— Я не мальчик, — сказал незнакомец. — И совсем не хотел показаться дерзким.
— Вижу, — ответила мисс Кайт. — Это было глупое замечание. Представить не могу, что заставило меня его сделать. Видимо, просто глупею на старости лет.
Незнакомец рассмеялся.
— Вы уж точно не старая.
— Мне тридцать девять, — выпалила мисс Кайт. — Ведь в таком возрасте не назовешь человека молодым?
— По-моему, это прекрасный возраст, — настаивал незнакомец. — Человек достаточно молод, чтобы не утратить веселье юности, и достаточно взрослый, чтобы научиться сочувствию.
— Надо же, — возразила мисс Кайт. — Скажите еще, что каждый возраст прекрасен по-своему. Я иду спать.
Мисс Кайт поднялась. Бумажный веер почему-то сломался, и она бросила обрывки в огонь.
— Еще рано, — возразил незнакомец. — Я предвкушал разговор с вами.
— Что ж, у вас есть возможность и дальше его предвкушать, — возразила мисс Кайт. — Спокойной ночи.
На самом деле мисс Кайт не терпелось взглянуть на себя в зеркало в собственной комнате, с плотно закрытой дверью. Образ этой другой мисс Кайт — опрятной леди с бледным лицом и каштановыми волосами — был таким ярким, что мисс Кайт недоумевала, не посетила ли ее временная забывчивость, пока она одевалась к ужину в тот вечер.
Предоставленный сам себе незнакомец прошел к столу для игры в мушку в поисках чего-нибудь почитать.
— Кажется, вы спугнули мисс Кайт, — заметила леди, приходившаяся кузиной некоему баронету.
— Похоже, что так, — признал незнакомец.
— Мой кузен, сэр Уильям Босстер, — заметила занятая вязанием леди, — который женился на племяннице старого лорда Игема… Вы никогда не встречали Игемов?
— Пока, — ответил незнакомец, — не имел такой чести.
— Очаровательная семья. Не может понять… То есть мой кузен сэр Уильям не может понять, почему я продолжаю жить здесь. «Моя дорогая Эмили, — повторяет он каждый раз, когда меня видит, — моя дорогая Эмили, как можете вы существовать среди людей такого сорта, обитателей пансионов?» Но меня они забавляют.
Чувство юмора, согласился незнакомец, всегда является преимуществом.
— Наша семья со стороны матери, — продолжала кузина сэра Уильяма своим монотонным голосом, — связана с Теттон-Джонсами, которые, когда король Георг Четвертый… — Кузине сэра Уильяма понадобилась очередная катушка ниток, она подняла глаза и встретилась взглядом с незнакомцем.
— Сама толком не знаю, почему я все это вам рассказываю, — произнесла она недовольным голосом. — Вряд ли это вас заинтересует.
— Все, что связано с вами, меня интересует, — серьезно заверил ее незнакомец.
— С вашей стороны очень мило так говорить, — вздохнула кузина сэра Уильяма, но без должной уверенности. — Вероятно, иногда я докучаю людям.
Вежливый незнакомец спорить не стал.
— Понимаете, — продолжала бедная леди, — я действительно из хорошей семьи.
— Уважаемая леди, — произнес незнакомец, — ваше благородное лицо, благородный голос, благородная осанка — все свидетельствует об этом.
Она не отрываясь смотрела незнакомцу в глаза, и постепенно улыбка прогоняла прочь тоску с ее лица.
— Как глупо с моей стороны. — Она говорила скорее с собой, чем с незнакомцем. — Что ж, конечно, люди… люди, мнение которых имеет значение, судят тебя по тому, кто ты есть, а не по тому, что ты говоришь о себе.
Незнакомец все молчал.
— Я вдова провинциального доктора с доходом лишь в двести тридцать фунтов в год. Разумнее всего смириться с этим и беспокоиться о моих сильных и могущественных родственниках не больше, чем они когда-либо беспокоились обо мне.
Казалось, незнакомец не мог найти подходящих слов.
— У меня есть еще родственники, — вспомнила кузина сэра Уильяма, — близкие моего бедного супруга, для которых вместо «бедной родственницы» я могла бы стать сказочной крестной мамочкой. Вот моя семья, или такой она могла бы быть, — с сарказмом добавила кузина сэра Уильяма, — не будь я вульгарным снобом.
При этих словах она вспыхнула и поспешно поднялась.
— Похоже, я прогнал и вас, — вздохнул незнакомец.
— Когда тебя называют вульгарным снобом, — с жаром выпалила леди, — самое время уходить.
— Это были ваши слова, — напомнил незнакомец.
— О чем только я думала! — заметила дама с негодованием. — Ни одна леди, по крайней мере в присутствии совершенно незнакомого человека, не назвала бы себя… — Она сконфузилась. — Сегодня вечером со мной что-то происходит. — Кажется, я просто не в состоянии удержаться, чтобы не оскорблять себя.
Все еще в полном смятении, она пожелала незнакомцу доброй ночи, надеясь, что при следующей встрече будет чувствовать себя как обычно. Незнакомец, надеясь на то же самое, открыл перед ней дверь и снова закрыл.
— Скажите, — засмеялась мисс Девайн, которая исключительно благодаря силе таланта ухитрялась извлекать гармоничные звуки из сопротивлявшегося пианино, — как вам это удалось? Хотела бы я знать.
— Что вы имеете в виду? — спросил незнакомец.
— Так быстро избавиться от этих двух старых развалин?
— Как хорошо вы играете! — воскликнул незнакомец. — Я понял, что у вас исключительный музыкальный дар, в тот самый момент, когда увидел вас.
— Откуда вы узнали?
— Это написано у вас на лице.
Девушка рассмеялась от удовольствия.
— Похоже, вы времени не теряли, разглядывая мое лицо.
— Это красивое и интересное лицо, — заметил незнакомец.
Она резко повернулась на табурете, и их глаза встретились.
— Вы умеете читать по лицу?
— Да.
— Скажите, что еще вы видите в моем?
— Откровенность, смелость…
— Ах да, все добродетели. Возможно. Это мы примем как должное. — Девушка на удивление быстро стала серьезной. — Расскажите лучше об обратной стороне.
— Не вижу здесь обратной стороны, — ответил незнакомец. — Вижу только прекрасную девушку на пороге превращения в достойную женщину.
— И ничего больше? Не видите следов алчности, тщеславия, убожества и… — Злой смешок сорвался с ее губ. — И вы умеете читать по лицу!
— Читать по лицу. — Незнакомец улыбнулся. — Знаете, что сейчас написано на вашем? Любовь к правде, почти неистовая, неприятие лжи, лицемерия, желание всего чистого, презрение ко всему презренному, особенно к тому, что презренно в женщине. Скажите, разве я читаю неверно?
«Интересно, — подумала девушка, — не потому ли две другие дамы так поспешно покинули гостиную? Все ли стыдятся собственного ничтожества под взглядом ваших чистых доверчивых глаз?»
Тут ей на ум пришла одна мысль.
— Мне показалось, папа многое успел рассказать вам за ужином. О чем вы разговаривали?
— Это военного вида джентльмен справа от меня? Главным образом мы говорили о вашей матери.
— Жаль, — ответила девушка, теперь уже жалея, что задала этот вопрос. — Я надеялась, что для первого вечера он выберет другую тему!
— Он и пытался предложить пару других, — сознался незнакомец, — но я так мало путешествовал по свету, что обрадовался, когда он принялся рассказывать о себе. Надеюсь, мы подружимся. К тому же он так хорошо говорил о миссис Девайн.
— В самом деле?
— По его словам, он женат уже двадцать лет и никогда не жалел об этом за исключением одного раза!
Ее черные глаза сверкнули, но когда они встретились взглядами, всякое подозрение с ее стороны улетучилось. Она отвернулась, пряча улыбку.
— Так значит, он пожалел. Один раз.
— Лишь раз, — объяснил незнакомец, — пребывая в переменчивом раздражительном настроении. Он поступил честно, когда признал это. Поделился со мной. Думаю, я ему понравился. Действительно, он почти дал мне это понять. Сказал, что не часто выпадает возможность поговорить с таким человеком, как я. Рассказал, что, когда они с вашей матерью путешествуют, их всегда принимают за молодоженов. Некоторые из историй, которые он поведал, оказались весьма забавными. — Незнакомец засмеялся. — И даже здесь их в основном называют «Дарби и Джоан»[125].
125
Так часто называют неразлучных пожилых супругов в честь героев баллады Г. Вудфолла.