— Не глаза — зрачки.
— Да, вот это я имела в виду.
— По-моему, у всех наркоманов они расширяются. Сколько времени мы уже с тобой женаты, Алиса?
— Восемь, — не задумываясь, ответила она.
— Восемь лет, — задумчиво произнес я. — Казалось бы, вполне достаточный срок, чтобы узнать свою жену поближе.
— Ой, Джонни — я так перепугалась.
— Нет, — медленно покачал головой я. — Ты совершенно не испугалась. Он просто вывел тебя из себя.
— Да, но ведь обозвал меня свиньей. Худшего оскорбления нельзя было и придумать. Пусть я и не образец чистоты, но на всей улице не найдешь более опрятного и аккуратного дома, чем наш. И ты это знаешь, Джон Кэмбер.
— Знаю, но…
— И я тоже. Пусть я не такая красавица, как эта твоя непорочная девственница-нимфоманка, но…
— Она вовсе не моя. Я тебе уже это сказал.
— Но я стараюсь следить за своей внешностью. Я никогда не расхаживаю по дому в халате и шлепанцах и не транжирю твои деньги в салонах красоты. Я все делаю сама…
— Он не это имел в виду, Алиса. Говоря «свинья», он подразумевал просто женщину. Любую женщину. Кралю. В его кругу это общепринятый термин. Как, например, «штука», «капуста» или «башли». Это американский жаргон. Сленг.
— Значит ваш американский жаргон рассчитан на недоумков.
Я покачал головой.
— Алиса, я не понимаю, что происходит. Мы сидим тут и обсуждаем, как он тебя обозвал, как будто вся эта история уже позади.
— Но ведь так и есть, Джонни. Теперь у нас появилась передышка, по крайней мере, на несколько часов, и мы успеем что-нибудь придумать.
— Ключ мы за это время не найдем.
— И замечательно! — с горячностью воскликнула Алиса. — Меньше всего на свете я бы хотела сейчас иметь этот проклятый ключ.
— Почему?
— Неужели ты не понимаешь, Джонни? Мы же сказали этому недоноску, что готовы расстаться с ключом за двадцать пять тысяч долларов. Допустим, твой толстяк согласится на наши условия — и что тогда? Мы влипнем по уши. Я все-таки считаю, что мы должны сообщить в полицию. Причем прямо сейчас же, не откладывая.
— Мы уже это обсуждали.
— Как знаешь, Джонни. Но я боюсь, что ты совершаешь ошибку.
— Возможно. Скажи мне вот что, Алиса. Тебя тревожит, что случится, если толстяк пойдет на сделку, а ключ будет у нас. Допустим же, что он пойдет на сделку, а ключа у нас не окажется — что тогда?
Алиса изменилась в лице.
— Вот об этом я не подумала, — вздохнула она.
Мне нелегко нарисовать для вас объективный портрет Алисы — как-никак, мужем-то ей прихожусь все-таки я, а не кто-то другой. Женщины отличаются от мужчин по невообразимому количеству признаков, среди которых — полное отсутствие желания прославиться своим героизмом. Напротив, они не считают сколько-нибудь зазорным для себя проявить некоторую слабость или даже трусость, когда этого требуют обстоятельства. Когда же, в силу тех же обстоятельств, женщины вынуждены вести себя храбро и решительно (а это случается довольно часто), они потом чувствуют себя виноватыми.
Как-то раз Алиса сказала мне: «Разница между нами, Джонни, состоит в том, что мы по-разному воспринимаем действительность. В детстве мы с тобой оба знали нужду, только я воспринимала её как совершенно нормальную жизнь. Тебя же приучили относиться к нужде, как к чему-то постыдному и ужасному, поэтому все наши затруднения и кажутся тебе чем-то страшным.»
Да, в то время я и не подозревал, насколько Алиса права.
— Нам уже пора забирать Полли, — сказал я.
Алиса посмотрела на часы и кивнула.
— Съездишь за ней? А я подожду дома, — предложил я.
Алиса замотала головой.
— Нет, Джонни, мы поедем вместе. Сейчас нам нельзя расставаться. Я не хочу оставаться одна, да и тебя одного не оставлю.
— А как насчет завтра? Я ведь ещё не уволился с работы.
— Вот завтра и разберемся. А пока мы должны держаться вдвоем; и ещё нам следует научиться запирать двери.
Выйдя на улицу, она подчеркнуто заперла дверь. Дженни Харрис, наша соседка, подошла к нашему старенькому «форду» и поинтересовалась, ничего не случилось ли.
— Смотря как это оценить, — улыбнулась Алиса. — Как-нибудь я тебе все расскажу.
— Вы поехали за Полли?
— Да, — кивнула Алиса. — Мы уже и так опаздываем.
— На обратном пути заскочите в супермаркет. Там сегодня представляют новый стиральный порошок и, если тебя выберут из толпы покупательниц для того, чтобы помахать перед камерой свежевыстиранным полотенцем, то ты получишь двадцать долларов, в придачу ещё и целый ящик порошка. Там надо, правда, ещё сказать несколько слов, но ты не бойся — их даже не нужно заучивать. Перед тобой будут держать бумажку. Осчастливь их своим английским акцентом.
— Господи, как мне надоели все эти причитания по поводу моего английского акцента, — вздохнула Алиса, когда я разворачивал автомобиль. И ведь никому даже в голову не приходит, что правильно говорю именно я, а акцент — у вас, американцев.
— Это сообразить непросто. Надеюсь, ты не поделишься с Дженни нашими новостями?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты ей пообещала все рассказать?
— Это было не обещание, а обычная вежливость. Дженни — очень славная женщина. Ты сказал — у них черный «кадиллак»? Слава Богу — его не видно.
Детский сад располагался менее, чем в миле от нашего дома. Я оставил машину у входа и мы с Алисой прошли внутрь. В продленные часы воспитательницами в саду работали обычно две учительницы-пенсионерки, мисс Прюитт и мисс Климентайн, обе лет за семьдесят и очень довольные, что могут так подзаработать. Поскольку мы уже очень задержались, в садике остались только два ребенка — Полли среди них не было. Узнав нас, мисс Климентайн встала и с изумленным лицом заспешила навстречу.
— Что-нибудь случилось? — спросила она Алису.
— Нет. А где Полли?
— Как, разве она не дома, миссис Кэмбер?
— Дома? — Алиса на глазах вдруг побелела, как полотно, а у меня оборвалось сердце и противно засосало под ложечкой. Душу охватило то же щемящее отчаяние, которое я испытывал в «кадиллаке» Монтеса. — Надеюсь, вы её не отправили домой одну?
— Нет, конечно. Как вы могли такое подумать, миссис Кэмбер? Просто, когда за Полли заехала сестра мистера Кэмбера, я посчитала, что могу отпустить ребенка с ней.
Ладонь Алисы взлетела к губам.
— Сестра мистера Кэмбера?
Я едва не проговорился, что никакой сестры у меня нет, и хотел уже наорать на престарелую гусыню, но Алиса предостерегающе стиснула мое запястье. А сама сказала, совершенно спокойным тоном:
— Какая сестра, мисс Климентайн? Как она выглядела?
Увидев мое выражение, старушка что-то испуганно залопотала, но Алисе удалось её успокоить.
— У мистера Кэмбера две сестры, — объяснила она. — Прошу вас, мисс Климентайн, не нервничайте. Я просто должна знать, какая именно из сестер приезжала за Полли. Опишите её внешность.
— Она очень милая, миссис Кэмбер. В противном случае, уверяю вас, я бы не отпустила с ней Полли.
— Как она выглядела?
— Довольно темненькая, темные глаза, темные волосы и очень-очень хорошенькая. Такая вежливая, воспитанная и совсем-совсем молоденькая. Я ещё подумала, что она совершенно не похожа на мистера Кэмбера.
— И Полли охотно пошла с ней? — спросил я.
— Она сказала Полли, что приехала за ней по вашей просьбе, и вручила ей изумительную куклу. Просто потрясающую куклу. Глаза у Полли разгорелись — больше она ничего не видела и не слышала… Надеюсь, ничего не случилось?
— Нет, — прошептала Алиса. — Все нормально.
И, не выпуская из руки моего запястья, повела меня к машине.
7
МОНТЕС
Мы молча сидели в машине. Теплые лучи весеннего солнца пронизывали ветви деревьев, выстроившихся по обеим сторонам улицы. Весна в этом году была ранняя и кроны деревьев уже были подернуты нежным изумрудным налетом. На лужайке перед детским садиком порхали пташки, а чуть поодаль вышагивали, взявшись за руки, маленькие мальчик и девочка.