Я остановилась и выдернула у него руку.

— Я не твоя. И если хочешь казаться человеком и участвовать в человеческом празднике, бросай свои вампирские замашки.

— Ключевое слово — «казаться», принцесса, — он обошел меня сзади и взял за плечи. — Потому, что я все равно вампир, — шепнул он мне прямо в ухо и, наклонившись, прикусил за шею. Не сильно, обычными, не вампирскими, зубами и в том месте, где и близко нет кровеносных сосудов. Но след, подозреваю, останется.

— Ну вот что ты творишь посреди улицы? — нет, страшно совсем не было, я чувствовала, что он просто развлекается. — На нас же смотрят все.

— И что? Я в костюме вампира, так почему бы мне не вести себя как вампир?

— Вампиры себя так не ведут. Они, знаешь ли, все глубоко солидные, серьезные и высокомерные создания.

— Да? Упущение.

Он упорно не желал быть серьезным. И я тоже не могла, ну никак не могла воспринимать суровую реальность. Я велась на его игру в мальчика Антона, бесшабашного вампиромана, потому, что в такого мальчишку я б, наверное, могла влюбиться. Мы долго бродили по улицам, и он покупал мне пирожки с газировкой в каком-то ларьке, а потом мы сели на автобус и поехали в парк. А там тоже вовсю шел праздник, гуляло множество народа и стояло, все увешенное ленточками, Майское Дерево.

И я не могла не вспомнить тот праздник, который мы покинули.

— Анхен, признайся, это ж ты придумал сюжет про Светозарную Деву.

— Нет, Лариска, не придумал, увидел, — он улыбнулся чуть печально. — Почти пять лет назад, в беспросветно дождливый летний день. Я тогда ужасно спешил, меня ждали неотложные дела, надо было улетать в Илианэсэ. И, пробегая по университетскому коридору, бросил взгляд в окно. А там стояла длинная очередь абитуриентов, пришедших подавать документы. Вся такая серая и насквозь промокшая. И среди этой серости я увидел глаза. Яркие-яркие, глядящие прямо в душу… В общем, это был самый быстрый прием на работу в истории университета. Кажется, я уложился за десять минут… Она была моей Светозарной Девой, Лариска. Все эти годы. А танец — нет, я не причем. Для меня это был сюрприз, в прошлые годы они танцевали другое. Подозреваю, это подарок. На прощанье.

— Почему на прощанье?

— Не бери в голову, принцесса, у нас же сегодня праздник! Идем, — и он потянул меня прямо под увешанное лентами дерево. — Полагаю, ленточку ты уже повязывала и желание загадала.

— А ты?

— А я вампир, и свои желания привык исполнять сам, — и он прижал меня спиной к стволу, и приник в поцелуе, и я не смогла сопротивляться. Если и было у меня в тот момент желание, то только одно — чтоб поцелуй не кончался.

Но он кончился и, о ужас, послышались аплодисменты. Ну еще бы, посредине праздника целоваться под Майским Деревом! Конечно, нас приняли за влюбленную парочку, обменявшуюся обетами вечной любви.

— Тебе не кажется, что твоя шутка несколько затянулась? — недовольно поинтересовалась я у вампира.

— А вот тебе жалко? Я еще никогда в жизни не целовался под Майским Деревом.

— Что, даже с Ингой?

— Тем более с Ингой. Идем.

На летней эстраде продолжается какой-то концерт, и мы некоторое время стоим наверху, глядя вниз, на маленькую отсюда сцену. Что-то поют, что-то танцуют. Больше всего из того концерта мне запомнилась рука Анхена, лежащая у меня на талии, да его голос, шепнувший:

— Пойдем отсюда. Что-то устал я уже от людей. Слишком много эмоций.

И мы ушли. В ту заросшую, почти лесную часть парка, где нет ни аттракционов, ни ларьков с мороженым. Мне не хотелось уходить далеко от воды, и мы брели берегом Большого пруда, пустынным, как и тогда, осенью, когда мы гуляли здесь с ним впервые.

Близился вечер, и я уже тоже порядком устала, и хоть разговор между нами тек, он совсем не запомнился.

Помню, как он сидел на ветке какого-то дерева, низкой и толстой, идущей параллельно земле, и слегка покачивался на ней, прислонившись спиной к стволу. А я спустилась к самой воде, и опустила руки в ее прозрачную прохладу. Было так приятно ощущать ее текучесть, плотность и неуловимость.

— И охота тебе руки пачкать, — лениво бросил мне Анхен со своего места.

— Разве ж я пачкаю? Ты что, не любишь воду?

— Не моя стихия. Иди лучше ко мне. Я, кажется, вижу твоих родителей.

— Где?

— Поднимайся, я покажу.

Берег здесь был довольно крутой, и мне пришлось схватиться за ветки, чтобы подняться к тому месту, где сидел, лениво покачиваясь, вампир-который-сегодня-не-вампир. И, пользуясь его указаниями, я действительно разглядела на том берегу маму, папу и Варьку.

— Твоя новая сестра?

— Ну почему сразу сестра? Хотя, мы ж ее вроде как удочерили, наверное. Знаешь, трудно назвать чужого человека сестрой.

— Почему? Разве ж это плохо, когда есть сестра?

— Когда есть — это одно, а когда она вот так внезапно возникает… А у тебя есть сестры?

— Были. Две. Младшие. Сейчас уже нет. Только кузина. Но она живет на дальнем-дальнем востоке, а я на самом, что ни на есть, дальнем западе.

— Вот только не говори, что вы друг от друга так разбежались, — хмыкнула я. Раньше он мне про семью вообще ничего не рассказывал.

— А знаешь, что самое смешное, — отозвался он почему-то совсем без улыбки, — ты не первая, кому пришло это в голову. Очень заезженная шутка. Не повторяй ее, ладно?

— Как скажешь, — я попробовала присесть на ту же ветку, но двоих она не выдержала, сильно качнулась вниз. Пришлось встать. Вредный вампир намека не понял, место не уступил. Да, в общем, не больно-то и хотелось.

— Анхен, — вспомнила я, — меня Варька спрашивала. Там, где эпидемия зимой была, животные тоже погибли?

— Да, Ларис. Там погибло все. Мертвая земля. Сейчас снимают огромные пласты, сбрасывают в Бездну, позднее будем укладывать на это место новые, с наших неосвоенных территорий.

— Весь край Бездны? И на сколько километров вглубь?

— Да нет, к счастью, не весь. Километров сто вдоль границы, а вглубь — в самом широком месте чуть больше пятнадцати километров.

— Ты, вроде говорил, что может быть сто вглубь… То есть, все еще было не так страшно?

— Я говорил про эпидемию, а там были вещи и похуже. В этой мертвой зоне — трава не растет, деревья все мертвые. Там не то, что никто не выжил, там ничто не выжило.

— Погоди, там, тогда, в больнице… ты что-то говорил той вампирше про эксперименты, которые губят землю. Так это был такой вот эксперимент?

— Не думал, что ты слышала. И было бы лучше, если б не слышала, — Анхен немного помолчал, но потом все же решил продолжить. — Официально никакие эксперименты в Бездне не велись. И не ведутся. Впрочем, сейчас уже действительно не ведутся. Прикрыли лавочку. В связи с явной угрозой для жизни планеты, ни больше, ни меньше. Следы последнего пытаются замести. Вот только Дня Перехода в этом году не будет. И никак не удается придумать, чем его заменить…

— Чем заменить? Рейдом по школам со скляночками для анализов. Там же ради базы крови весь сыр-бор.

— Да нет, глупая ты девочка, кровь на анализы взять не сложно. Только ты себя год назад вспомни. Разве ты туда кровь сдавать ехала? Ты ехала за чудом, за мечтой. Как и твои одноклассники.

— Да что-то разбились мои мечты. Вот об тебя да об дружка твоего. А школьникам вы выжженную землю покажите. К вопросу о роли вампиров в нашем обществе.

— Злая ты, Лариска. Ты не вампиров, ты людей не любишь. Людям надо дарить красивые мечты, тогда им хочется жить и тоже творить что-то прекрасное.

— Людям не нужны ваши иллюзии!

— Они нужны даже тебе. Иначе ты бы со мной здесь сейчас не сидела. А тебя привлекает во мне именно иллюзия. Иллюзия человека, которым я не являюсь.

— Я знаю, кем ты являешься! — ну вот умеет же он на ровном месте испортить настроение. — Ты мне уже демонстрировал. В подробностях. И вообще, ты сам меня сюда утащил. Я из-за тебя… медведя потеряла.

— И не только медведя. Но вот только если б тебе со мной не нравилось — давно б сбежала.