Чонгук, сложив руки на груди, смотрел на то на Гысока, то на шприц, наполненный смертельной в прямом смысле жидкостью, и метался внутри себя словно дикий зверь, загнанный в клетку. Как детектив и представитель закона, он склонялся к тому, чтобы вызвать полицию, но как человек, у которого все-таки есть сердце (черствое, но все же сердце), хотел помочь бедолаге, ведь как он будет дальше существовать — да, именно существовать, а не жить — в своем состоянии?

— Я предлагаю, — дрогнул голос Чимина, который все еще стоял возле окна, — сделать укол.

— Что? Какой укол? — дернулся Гысок. — О чем вы говорите?!

— Вы что думаете? — детектив Пак подошел к девушке и напарнику, становясь между ними.

Йоко сломалась. Она не смогла, не выдержала, потерпела поражение. Девушка, мысленно ругая себя самыми грязными и скользкими словами, вышла из комнаты, оставляя детективов наедине с Гысоком. Она не сомневалась, что парни сделают укол бедному охраннику, избавят его от страданий, но становиться свидетельницей рокового события вовсе не хотела. Да, она показала свою слабость, но хоть когда-то же ей это делать можно? Йоко приняла решение — сбежать от ответственности, спрятаться, уползти в норку и оттуда боязно поглядывать и ждать, когда снова можно показаться на свет.

Когда девушка закрывала за собой дверь, она обернулась, и последнее, что она увидела перед тем, как уйти прочь, — Чонгук берет со столика шприц, а Чимин хватает брыкающегося Гысока за руку.

На улице было пусто, темно и, кажется, холодно — температура неожиданно снизилась к тому моменту, когда девушка вышла из дома. Она остановилась возле бордюра, поежилась от резкого порыва ветра, который словно ударил ее по спине, и осторожно, боясь испачкаться, села прямо на землю. Йоко смотрела вперед себя, разглядывая полуголые кусты и изрядно поредевшие кроны деревьев, пожелтевшие листья которых либо слабо покачивались на сухих ветках, либо лежали сырым ковром под ногами. Осень в этом году будет ранняя. Да, девушка старалась думать именно о погоде и о убегающем в холода и еще большие дожди лете, но мысли то и дело возвращались обратно к Гысоку и его нелегкой судьбе. Губы предупредительно дрожали, в горле встал неприятный, удушающий ком. Она была готова вот-вот расплакаться. И когда Йоко успела стать такой чувствительной?

— Ну ты и дура, — сказала практикантка сама себе. — Дала же слово, что больше не будешь плакать. Глупо лить слезы по преступнику.

И все же она не выдержала. Увидеть человека, пусть и свершившего нечто плохое, в беспомощном состоянии, в виде самой настоящей жертвы убийцы с больной головой, оказалось сложнее, чем она думала. Йоко стыдилась своих вспыхнувших чувств, но ничего не могла с собой сделать. Ее влажные глаза дрогнули, будто в них брызнул озорной ребенок из водного пистолета, и по щекам синхронно скатились две прозрачные слезы. Девушка тут же вытерла их, поднимая взор к небу, но хищник уже спущен с цепи и не собирается возвращаться обратно в клетку. Йоко плакала, как обычно плачут героини из душераздирающих фильмов — тихо, красиво и настолько естественно, что хотелось наблюдать за этим со стороны и не мешать каплям скатываться по румяной и бархатной поверхности. Ее плечи периодически вздрагивали, пальцы терзали коленки, зубы бессовестно кусали и мяли нижнюю губу, а вырывающиеся наружу неосторожные всхлипы добавляли драматичности этой вязкой, сгустившейся где-то в области сердца ночи.

Даже когда на улицу вышли детективы, Йоко не прекратила плакать. Ей было плевать, что они подумают, она больше не боялась показаться слабой в их глазах. Сколько можно прятать свое хрупкое нутро под бетонной плитой? Пора бы дать ему подышать и вкусить все прелести (да и не только прелести) реальной жизни.

— Ну кто кран включил? — Чонгук остановился рядом с сидящей на бордюре девушкой и цокнул языком. — Чего ревешь?

— Отстань… — всхлипнула Йоко, совсем как обиженный ребенок, и смущенно отвернула голову, но спрятаться ей так и не удалось: Чимин решил проявить заботу, которая была так кстати, и сел подле нее.

— Правильно, не сдерживайся, тебе станет легче, — сказал он ей шепотом на ухо и удивился, когда девушка прижалась к нему, опуская голову на его плечо. Она все еще плакала, только совсем беззвучно, молча роняя предательские слезы. Но Пак не растерялся. Он сгреб Йоко в бережные объятия и коснулся губами ее макушки. — Мы сделали ему укол…

— Я знаю, — прошептала практикантка куда-то в ключицу Чимина.

— Знает она… — Чонгук грузно уселся на бордюр с другой стороны от Йоко. С завистью мальчишки, у которого отняли игрушку, он посмотрел на то, как напарник обнимал девушку, и понял, что тоже хочет поучаствовать в процессе утешения. — Хочу посмотреть на твои слезы.

Детектив Чон буквально вырвал девушку из рук Чимина, чтобы прижать к себе. Он томно, со внимательностью возбужденного человека заглянул в ее влажные глаза, взялся за ее подбородок и медленно склонил свою голову на бок, показывая тем самым свою крайнюю заинтересованность. Между ним и Йоко завязался интимный зрительный контакт. Они смотрели друг на друга и растекались в одну большую лужу, больше похожую на вылившуюся из огромного чана густую и еще горячую карамель. Чонгук нежно придерживал девушку за подбородок указательным и большим пальцами, и единственное, на что он отвлекался, — на ее слезы и влажные следы после них.

— Ты красивая, когда плачешь, — сказал он хриплым голосом и сделал то, от чего живот Йоко скрутился в тугой узел. Чонгук провел языком по ее щеке, где только что блестела слезинка, и весело улыбнулся. — Соленая. Но мне это больше по душе, не люблю слащавых девочек. С тобой интереснее.

— Пиздец, — хохотнул Чимин, наблюдая за происходящим. — Только что умертвил человека, а теперь флиртуешь с Йоко. У тебя совесть есть вообще?

— Зато теперь она успокоилась, — Чон кивнул на девушку, которая перестала плакать и стыдливо бегала глазами по лицу напротив, поднялся на ноги и двинулся к машине. — Сейчас приедет полиция, пусть разбираются, что делать дальше.

***

Детективы привезли Йоко домой лишь во втором часу ночи. И они, и она были сильно уставшими, ведь сегодня на них свалилось слишком много переживаний и нагрузки, причем не только физической, но и моральной. Если парни еще держались, то девушка то засыпала на заднем сиденье, то просыпалась, когда дергалась сквозь сон, в котором срывалась в воображаемый обрыв. Сама атмосфера в машине располагала к уютному сну: тепло, приглушенная и вовсе не напрягающая музыка, мягкое ложе (если можно так выражаться), Чимин и Чонгук, дарящие непередаваемое ощущение безопасности и комфорта, а то, как приятно пахло от них мужским одеколоном — отдельный разговор. Но ничто не вечно, и Йоко пришлось покинуть Ауди, когда та остановилась на ее улице.

— Спасибо, что подвезли, — девушка взяла сумку и открыла дверь, чтобы выйти на улицу.

— Хён, — Чонгук повернул голову к лучшему другу, встречаясь с его выпрашивающим взглядом, — проводи ее.

Здесь не нужно было лишних слов и объяснений, чтобы понять сильную дружескую связь и столь же сильное взаимопонимание между детективами. Чимин кивнул головой, поджав губы, и под пристальный взгляд напарника покинул автомобиль следом за Йоко. Девушка уже открывала калитку, когда к ней подошел Пак. Она удивленно посмотрела на него, совсем не понимая, с чего бы он захотел выступить джентльменом… уже в который раз за все их знакомство.

— Захотел лично убедиться в том, что ты дошла, — улыбнулся Чимин, вместе с практиканткой ступая на ее территорию. Он прикрыл за собой калитку и слился с поглощающей его темнотой холодной ночи.