Дойл увлекался всеми зимними видами спорта. Он одним из первых ввел в Швейцарии моду на лыжное катание — до тех пор оно было популярно исключительно в Норвегии. Весь Давос приходил посмотреть, как Дойл и еще несколько энтузиастов бегают на лыжах. Все любят наблюдать за лыжником-новичком. Как я убедился на собственном опыте, сломать шею, катаясь на лыжах, практически невозможно. Быть может, способ этого добиться существует; в таком случае это единственный способ, которого я не испробовал. Я впервые встал на лыжи лет примерно в сорок пять. Правда, у меня было преимущество — я хорошо катался на коньках и знал все о старых добрых снегоступах. В конце концов я и на лыжах научился ходить, но будь у меня возможность повторить все сначала, не стал бы с этим так тянуть. Обратное сальто и шпагат — упражнения, которые легче даются в молодости.

Однако дело того стоило. В последний раз я катался на лыжах в Арозе, в первый год войны. Собралось довольно странное смешанное общество. Американки скользили на коньках рука об руку с немецкими офицерами. Французы, немцы, итальянцы летели с горки на одних салазках, уцепившись друг за друга. Добродушный джентльмен из Санкт-Петербурга, утверждавший, что состоит в родстве с царем, давал по утрам уроки русского трем австрийкам из Вены — они опасались, что после войны им придется говорить на этом языке. Все мы замечательно ладили друг с другом. Спорт бесстыдно интернационален.

Наступил последний день моего отпуска. Ароза — отличное место для катания на лыжах. Я успел немало потренироваться и был в хорошей форме. Наняв мальчика из деревни для сопровождения, я стал подниматься по склону Вайсхорна. Ни один опытный лыжник не пойдет в горы в одиночку. Очень легко, свалившись, оказаться в такой позе, из которой своими силами встать анатомически невозможно. День выдался идеальный. Ночью был снегопад, и снег не успел подмерзнуть. Два часа мы карабкались вверх и наконец, добравшись до ровного участка, расчехлили лыжи, чехлы обвязали себе вокруг пояса, затянули ремешки и помчались. Я часто завидовал ласточкам, когда они с распростертыми крыльями скользят по воздуху, едва не касаясь земли. Сейчас я завидую еще больше, потому что знаю это ощущение. Есть только одно еще чудеснее, называется неблагозвучным словом «трамплин». По сигналу лыжник начинает тихо катиться вниз, лыжи параллельны друг другу, ноги слегка согнуты в коленях. Укатанная лыжня постепенно становится круче. Сосны все быстрей проносятся мимо. Вдруг деревья расступаются в стороны: лыжня, прямая как стрела, ведет прямо вперед и… обрывается. А затем великолепный прыжок в пустоту. Лыжник летит, раскинув руки. Долгим ли кажется ему промежуток времени, пока земля не рванется навстречу? И вот он уже несется через толпу восторженно вопящих зрителей к финишному флажку. Не так уж сложно, хватило бы только храбрости.

Одна из самых серьезных опасностей, подстерегающих лыжника, — напороться на засыпанную снегом изгородь. Обычно это кончается переломом лодыжки. А однажды я набрел на человека, на корточках застывшего у пропасти, — его лыжи слегка высовывались за край. Он не решался пошевелиться, погрузив руки в снег у себя за спиной в виде единственной зацепки. Впрочем, учитывая, с какими трудностями сталкивается лыжник на каждом шагу, остается удивляться, что несчастные случаи так редки. Да будь они и в двадцать раз чаще, все равно я советовал бы молодежи испробовать этот вид спорта, невзирая на риск.

Чего следует опасаться, так это переутомления. Как и верховая езда, катание на лыжах дает непривычную нагрузку на специфические группы мышц. Пока они как следует не разработаны, избегайте долгих забегов. Впервые я встал на лыжи в Вилларе. Некий каноник Сэвидж собрал компанию для лыжной прогулки и пригласил меня. Я предупредил, что всего лишь новичок. Он замахал руками: все будет прекрасно, они за мной присмотрят. Мы отправились в восемь утра. На обратном пути я обнаружил, что не держусь на ногах. Кое-как поднимаюсь ценой невероятных усилий и тут же снова падаю. Уже в сумерках я свалился в сугроб и потерял лыжи. Ремешки отстегнулись. Я беспомощно смотрел, как мои лыжи плавно скользят вниз по склону. Кажется, без меня у них получалось намного лучше. Я, проникшись к ним ответной неприязнью, поначалу тоже радовался, что мы расстались — пока не сообразил, что теперь у меня на ногах всего лишь пара тяжелых башмаков. Совершенно измученный, я не мог самостоятельно выбраться. Я стал кричать во всю силу легких. Быть может, ее осталось слишком мало, а возможно, каноник с компанией слишком далеко ушли вперед и потому не услышали. К счастью, добрый христианин по имени Арнольд вспомнил обо мне и вернулся. Я упомянул этот случай на следующий день в разговоре с каноником, но его чувство юмора оказалось тоньше моего. Он только посмеялся.

Меня никогда особенно не привлекала английская школа катания на коньках. По-моему, ее изобрел человек с деревянной ногой. Я эту школу освоил — во всяком случае, достаточно, чтобы о ней судить. В ней нет радости. Признаю, она трудна. Так же трудно танцевать в смирительной рубашке. Какой смысл заниматься чем-то лишь потому, что оно противоречит законам природы? Крутить пируэты, растопырив руки и ноги, словно русская балерина, — не самое благопристойное занятие для пожилого джентльмена средней упитанности. А я с удовольствием катался на коньках до пятидесяти восьми.

Катание на санках с хорошо подготовленной горки быстро теряет свое очарование. Очень точно это занятие описывает китаец: «Вз-зик! А потом неё одна миля пёхом». Новички иногда вылетают с трассы на повороте, совершая при этом различные забавные кульбиты. Хорошо, что это случается довольно часто, иначе зрители заскучали бы. Помню, одна дама в Мюррене пыталась править санями при помощи шеста футов двадцати в длину, используя его наподобие руля. Получалось плохо. На каждом бугорке шест подскакивал в воздух, и тогда приходил черед зрителей выделывать кульбиты, отчаянно ругаясь. Бобслей — совсем другое дело. Тут нужны отвага и умение. Однажды Гарольд Фримен, президент Давосского тобоганного клуба, будучи пилотом, сломал руку в самом начале гонки, однако продолжал править до самого финиша. Представляю, каково это — провести сани по всем крутым поворотам трассы в горах над Клостерсом, когда в твою плоть вонзается обломок кости. С обычными санками хорошо гулять в долине. Ровные участки преодолеваешь пешком, в редких деревушках заходишь в таверну покурить и выпить кружку пива, а там, где дорога идет под уклон, скользишь себе, любуясь пенящимся потоком далеко внизу. Весьма увлекательное занятие — уворачиваться от саней, груженных лесом. Тяжеловозы косятся на вас кроткими глазами и звякают бубенцами. Дети, выйдя из школы после уроков, загораживают вам путь. Вы грозите им кулаком и мчитесь прямо на заслон, зная, что в последний миг они разбегутся. Но готовьтесь потом получить град снежков в спину! То и дело обгоняете пышнотелую фермершу, сидящую очень прямо, зажав между колен корзину с куриными яйцами, и торжественно обмениваетесь с ней кратким: «Grüss Gott!»[210] Наконец добираетесь в сонный город у самого устья долины, выпиваете чашечку кофе, — быть может, со стаканчиком шнапса, — и домой, в миниатюрном поезде, переполненном общительными крестьянами. Если достанется место у печки, дремлете всю дорогу.

Альпинизм в Швейцарии скоро совсем уйдет в прошлое. На каждую гору проложат железную дорогу. Главное удовольствие было — обсудить потом свое восхождение за кувшином вина в общей комнате деревенской гостиницы, слушая мудрые советы проводников, обмениваясь впечатлениями с другими альпинистами, расписывая встреченные вами опасности и чудесные спасения. Кому все это нужно теперь, когда в любой момент вашу волнующую сагу может прервать какой-нибудь спортсмен в гетрах и свитере безумной расцветки, бодро заявив: «Да-да, мы сегодня туда прокатились поездом девять сорок пять. Вид недурен, но кормили отвратно»?

Я всего один раз непосредственно столкнулся с несчастным случаем. При переходе через ледник мой друг Фрэнк Мэтью сорвался в пропасть. Мы были связаны веревкой, так что этот легкомысленный тип чуть и меня за собой не утянул. Разумеется, проводник нас обоих удержал, но сколько потом пришлось возиться, вытаскивая Фрэнка! Я хотел идти дальше, но Фрэнк отнесся к происшествию очень серьезно, и мы помогли ему дохромать до дома.