— Мы были подопытными кроликами. Как—то раз Ричард решил проверить, как экипаж будет вести себя в случае поломки ровера. Ричард установил на скафандры дистанционную блокировку, чтобы никто не смог снять их раньше, чем он позволит. В тестовой группе был Чарли Хэнлон и еще двое, Грэг и Мари. Они были любовниками. Все знали об этом, думаю и Ричард тоже. Он специально выбрал их. Группу забросили на десять километров вглубь пустыни. Несколько дней они пытались отремонтировать ровер и наладить связь. У них ничего не получалось, и, конечно, не могло получиться. Они не догадывались, что настоящий эксперимент Ричарда только начинается. Они не могли снять скафандры. Умоляли Ричарда открыть замки. Грэг сошел с ума. Избил Мари и отобрал у нее баллон. Чарли пытался помешать. Они подрались. Ричард все это время не давал открыть замки. Мари была мертва три минуты. Ее чудом спасли.

Молчанов читал об этом эксперименте в книге доктора Патела

“... эксперимент показал, что индивид, оказавшийся на грани жизни и смерти с большей долей вероятности не способен мыслить дальновидно. Запускается инстинкт самосохранения, после чего функционирование человеческой кооперации в группе становиться невозможным. Ни один член экипажа не готов пожертвовать собой для спасения другого”

— Его выводы не верны, — сказал Молчанов. — В истории много примеров, когда люди сознательно шли на смерть ради других.

— Ричард верит только своим результатам.

Нака прикрыла глаза.

— Официально эксперимент Террос признан успешным, но мы все знали, что это провал. Отношения в экипаже к концу стали невыносимыми. Мы ненавидели друг друга. На камеру улыбались, говорили, что готовы к настоящему полету. Никто бы не полетел. Я соврала, я не была готова остаться на Марсе навсегда. Не готова и сейчас. Я хочу вернуться на Землю. С тобой. Я люблю тебя.

Она попыталась поцеловать его, но Молчанов отвернул голову.

— Я понимаю. Ты очень устал. Столько всего произошло. Отдыхай, завтра трудный день.

Она оставила его одного. Эту ночь он не сомкнул глаз.

***

“... Я не знаю прочтешь ли ты. Я скоро умру. Возможно, мне осталось несколько месяцев. Доза облучения слишком высокая. Лечения нет. Я точно знаю, как буду умирать, знаю какие меня ждут мучения. Мне не страшно. Я заслужил. Единственное, о чем жалею – то, как поступил с тобой. Я предал тебя. От мысли, что никогда не смогу поцеловать нашего ребенка хочется кричать. Я сделал столько ошибок, многие никогда не смогу исправить. Я был так зол на тебя, что думал найду утешения с другой. Я знаю ты не простишь меня никогда, я не заслуживаю. Я прошу только одного — воспитай нашего ребенка достойным человеком, расскажи все то, что сделал я. Пусть он знает каким—бы был отец, и какие ошибки он совершил. Покажи это письмо. Мои ошибки не должны повториться. Андрей”.

Отправлено

***

Решение ЦУПа запустить спасательную операцию вызвало неожиданную волну скепсиса. Пользователи, изучившие за последние полгода всю подноготную космических полетов, не поверили в успех. Большинство задавалось вопросом — стоит ли жертвовать членами экипажа во имя спасения чуждых землянам марсиан? Им апеллировали другие: земляне сами виноваты и ошибку нужно исправить любой ценой. Слоган “Раса людей” стремительно набирал популярность. Складывалось впечатление, что между странами вдруг стерлись границы. Споры за территории теперь открыто высмеивались. Быстро осознавшие это политики, начали зарабатывать очки, пропагандируя отказ от конфронтаций во имя объединения усилий. Националисты переключись с расовых вопросов на защиту человечества, как вида. Марсиан они называли врагами, требовали не спасать их, а наоборот уничтожить, дабы избежать в будущем захвата марсианами нашей планеты.

В Сети разгорались споры среди новоиспеченных научных энтузиастов. Одни предлагали запустить двигатель, и, не выходя на орбиту Марса, лететь обратно на Землю. При этом скорость Земли, которая теперь удалялась от Марса превышала скорость корабля, и догнать ее не удалось бы. Другие советовали отцепить большинство модулей от станции и эвакуироваться, используя двигатели посадочного челнока. Эта затея также не выдерживала критики. Между тем идеи оформлялись в проекты, набирали сотни миллионов подписей в поддержку и летели в ЦУП с требованием скорейшего рассмотрения. ЦУП отказывался тратить бесценное время инженеров на разбор абсурдных предложений. В ответ ЦУП обвиняли в предательстве человечества, бездействии и непрофессионализме.

В Москву со всего мира съезжались люди. Такого потока приезжих златоглавая не видела с момента большой сибирской миграции. Многие впервые в жизни покидали свои города и страны. Власти временно наложили вето на закон о запрете углеводородных энергоносителей. Сотни оставшихся в рабочем состоянии пассажирских самолетов впервые за многие годы поднялись в небо. Они несли на борту людей разного возраста и вероисповедания, расы, богачей и малоимущих — людей объединенных общей целью — спасти соплеменников, запертых в стальной коробке за миллионы километров от дома.

Подъезды к ЦУПу заполнились толпами протестующих. Люди скандировали имена членов экипажа. Повсюду висели их портреты, среди которых был и Скотт Стивенсон. Его почитали, как погибшего героя. ЦУП не стал сообщать о его самоубийстве, ограничившись несчастным случаем во время магнитной бури.

Отголоски творящегося на Земле безумства докатились до Прайма—1479. Корабль получал несколько тысяч писем поддержки с периодичностью в секунду. Чтобы не оставить их без внимания, Нака запрограммировала компьютер автоматически генерировать ответы. Члены экипажа благодарили людей за поддержку, обещали держаться вместе, не ссориться и работать во благо человеческой расы до самого конца.

Покровский объявил о срочном сборе. Молчанов прибыл спустя пол минуты. Его уже ожидала Нака. С Покровским они пробыли здесь довольно долго — работали голографические экраны, электронная доска для заметок была испещрена цифрами и чертежами. Когда прибыл доктор Пател, Покровский отвлекся и бросил на него осторожный взгляд.

Доктор Пател находился в приподнятом настроении. Он улыбнулся всем почтенной улыбкой мудрого наставника и отдалился от общего полукруга слегка в сторону. Последние часы доктор готовил лабораторию к посадке на поверхность, намеченной на завтра.

— Спасательная миссия отменяется. У ЦУпа новое предложение, — сказал Покровский и выждал реакцию Молчанова и доктора Патела. Интересовала его конечно только реакция последнего. — Нака!

Нака Миура кивнула в его сторону, вывела на экран схему корабля и, медленно, почти беззвучно выдохнула.

— Если бы мы стартовали с орбиты Марса, топлива хватило бы для полета до Земли.

— Мы не на орбите Марса, — замечание доктора Патела звучало, как удар линейкой по рукам.

— Да, топливо мы должны истратить сегодня для корректировки курса. Но этого мы не будем делать.

Она выжидающе смотрела на остальных.

— ЦУП предполагает нам самоубийство? — спросил доктор Пател. — Объясните мне, иначе я ничего не понимаю.

— Мы используем независимые тормозные двигатели лаборатории и жилого модуля, — сказала Нака.

Ричард Пател переглянулся с Покровским.

— На каждом модуле по четыре химических двигателя с автономной топливной системой, — продолжала Нака. — Расчеты показали, что если мы запустим их с определенным импульсом и направлением, то в течении шести часов, корабль встанет на нужный курс. Таким образом мы сохраняем топливо для основного двигателя.

— Подождите, подождите, — вмешался доктор Пател. — Без этих двигателей мы не посадим модули на поверхность. И сами не сможем высадится. Это же очевидно. Этот вариант нужно исключить.

Нака взглянула на Покровского.

— Мы не высаживаемся на Марсе, доктор, — сказал Покровский.

Ричард Пател округлил глаза и оглядел присутствующих с ошарашенным видом.

— Что? — только и смог вымолвить он.