В Уэст— Хэйвен, штат Коннектикут, некий Раймонд Мойхер ограбил средь бела дня магазин популярной торговой сети «Уа-Уа». Ну, поскольку дело днем произошло, сигнал в полицию поступил немедленно, и те из полицейских, что неподалеку от места происшествия были, стали косо на прохожих -особенно торопливых — поглядывать.

Один полицейский на Мойхера глаз почему-то и положил. Тормознул и спрашивает: как мол, зовут и куда он идет. Мойхер и говорит: зовут, дескать, Мойхер, а иду домой. Полицейский дальше допытывается: а откуда, мол? Так из магазина же, «Уа-Уа», говорит Мойхер. Я его только что ограбил. (А фамилия у него и вправду такая. Я перепроверял. Мне-то думалось, что тут что-то вроде «Яхер» больше к месту было бы…) Самая, между прочим, реальная история. К ноябрю 1992 года относящаяся.

Но это, согласимся, случай все-таки уникальный. Чаще так уж добровольно в руки полиции информацию о собственной личности правонарушитель — не говоря уже о преступнике — давать не торопится. Иной раз пытаясь эту полицию и подзапутать маленько — подсовывая им с таковской целью вовсе даже не свои паспортные данные. Что порой к очень веселым результатам приводит.

В городе Питерборо, что в канадской провинции Онтарио расположен, пришли требовать гражданина Энтони Дуко в местный суд — на нем там уже десятка полтора штрафов за дорожные нарушения висело, злостно неуплаченных. Ну, Энтони, конечно, задумался — все ж таки с приличной суммой денег расставаться, что всегда грустновато — и за повестку расписываться не стал. Я, говорит, хоть и Дуко, но не Энтони. Так что мне эта повестка ни к чему.

Ну, ему говорят: а вы кто ж будете? А я, говорит, его брат. С тем посыльный из суда и ушел, а через пяток минут полицейские чуть не целым батальоном к хитрецу нагрянули и, на его вопли нимало не взирая, скрутили и, надев наручники, быстренько оттранспортировали в каталажку.

И вы тут не подумайте, что такая это страшная страна, Канада, что в ней за неуплаченный штраф с человеком аж такое вытворяют. Просто полиция именно братца-то и разыскивала — и за дело гораздо более серьезное. За изнасилование.

И вот, конечно, газеты канадские эту историю пропечатали, но — это я опять-таки на предмет таинственного некоторых людей менталитета — уроки для себя извлекать особо никто и не кинулся. Потому что несколько месяцев всего спустя в той же Канаде — но в Виннипеге уже — когда остановила полиция Эндрю Хофера и спросила имя да фамилию, он по той же самой схеме и поехал.

Поскольку на нем тоже каких-то штрафов куча висела, решил он по такому случаю собственным братцем и прикинуться. Ну и — с тем же до копеечки результатом. «Лечь на капот, руки назад», и наручники — щелк! — на запястьях. Потом, когда уже в КПЗ удалось ему со слезами доказать, что он — это он, а вовсе не братец, стали ему соучастие шить, поскольку братец был в бегах на предмет преступлений очень даже серьезных. Правда, открутился потом — адвокат, в полном соответствии с логикой, на идиотизм больше бил, а не на злоумышленность. Но ведь и на адвоката раскошелиться пришлось — это если об одной только неприятности…

Ну, и последнюю историю расскажу на предмет установления личности. Эта больше для забавы будет, поскольку тут речь о чистом совпадении идет. Которое все тому же бедному вору — а кому же еще — боком тем не менее вышло.

Потянуло как-то воришку по имени Джеймс Маллин пивка баночку-другую испить. Оно вполне законное было бы желание, если б не его возраст. А было ему на тот момент резко возникшей жажды — семнадцать годочков.

Ну, побрел все-таки в винно-пивно-водочный магазин в своем родном городе Шаумбург, в штате Иллинойс. Выставил отобранную коробку с пивом на прилавок, за деньгами полез — а кассир как раз насчет возраста и засомневался несколько. А ну как нет покупателю положенных восемнадцати годов — за таковское дело и с лицензией ведь расстаться недолго. Там с этим строго — это ж все-таки пиво, а не крэк-героин.

Так что, кассир говорит, нельзя ли документик, чтобы дата рождения пропечатана была. Джеймс и говорит: отчего же, дескать. Ну, полез в карман, достал удостоверение личности, где и год правильный прописан, и имя-фамилия: Дуглас Шарбо.

Понятно, кассир говорит. И тут же дал указание охране двери закрыть быстренько. А сам в полицию названивать принялся.

Ну, когда полиция приехала, Джеймсу уж давно не до пива было. Но вопрос, понятное дело, свербил. Дескать, как же ты так быстро и без колебаний вычислил, что документ ворованный? А очень просто, кассир сказал. Потому как Дуглас Шарбо — это я и есть. И документ это мой, который у меня среди прочего поперли два месяца назад, когда машину мою начисто раздербанили. (И вот оно тут хоть и совпадение, но все-таки как-то перекликается с той историей, что на малонаселенных Островах Кука случилась. Этот-то Шаумбург — совсем не Нью-Йорк был по части народонаселения. И получается, что совпадение такое просто-таки напрашивалось, чтобы произойти.)

Опять— таки и тут зануда из читателей, которого мы уж не раз и не два поминали, недовольным остаться может. Нетипично, дескать, и непоказательно. И все-то этот народ воровской мелкий да невзрачный -то соседа обворовал, то вон машину раздербанил, то вообще в наглую из магазина при большом стечении народу трусы попер. Такой, дескать, несерьезный контингент и должен гореть. Что с преступником высокого полета если и случается — то неизмеримо реже.

Мог бы я, конечно, на то хотя бы сослаться, что толковали мы тут не раз и о самых что ни на есть орлах преступного мира — наркодельцах, по сейфам специалистах, и так далее. Но и то понятно, что для критика нашего с хроническим его гастритом это как бы и не аргумент. Ему статистику подавай чуть не Госкомстатом заверенную. Чтобы, значит, ряд с серьезным таким коэффициентом корреляции. По серьезному же уголовному элементу.

И даже на то не буду ссылаться, что никакого социологического исследования я тут под этой обложкой не затевал. А делал, как мы уже договорились, калейдоскоп, шкатулку и табакерку для вящего читательского удовольствия — да вот хоть под кружечку того же не раз упоминавшегося выше пивка. (Не говоря уже о том, что социологию эту я не просто за лженауку держу, а за лженауку бессовестную и зловредную — так что их это, социологов, счастье, что и меня не Иосифом кличут, и папу Виссарионом не звали.) Но поскольку даже и язвенник этот зловредный, что нам вечно запятую поставить пыжится, тоже — как ни крути — читатель, имеет и он право на свою индивидуальную сатисфакцию.

Ему надо орлов от уголовщины — значит, дадим орлов. Тем более, что их у нас есть. Чтобы, значит, не тот гаврик, что тети Нюрину квартиру вверх дном перевернул, пока сама дворничиха тетя Нюра двор мела да бутылки безхозные в сумку складывала старательно. И не тот забулдыга, что в двух шагах от милиционера кирпичом водочный ларек поперек витрины взламывает. Чтобы элемент импульсивности и решений, принятых под влиянием коварного случая, свести до минимума.

И остается нам в таком случае — банк. Хоть мы уже там и сям орлов, что на банки ходят, упоминали. Но оно и то верно, что такое заведение под влиянием импульса все-таки не берут. Даже при общей и тотальной зараженности планеты бациллой идиотизма, все-таки эпидемия до такой степени не дошла, чтобы какой идиот, по улице идучи, вдруг сказал себе: о, банк. Это тут, что ли, деньги лежат-то? Тогда зайду, пожалуй — да и возьму все, что берется.

Так оно, конечно, почти никогда и не бывает. Да вот хоть роман уголовный любой возьмите — и там тоже. Сидит эта банда и полкнижки планы хитроумные чертит, секундомеры свои раз за разом сверяет, сверла победитовые в чехольчики укладывает. А уже потом идет, грабит и попадается. И даже если не о банде речь, а об отдельно взятом индивидууме, то и он — на те же полкнижки в состоянии полной сосредоточенности и задумчивости. Потому что — банк.

Так что мы тут, лупой вооружившись, сейчас и глянем на них попристальнее. На тех орлов, что аж на такое дело ходят.