Кирилл качнул головой отрицательно:

– Сменной одежды нет, погода влажная и холодная, облучение подавляет иммунитет и защитные силы организма. Можно запросто схватить тяжелейшую пневмонию.

– Твою-то мать! – отчаянно выругался Гусев. – У меня такое ощущение, будто я весь в дерьме, мне нужно отмыть его, а я продолжаю вонять.

Кириллу оставалось лишь посочувствовать.

– Выберемся на дорогу, что-нибудь придумаем, обещаю.

– Что?

– Сменим одежду, заедем в первую же деревню в медпункт.

– Так лучше в эту, - занервничал и забыл название Гусев, - В эту… в Ворошиловку, тут же вроде близко.

– Там нет медпункта, - не согласился Кирилл, - И потом из-за направления ветра вся гадость с могильника уже летит в ее сторону.

– Сейчас нет пыли, - буркнул Гусев.

– Испарения – туман и утренний конденсат еще хуже – это как мощная аэрозоль, - сообщил Кирилл.

За поворотом дорога обрывалась: поперек нее лежала огромная поваленная сосна, из-за ветвей которой смутно угадывались очертания изувеченного до крайности «КАМАЗа». Гусев, погруженный в свои противоречивые думы, не видел причины остановки и вернулся к действительности от толчка тормозов.

– Что там еще?

Кирилл отъехал чуть назад.

– Еще одна машина – вся помятая и, похоже, тоже брошена, а перед ней огромная сосна.

– Объехать никак? – спросил Гусев, уже зная ответ на собственный вопрос.

– Сейчас посмотрю, - осторожно открыл дверь Кирилл, впуская в салон дождливую прохладу и ветер.

Кирилл вышел, оказавшись во власти клубящегося тумана. Точно такой же был и на Мертвом озере. Он успел сделать лишь несколько шагов, как услышал оклик:

– Стой, где стоишь и не двигайся!

– Кто это? – спросил Кирилл, радуясь, что имел дело с человеком, а не желтоглазым монстром.

– Молчи и не шевелись! – был ответ, на этот раз голос звучал гораздо ближе, но туман лишал всякой возможности видеть ближе полутора метров.

– Иначе что? – задал вопрос Кирилл, пытаясь на звук определить местоположение угрожавшего невидимки.

Вместо ответа дуло автомата уперлось ему между лопаток, а голос шепнул прямо в ухо:

– Лучше не дергайся, сегодня я видел много ужасного и непонятного, поэтому очень нервничаю. Не дай мне повод случайно спустить курок. Договорились? Вот и лады, а теперь отвечай: кто такой будешь и чего тут делаешь?

Кирилл представился без тени страха и спросил в ответ:

– А вы кто?

– Прапорщик внутренних войск Грибов.

Ворошиловка, 7:39.

Наконец-то первые признаки жизни подали супруги Коняевы, но до пробуждения было еще далеко. Очнулась и Лошадникова, спросила закурить, за три затяжки оставила лишь фильтр от сигареты, которой угостил её Петро. Затем она молча принялась созерцать происходящее, не задав впрочем, ни одного вопроса.

– Шеф, новости есть, - отозвался наблюдатель Калинкин.

– Опять «плохие и очень плохие»?

– Не-а, только хорошие!

Гончаленков чуть не поперхнулся и нервно заторопил:

– Ну, че молчишь, говори!

– «Зверюшки» наши решили деру дать.

– То есть?

– Дружною толпой отступают по всем направлениям! – копируя диктора Левитана, объяснил Калинкин.

Гончаленков вскочил с места и потеснил сержанта, чтобы лично видеть происходящее.

– Значит, все уходят? – тревожно спросил он.

– Ага, шеф, сдрейфили, - радостно просиял помощник участкового, - Толпой ломанулись.

– Не вижу повода торжествовать, - мрачно сказал Гончаленков, озираясь по сторонам.

– Не понял, шеф… - лицо Калинкина озадачилось в высшей степени.

– И впрямь, командир, ты чего? – удивился дед Матвей.

– Дед, ты – человек служивый, - пояснил старлей, - Ответь мне: когда враг, превосходящий по численности и фактически уже победивший отступает, если ему до победы осталось всего одно последнее усилие?

Дед задумался, крякнул и неуверенно сказал:

– Не иначе в ловушку заманить хотят, вызвать на открытое место и ударить, оборотясь всей силой.

– Верно! – вмешался Калинкин, он не мог позволить старику обскакать его в вопросах военной тактики и стратегии, - Так татаро-монголы делали.

– Эти твари похитрее татар, - помрачнел Гончаленков, - А ответ мой на вопрос вы не нашли. Враг отступает в подобных случаях, чтобы не попасть под обстрел своих же орудий.

Катасонов нервно захохотал:

– Меня истеричкой назвал, лейтенант, а сам-то лучше?! Какие орудия? Какой обстрел? Это просто взбесившееся зверье!

Участковый не изменился в лице, но побледнел лицом.

– Для тебя, господин ветеринар, я – старший лейтенант – это, во-первых; а, во-вторых, не надо воспринимать все слова буквально. Понятие абстрактного мышления тебе ли не знать, ты же еще и доктор?

– Будет вам лаяться, - сморщился недовольно Матвей, - Объясни лучше свои слова.

Неожиданно поднялся со своего места Петро.

– Прав, участковый, они ушли, чтобы не попасть под удар. Все как на войне – продуманно и грамотно. Помните, сначала скотина и зверьё с ума по сходили, а потом на нас обрушилась вся эта свистопляска в виде жёлтого света. Скорее всего, нас опять ожидает это землетрясение и светопредставление. Я, верно, понял вашу мысль, товарищ старший лейтенант?

– В самую десятку, - подтвердил тот.

Голос Калинкина запаниковал:

– Опять эта смесь землетрясения с цунами?

– Ага…

Ветеринар теперь осознал правоту доводов участкового и вновь затрясся в истерической лихорадке.

– Чего сидим? Бежать надо!

– Мысль своевременная и правильная, - иронически заметил «старлей», - Но вот куда бежать?

– Подальше от этих развалин и покойников, - задыхаясь, прошептал Катасонов, - Лишь бы скорее!

– Эти твари только и ждут от нас необдуманных, импульсивных действий, - предупредил Гончаленков.

– Значит, останемся и подождем, пока землетрясение не погребет нас?! – взвизгнул ветеринар, - Отличная идея!

– Заткнись, психопат трусливый, - прохрипела на него Лошадникова, - И без твоего нытья голова раскалывается. Предлагаю перебраться в дом директора. Фундамент он сделал капитальный из гранита, дом из кирпичей и шифера, в случае чего, не загорится, погреб есть, гараж был с машиной…

Калинкин вновь заскрипел зубами – еще один конкурент в вопросах тактики и стратегии, на этот раз им стала алкоголичка Лошадникова. Не деревня, а пристанище эрудитов, чем ниже они находились в иерархии общества, чем больше пили и опускались, тем умнее себя проявляли. Младший сержант пришел к выводу, что водка и полубомжовый образ жизни способствуют интеллекту.

– Ну что же, - начал распоряжаться Гончаленков, - Калинкин – ведущий, остальные цепочкой за ним, я прикрываю.

Дед Матвей указал на супругов Коняевых и озадаченно спросил:

– А с этим чего делать?

– Тьфу ты блин, - чертыхнулся участковый, - Сержант и Петро, тащите Коняева, если что, кидайте его и открывайте огонь. Петро, патроны есть?

– Три штуки.

– Нормально. Ветеринар, Антонина Васильевна и дед Матвей тащат Коняеву. Я прикрываю.

– Я не потащу на своем горбу эту пьянь! – сжав губы, заявил Катасонов.

Гончаленков схватил его за грудки и пару раз тряханул, что было силы.

– Ты, если мне не изменяет память, местный фельдшер? Поэтому не ори и неси пациента в безопасное место.

– Не понесу! – заорал ветеринар, - Кто ты такой, чтобы мне приказывать?

– Не ори, я сказал, - повторил «старлей», - Я – представитель власти. Не желаешь подчиняться – вали отсюда.

Гончаленков отпустил его, и Катасонов плюхнулся на землю.

– Не имеете права, - заскулил он, - Не имеете…

– Ты тоже не имеешь: статью за неоказание помощи нуждающимся никто не отменял.

– Шеф, уходим! – крикнул Калинкин, - Вокруг сгущается туман! Сейчас начнется!

Это был сигнал к действию: сержант и Петро подхватили пьяное тело Коняева, тот начал бормотать и размахивать руками, и озлобленный Калинкин с большим удовольствием навешал ему тумаков. Дед Матвей и хнычущий ветеринар волокли Коняеву, завклубом указывала дорогу.