Перед ее расширенными зрачками мелькнуло на мгновение светлое бледное пятно лица. Повеяло холодом так, что захотелось кричать. Но крик не шел, застревая где-то внутри. Словно замораживаясь на полпути к глотке. Потом она ощутила легкость в руке. Он забрал нож и вернулся к себе на место.

Теперь у нее даже оружия нет — мелькнуло в голове. Она просто выпустила нож из рук, как только за него потянули. Но зато страх прошел. Так же, как и появился. Быстро и неосознанно.

Бродяга провел пальцем по лезвию, наклонил голову.

Тáйга зажмурилась — ей показалось, что сейчас он перережет себе шею. Она долго сидела, боясь взглянуть на мертвеца перед собой. Потом приоткрыла один глаз.

Бродяга пилящими движениями срезал себе волосы, откидывая длинные ненужные пряди.

Она даже рот открыла от удивления. Под кучей волос оказалось бледное лицо, довольно молодое. С темными глубокими глазами, и кругами под ними, правильными чертами и высоким лбом, над которым непослушные волосы, отпиленные ножом, свисали клочьями, падая на глаза.

Он снова встал и вернул ей нож, швырнув рядом. Снова повеяло холодом, но теперь уже не так. Просто холод, не страх. Тáйга едва успела зажмуриться, как тряпки полетели вниз.

Когда она открыла глаза снова, бродяга разительно преобразился: осунувшийся, жутко бледный, изможденный, бесконечно усталый человек. Облачившись в новую одежду, он собрал свое прежнее барахло и остриженные космы и побросал в огонь костра. И застыл перед ним, уставившись в огонь.

Тáйга тоже застыла, раздумывая, стоит ли ей тут оставаться или лучше убраться подобру — поздорову. Она переводила взгляд то на темный, холодный лес вокруг, то на странного незнакомца.

«Если он до сих пор не свернул мне шею, захочет ли он это сделать в будущем? Безопаснее уйти.»

Но тепло костра так манило. Теперь, когда бродяга больше стал похож на человека, совсем молодого и измученного, страха уже не было, и девушка с трудом могла понять, откуда в этом обыкновенном теле могла скрываться та сила, с которой он швырнул от себя мужчину.

Он не сумасшедший. Безумцы так себя не ведут. И им наплевать, какой длины у них волосы и как воняет их одежда.

Долго, сжимая нож, девушка боролась со сном. И каждый раз, когда она приоткрывала глаз, он все еще сидел. В той же позе, глядя в огонь.

Наверное, прошло несколько часов. Она умудрилась заснуть.

И снова холод. И шум наверху. Она в полной темноте. Плачет от страха и жалости к себе и всем, кто остался там. Неслышно плачет. Громко нельзя.

Треск ветки заставил ее подскочить с холодной земли. Небольшой костер согрел один бок, оставляя ночи все остальное.

Бродяга неспешно собирал нехитрые пожитки в мешок.

— Ты уходишь? — Тáйга забеспокоилась. Каким бы странным и неприятным не был ее сосед, оставаться одной в лесу уже опять не хотелось.

Тишина послужила ответом. Можно встать у него на пути. И он отодвинет ее в сторону. Или перешагнет. Или пройдет сквозь нее. Ему вообще наплевать на все вокруг. Может, такой спутник ей и нужен? Не будет спрашивать, не полезет под юбку. Если нужно — украдет еду. Еда!!!

— Куда ты идешь? — она сама вскочила на ноги. — Да обрати же на меня внимание!

Крик не возымел никакого действия.

— Послушай, я осталась одна. У меня нет ничего с собой. Ни еды, ни воды, ни одежды. Меня некому защитить. И мне нужно лишь добраться до деревни. Три, максимум четыре дня отсюда. Я видела, что ты можешь постоять за себя!

Она достала из за пазухи оставшуюся сережку и тонкую серебряную цепочку с крохотным медальоном.

— Я могу заплатить тебе. — она сунула ему свои драгоценности. — Я знаю, что это мелочи, но там, куда я приду, я смогу заплатить тебе больше. Гораздо больше. У меня есть драгоценности. Настоящие. Золото и камни. Я хорошо заплачу тебе. Собирать чужую одежду не так удобно, как купить себе новую. Да стой же ты!

Тáйга в бессилии опустила руки. Бродяга собрался и пошел прочь от места своей недолгой ночевки.

— Я предлагаю тебе деньги. Всего лишь за помощь. — от злости даже в горле запершило. — А потом иди куда хочешь. Обрастай снова! Чудесно! — она орала ему вслед. — Ты чуть не придушил меня! А теперь бросаешь одну в лесу. А может, если бы не ты, я вернулась обратно! Я успела бы домой. Блах тебя побери! — она опустилась на колени перед усыхающим костром. — Похоже, милосердие и сострадание не являются твоими сильными сторонами!

Она опустила голову вниз. Что ж, придется питаться травой или грабить кого-нибудь на дороге. Или…

— У тебя нет денег. — негромкий четкий голос раздался у нее над головой. Темные глаза наконец посмотрели на нее из под свисающих клочьев волос.

— Есть, — она чему-то заулыбалась. И протянула ему серебро. — Если ты доведешь меня, деньги будут. Я заплачу. Не сомневайся.

Он долго пристально ее разглядывал. Так долго, что улыбка успела сойти с лица. И протянутая с серебром рука занемела в воздухе.

«Что заставило его вернуться?»

— Это ничего не стоит. Заплатишь, когда дойдем. Золотом.

— Хорошо. — она вскочила. — Не сомневайся.

— До — го — во — ри — лись. — он раздельно произнес это слово, как будто уясняя для себя и запоминая.

Он повернулся и зашагал к дороге.

Тáйга — следом.

Дар сидел и слушал жалобы. Завоеванный город мелко пакостил своему захватчику. Как и вся страна. То там, то здесь какой-нибудь бедолага-солдат оказывался придушенным. Прежним хозяевам не хватало почестей и уважения, новым хозяевам — того же. Новые вельможи грызлись со старыми, а те старались подсидеть, сдвинуть, вернуть на круги своя. Это были мелочи. Крупного сопротивления разбитый народ, оставшийся большинством только женщинами и детьми, да пухлыми лордами, не пожелавшими двинуть свои телеса на защиту, оказать не мог. Но в этих мелочах нужно было ковыряться.

Пройдут годы, и никто не вспомнит, кто тут настоящие хозяева и кто кого завоевывал, новое семя даст всходы, кровь перемешается, но пока сделай милость — рассуди и накажи обидчика.

Король представил, как наверное чесалось заднее место у его прадеда, привыкшего махать мечом, а не выслушивать сопли и просьбы. Так завоеватель превращается в управленца-политика. Или диктатора. Что больше по душе.

Нынешнему королю разбирательства в управлении были не по душе. Но перегибать палку тоже не стоило. Время покажет, что можно делать с этой страной и с тем, что будет принадлежать ему очень скоро. Но пока, пока лучше улаживать дела с народом и недовольными лордами полюбовно.

Наконец, все закончилось. Дар потянулся и с удовольствием оторвался от трона.

— Что слышно с запада? — кинул он почти уснувшему во время разбирательств Кизу.

— Пока ничего, дар. Все тихо. Может, рано еще. Да и новости могли запаздывать.

Такие новости не запаздывают — про себя подумал король. Жаль, Смурта нет рядом. Этот крысеныш точно бы все разнюхал и принес дотошные вести.

Вообще, дар был удивлен. Ему казалось, он взорвет этот мир, когда все случится. Но стояла тишина. Он прошел в свои покои, снял неудобный доспех, подобающий к облачению в час решения королевских судейств. Посмотрел в серебряное зеркало.

Еще достаточно молод и уверен в себе. Амбициозен. И король!!!

Он довольно улыбнулся своему отражению. К подданным тоже надо быть добрее, если он собирается строить здесь свою империю. Сделать щедрые дары? И своим и чужим? Может Смурт…

Тот, словно в ответ на королевские мысли, тихо вошел в комнату, впуская рыжую морду, как у себя дома тут же расположившуюся на королевском ложе.

— Как наши дела? — король проводил взглядом кота, думая где до этого шлялась эта тварь: на королевской кухне или помойке.

— Все спокойно, дар. — Смурт слегка наклонил голову. — Рано еще. У нас много времени.

Уверенность Смурта внушала доверие. Своим шипящим тихим голосом он всегда успокаивал короля, давая понять, что уж в таких-то мелочах его величество может быть спокойно. Это нужно поощрять. Так говаривал его дед. Тем более, поощрять таких, как Рай Смурт.