— Харви! — выкрикнула тетя Эвелина. — Ведь именно так погиб вчера бедный мистер Горман!

— Ужасная трагедия, — пробормотал Марк Сарбайн. — Чудовищная. Да, старость — не радость. Реакция уже не та…

— Мне кажется, — сказала моя тетка, привставая, — что будет лучше, если мы — я имею в виду женщин — перейдем пока в гостиную. А вы, господа, можете покурить за столом. Харви, ты знаешь, где находится бренди.

Я кивнул и пробормотал что-то насчет женщин и табачного дыма.

— Прошу прощения, — развел руками Сарбайн. — Мне не следовало курить.

Я налил ему и себе по рюмке бренди.

— За колье! — провозгласил Сарбайн, поднося рюмку к губам.

— О, да! — кивнул я.

— Порой вы меня просто поражаете, Крим.

— Неужели?

— Да вот, представьте. Вы со вчерашнего дня в полицию не захаживали?

— Нет.

— Иными словами, — победно улыбнулся Сарбайн, — сделка, которую вы заключили со своей компанией, исключает участие полиции.

— Что за ерунда!

— Нет, это не ерунда, — уверенно сказал Сарбайн. — Меня на мякине не проведешь, мой мальчик. Я — стреляный воробей. Я прекрасно понимаю, что вы хотите сорвать куш. И куш, судя по всему, довольно жирный. Сколько они вам предложили — тысяч двадцать пять?

— А почему бы вам просто не отдать мне колье?

— Нет, — жестко отрезал Сарбайн. Я попытался было заговорить, но он жестом остановил меня. — Выслушайте меня, мистер Крим. Я собираюсь получить страховую премию за это колье. Если вы сейчас поклянетесь, что, начиная с этой минуты, умываете руки и перестаете вмешиваться в это дело, то я выплачу вам некое вознаграждение… допустим — пять тысяч долларов. Если вы откажетесь — мне придется вас уничтожить. Поверьте — мне это раз плюнуть. Мне не повезло, когда этот старый дуралей Горман распознал, что колье поддельное. Пришлось договориться, чтобы его подстерег невероятный случай. Зарубите себе на носу, мистер Крим — я не позволю, чтобы кто-нибудь еще осмелился встать у меня на пути. Так что — можно считать, что мы договорились?

Признаться, соблазн был сильный. Чрезвычайно сильный. За исключением пятидесяти тысяч долларов, ни перед чем и ни перед кем обязательств у меня не было. Однако, как заявила впоследствии Лидия, я настолько ненавидел Сарбайна, что никогда не пошел бы на сделку с ним. Особой любви я к нему и вправду не питал. Не прибавило теплых чувств и его обещание уничтожить меня. Тем более, что я не имел абсолютно никаких оснований сомневаться в том, что он приведет свою угрозу в исполнение.

Словом, я все обдумал и сказал:

— Нет, мистер Сарбайн, боюсь, что ваше предложение мне не подходит. Я хочу получить колье.

— Это ваше последнее слово, мистер Крим?

— Да.

— Вы — безмозглый осел, мистер Крим. Жалкий, чванливый и ничтожный осел. Мне вас даже не жаль. Вы — естественное порождение хаоса, того самого алчного, вдохновленного евреями бардака, который в вашей стране гордо именуют цивилизацией. Вы мне омерзительны.

Я только кивнул, не в состоянии придумать достойный ответ на подобный выплеск души. Сарбайн встал и прошагал в гостиную. Я засеменил следом. Я нисколько не удивился, когда он стал извиняться, уверяя, что страшно торопится по неотложным делам.

— Но ведь еще только десять часов, — засуетилась тетя Эвелина.

— Я сегодня встал с рассветом, а дел еще невпроворот, — развел руками Сарбайн. — Поверьте, я страшно огорчен, миссис Боудин.

Последовали церемонные поклоны и рукопожатия, затем тетя Эвелина проводила гостей к дверям. Я закурил, наполнил до краев рюмку и залпом опрокинул ее. Лидия смотрела на меня во все глаза.

— Плохо дело, Харви? — не выдержала она.

— Да. Бывает лучше.

Я услышал, как снаружи завелась машина.

— Они нас укокошат?

— В каком смысле? Неужели нельзя называть вещи своими именами?

— Мне не нравится все время повторять, что нас убьют. А «укокошить» звучит чуть менее страшно.

— Я согласна, — кивнула тетя Эвелина, присоединяясь к нам. — Может быть, в лучших домах такие слова и не употребляют, но лично я с удовольствием укокошила бы самих Сарбайнов.

— Жаль, что нельзя этого сделать, прежде чем они доберутся до нас, вздохнула Лидия.

— Ты не шутишь, дитя мое? — вскинулась тетушка.

— Нет.

— Харви, она не шутит?

— Нет, — покачал головой я. — Увы.

— Черт побери, но почему, в таком случае, вы не обратитесь в полицию?

Я помотал головой.

— Харви и полиция несовместимы, — фыркнула Лидия. — Как кошка и собака.

— Может, расскажете мне, что случилось? — спросила тетя Эвелина.

— Нет.

— Ну, хорошо. Только, по-моему, если хотите знать, это черная неблагодарность. Вы искали прибежище. Спали на моих кроватях, носили мою одежду, ели мою пищу, пили мои напитки…

— Я знаю, — уныло кивнул я.

— И не можете…

Я горестно потряс головой и поманил пальцем Лидию.

— Вы правы, милая тетя. Я — последний подлец. Я потом постараюсь написать вам письмо. А пока самое разумное для нас — как можно быстрей унести ноги.

— Прямо сейчас?

— Боюсь, что да.

— Что ж, — сварливо произнесла тетя Эвелина. — Раз нужно, то нужно. Но знай, Харви Крим, что я о тебе не лучшего мнения. — Она повернулась к Лидии. — Оставь себе это платье, милочка. И загляни в комод — там полно свитеров. Выбери себе какой-нибудь по вкусу, а то ночь обещает выдаться прохладной.

Лидия заспешила наверх, на ходу утирая слезы. А тетя присела на кушетку и свирепо уставилась на меня.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Я медленно вел автомобиль по аллее в сторону шоссе, до которого от дома тети Эвелины было около двухсот ярдов — так уж раньше строили подобные особняки. Лидия без умолку твердила мне, чтоб я не смел так грубо обходиться с такой замечательной тетей, а я уже готовился пояснить, почему в данных обстоятельствах поступить по-другому было никак нельзя, когда мои фары выхватили из темноты машину, которая, стоя поперек дороги, полностью перегораживала проезжую часть.

Я притормозил и был вынужден остановиться. Марк Сарбайн прошагал перед носом моего автомобиля и распахнул дверцу с моей стороны.

— Вылезай, Крим, — коротко приказал он, для вящей убедительности помахав у меня перед носом толстым, 45-го калибра, уродцем с обрубленным рылом. — И ты тоже, Южная Роза, — кивнул он Лидии. — Вылезай из машины и не двигайся.

За спиной Сарбайна возникла его жена — высокая, величественная и великолепная. И ни в коей мере не озабоченная происходящим.

— Стой на месте, Крим, — прикрикнул на меня Сарбайн. — Не шевелись

— Я уже понял, — согласился я. — И стою смирно. Но это ведь просто ребячество, мистер Сарбайн.

— Позволь уж мне судить, — ухмыльнулся он.

— Я хочу сказать… Как вы собираетесь поступить с нами?

— Убить, конечно!

— Нет, — я выдавил слабую улыбку. — На мокруху вы не пойдете.

— Почему, хотел бы я знать?

— Потому что это глупо. А вы — человек разумный. Разумные люди не убивают всех подряд, кто действует им на нервы. Так поступают только слабаки и психи.

— Харви, — тихо произнесла Лидия. — Он вовсе не шутит, Харви.

— Нет, ерунда, — отмахнулся я.

— А что мне остается, Крим? — спросил Сарбайн. — Может, посоветуешь?

— Так сейчас дела не решают. К тому же, убив нас, вы подставитесь. Моя тетка знает, что вы нам угрожали.

— С ней я тоже расправлюсь. А заодно и с поварихой.

— Вы, верно, шутите? — пролепетал я.

— Харви, он ни капли не шутит, — проскрежетала Лидия изменившимся до неузнаваемости голосом. — У тебя осталось всего секунд шестьдесят, чтобы вырасти из коротких штанишек и понять, что рано или поздно все мы умрем. И вы, мистер Сарбайн.

— Что ты мелешь, черт побери! — взорвался Сарбайн. — Хелен, заткни этой дуре глотку…

— Нет! — выкрикнула Лидия. — Не двигайтесь, Хелен! Ни шагу с места! И вы, Сарбайн — не двигайтесь! И не крутите пистолетом! Посмотрите на меня! Видите? Я держу в руке парабеллум, надежнейший немецкий пистолет. Курок взведен, патрон уже в камере, а ствол направлен на вас. Будьте уверены — на таком расстоянии я не промахнусь. Я знаю этот пистолет. Из него мой отец пустил себе пулю в висок, когда вы его облапошили, а я с тех пор тренировалась каждую неделю. Да, каждый четверг, в свой выходной день ваша придурковатая горничная из Техаса ходила на полицейское стрельбище. И могу теперь похвастаться — я заткнула за пояс всех полицейских из четыреста пятьдесят седьмого участка. И сейчас я тоже попаду прямо в «яблочко»…