Мы ещё раз обменялись рукопожатием, а потом он сел в машину и укатил. Но слова его остались со мной. Никто прежде не говорил мне таких слов.
14
КЛЮЧ
Полли продолжала спать, когда Алиса уложила её уже в собственную, детскую кроватку. Бедняжка так устала и измучилась, что нам стоило совсем небольших усилий убедить её на следующий день, что почти все случившееся не более, чем кошмарный сон. Психиатры утверждают, что подобные ужасы не стираются совсем, оставляя в мозгу детей незаживающие раны, которые сохраняются на всю жизнь. Мне кажется, что трудно встретить ребенка без той или иной раны, но Полли, по меньшей мере, просыпаясь, сразу встречает только любовь и понимание.
Пока Алиса укладывала нашу дочурку, я проверил, заперты ли все двери и окна. Отныне мне надолго предстояло ежедневно выполнять этот ритуал.
Затем я сбросил окровавленную одежду, порадовавшись, что не надел один из своих дорогостоящих костюмов. Я отнес джинсы и рубашку со спортивной курточкой на кухню, показал Алисе и спросил, что с ними делать — сжечь или закопать.
— Ни то, ни другое, — твердо сказала она. — Такие вещи на дороге не валяются. Я брошу их в стиральную машину — и они будут, как новенькие.
Я кивнул, не в силах пускаться в споры. Небо уже зарозовело.
— На работу я не пойду, — заявил я.
— Это ещё почему?
— Яффи видел, что я болен.
— Что ж, ты ещё ни разу не пропускал работу из-за болезни. Сейчас, Джонни, для тебя главное — побыстрее лечь спать. Ложись в постель.
— Я должен принять ванну.
— Прими ванну и отправляйся спать. Ты голоден?
Я покачал головой.
— У нас в холодильнике есть полбутылки водки.
Я снова помотал головой.
— Выпить я бы не отказался. Но, если выпью, меня сразу стошнит.
— Тогда ложись спать и постарайся выспаться.
— Если Полли позволит.
— Если Полли проснется, я встану к ней сама. Можешь выспаться досыта.
— Но ты ведь не спала столько же, сколько и я.
— Ты устал больше, Джонни.
— Почему?
— Потому что мужчины и женщины сделаны из разного теста, Джонни. Это трудно понять, да?
— Да, трудно, — кивнул я.
Я отмок в ванне и принял душ, смывая и соскребая с себя чужую кровь и стараясь, из опасения, что меня вывернет наизнанку, не смотреть на стекающую с меня кроваво-красную воду. Так я стоял и стоял под душем, пока не услышал голос Алисы:
— Джонни, ты не уснул там?
Тогда я наконец вылез, насухо вытерся, облачился в пижаму и забрался в постель. Кровать у нас с Алисой двуспальная, старого образца. Я заикнулся как-то раз о сдвоенной кровати, но Алиса наотрез отказалась, пояснив, что уважающие себя англичане не разделяют современных американских представлений о том, каким должно быть супружеском ложе.
— Супруги должны вести нормальную супружескую жизнь, — заявила она, — а не прикидываться только друзьями. Да и что скажешь Полли, когда она повзрослеет и начнет задавать вопросы?
Это решило исход дела и у нас осталась двуспальная кровать. Я уже почти спал, когда Алиса забралась в постель и прижалась ко мне, теплая и мягкая.
— Джонни?
— А?
— Ты спишь?
— Почти.
— Я не могу злиться на тебя в постели, Джонни.
— Хорошо.
Она обвила меня руками.
— Джонни?
Я уже проваливался в небытие, но Алиса извлекла меня оттуда.
— Джонни?
— Что?
— Ответь мне — всего на один вопрос.
— Ладно. На один.
— Ты её любишь?
Я встрепенулся, силясь понять, на каком свете нахожусь, и ответил:
— Не совсем.
— Что?
Я разлепил глаза и посмотрел на нее. Потом нагнулся, чтобы поцеловать, но Алиса отстранилась.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду под «не совсем»?
— Ты же никогда раньше не ругалась.
— Сейчас — случай особый, черт возьми! Итак — что ты этим хотел сказать, дьявол тебя дери?
— Да ничего я не хотел этим сказать. Я люблю тебя, Алиса.
— Легко сказать. А к ней ты что испытываешь?
— Не знаю.
— Нечто?
— Нечто, — признал я.
Я уже почти уснул, когда услышал, что она снова меня окликает.
— Джонни?
— А?
— Можешь поцеловать меня, если хочешь.
Все это случилось семь недель назад, но в нашей жизни ровным счетом ничего не изменилось. Разве что, если верить Алисе — характер у меня стал более сносным. Должно быть, Алиса права, хотя её характер лучше не стал, даже наоборот. Я утешил себя, что это временно.
На следующий день все газеты напечатали свою версию трагедии в Мидоусе. Поскольку это было самым сенсационным происшествием за многие годы, оно везде удостоилось первых полос и самых броских и крикливых заголовков. Впрочем, постепенно, как мы и ожидали, интерес публики к этому делу угас и оно ушло в историю как одно из самых загадочных нераскрытых преступлений нашего века. Правда, уже в первый день некоторые нью-йоркские газеты, в частности, «Нью-Йорк Таймс» осознали возможный политический характер убийства и отнеслись к нему вполне трезво.
Вот, например, какую заметку поместила одна из нью-йоркских газет:
«Если трагедию на яхте ещё можно объяснить стычкой двух бандитов, то причины её остаются пока неизвестными. Нет ответов и на следующие вопросы: какова взаимосвязь, если она есть, между этими бандитами, отпечатки пальцев которых уже давно хранились в картотеке ФБР, и генеральным консулом республики …? Что они делали на яхте, принадлежащей этому консулу? Почему яхта стояла на якоре в канале Берри — самом непроходимом и малопосещаемом месте Мидоуса? И наконец — кто убил самого генерального консула в заливе Ньюарк?
Версия полиции, что катер консула был вынесен в залив приливом, а бандиты, убившие генерального консула на яхте, передрались из-за добычи, оставляет желать лучшего. Куда, например, пропала эта пресловутая „добыча“? Куда исчезло орудие убийства? И наконец — что случилось с женой генерального консула?
Как сообщил нам секретарь мистера Монтеса, миссис Монтес покинула консульство вчера днем, выехав на красном спортивном „мерседесе“, и с тех пор не возвращалась. Может быть, и её тело покоится среди илистых заводей Мидоуса? Нет, что ни говорите, а иностранных дипломатических работников следует охранять с большим вниманием.»
Занятно, но уже пару дней спустя та же самая газета тиснула вот такую заметку:
«Сегодня наши полицейские, получив разрешение суда, обнаружили и вскрыли тот самый сейф, поиски которого велись уже несколько дней. Напомним, что поиски сейфа начались после того, как на теле неопознанного старика, пять дней назад погибшего под колесами поезда метро на станции „Сорок вторая улица“, был найден ключ от сейфа.
В сейфе было найдено семь килограммов, или почти пятнадцать фунтов чистого героина, рыночная стоимость которого превышает три миллиона долларов. Сам сейф был арендован Густавом Шлакманом, проживавшим в отеле „Клеменс“ по адресу: Западная Сорок четвертая улица, 667. Судя по словесному портрету, который дали служащие отеля, а также, учитывая тот факт, что этот постоялец не появлялся уже пять дней, можно утверждать, что погибший в метро старик и Густав Шлакман это одно и то же лицо.»
Итак, сейф наконец вскрыли. Но, судя по всему, на Густаве Шлакмане цепочка оборвалась. Так же, как вторая цепочка оборвалась в Мидоусе. В консульстве произошла полная смена персонала.
Что же касается Ленни, то ни про нее, ни про её белый «мерседес» больше никто никогда не слышал. В газетах, во всяком случае, ничего не сообщалось. Я же чувствую, что чем меньше буду про неё вспоминать и говорить, тем проще и лучше мне будет жить.
Да, в обоих случаях следствие наткнулось на глухую стену. До сих пор нигде не всплыл ни один даже намек о возможной причастности нашей семьи к любому из этих преступлений. Боюсь, впрочем, что нам с Алисой до конца дней своих придется жить в страхе. Однако не зря ведь говорят, что время лучший лекарь; может, оно и впрямь залечит наши раны.