегчением убедившись, что оно в лучшей форме, чем я ожидала. Оно только слегка было покрыто плесенью, хотя пахло болотным газом, запах, который колебался между тухлыми яйцами и старым унитазом.

Диц его почувствовал и повернулся ко мне, с лицом, перекошенным от отвращения.

— Что это? Боже мой…

— Это мое лучшее платье. Его просто надо бросить в стиралку, и все будет в порядке.

Я отложила его в сторону и стала разбирать остальные вещи, вынимая инструменты и другие мелочи. На дне был детский чайный сервиз, до сих пор упакованный в коробку, в которой я извлекла его из-под трейлера Агнес Грей.

— Мне нужно отвезти это Айрин, — сказала я, поставив коробку возле двери.

Осталось не так много личных вещей, чтобы вспомнить восьмидесятитрехлетнее пребывание Агнес Грей на земле, и я думала, что Айрин это оценит.

Диц поднял взгляд от газеты.

— Я вспомнил, доктор Палчак звонила в семь тридцать, с результатами вскрытия. Она просила тебя перезвонить, когда ты встанешь.

— Как быстро.

— Я тоже так подумал. Она сказала, что начала в пять.

Я набрала номер больницы. Мы встречались с Лорой Палчак раза два. Она маленькая, плотная, компетентная, работящая, основательная и очень умная. Одна из нескольких патологоанатомов, работающих по контракту с округом, делающих работу для офиса коронера.

— Палчак.

— Здравствуйте, Лора. Кинси Миллоун. Спасибо, что ответили на мою записку. Что там с Агнес Грей?

Последовала короткая пауза.

— Офис коронера свяжется с миссис Герш позже сегодня утром, так что это только между нами, ладно?

— Конечно.

— Результаты вскрытия были негативными. Токсикологические анализы будут готовы через несколько недель, но в целом, все пусто.

— Так что же было причиной смерти?

— По существу, это остановка сердца, но, черт… все умирают от остановки сердца или дыхания, если разобраться. Дело в том, что там не было никаких болезней сердца или других причин, которые вызвали бы смерть. Технически, мы должны признать причину смерти неустановленной.

— Что это значит, «технически»? Мне не нравится, как вы это сказали.

Она засмеялась.

— Хороший вопрос. Вы правы. У меня есть подозрение, но мне нужно кое-что проверить. Я попросила больничного библиотекаря найти статью, которую я читала несколько лет назад.

Не знаю, что заставило меня вспомнить о ней, но в этой ситуации есть что-то знакомое.

— Что именно? Вы можете сказать?

— Пока нет. Я попросила своего помощника подготовить слайды тканей, на которые я смогу взглянуть сегодня днем. У меня перед этим на очереди шестнадцать других дел, но мне самой интересно.