После обеда все перешли в зал.

Мери Михайловская, приехавшая к обеду, села за рояль аккомпанировать Анжелике.

Ртищев стал против рояля.

Анжелика подошла к нему и просила не смотреть на нее.

Он поместился у окна.

Молодая девушка запела.

Ее чудный голос проникал в самое сердце Александра Михайловича. Он замер и, подавшись даже несколько вперед, впился глазами в очаровательное лицо артистки. Она пела с полуопущенными ресницами, как бы уйдя в себя и прислушиваясь к звукам, выходившим из ее груди.

Когда она кончила, то подошла к Ртищеву и спросила, улыбаясь:

— Хорошо?

Молодой человек поднял на нее глаза.

— Анжелика Сигизмундовна, что за вопрос! — с таким неподдельным восторгом прошептал он, что Анжелика засмеялась и отошла от него.

Рассеянно слушая похвалы Раковицкого, она думала, понравится ли ее пение Владимиру так же, как и Ртищеву?

Вся молодежь перешла в гостиную.

Анжелика и Александр Михайлович сели вместе и начали разговаривать вполголоса, вспоминая прошлое.

Лора взяла работу, а Мери нетерпеливо воскликнула:

— Когда это кончится противная осень и наступит зима!

Раковицкий засмеялся.

— Зачем вам зиму? — спросил он.

— Зачем? Вот мило! А балы, театры, тройки, катанье с гор, — пересчитывала Мери, — когда же это, как не зимой?

— Да, правда, что скучно, — равнодушно заметила Лора.

— Вот Владимир с невестой приедет, сейчас веселее станет. Хотя вид влюбленной парочки скоро надоест.

— Не правда ли, Анжелика Сигизмундовна? — смеясь, спросил Дмитрий Петрович.

— Не знаю. Не видела, — отрывисто отвечала молодая девушка, чувствуя, как больно сжимается ее сердце.

— Ну, так увидите. Мне это очень интересно, так как я никогда не видал Владимира влюбленным.

— Что за разговор, Дмитрий Петрович? — с недовольной гримасой заметила Лора. — У вас на уме, я вижу, одна любовь, вы только и твердите про то: кто в кого влюблен.

— Что же делать, графиня, — с комическим вздохом сказал молодой человек, — вы знаете, я сам влюблен, и знаете в…

— Перестаньте, — уже строго перебила Лора, — что за глупости, лучше почитайте папе.

Раковицкий повиновался и взял книгу.

— Вы стали загадкой, — говорил, между тем, Анжелике Ртищев, — прежде я понимал вас, а теперь отказываюсь. То вы улыбаетесь, то точно какое-то облако набежит на вас. Что с вами? Вы совершенно здоровы?

— Конечно, здорова, и ничего во мне нет особенного, — принужденно улыбаясь, ответила молодая девушка, — вам это только кажется.

— Вы влюблены, Анжелика Сигизмундовна? — шутя спросил он и удивился краске, покрывшей ее лицо, и резкому ответу.

— Нет, я не влюблена. Вы заразились темой разговора Дмитрия Петровича, — уже насмешливо добавила она.

Ртищев пристально смотрел на нее.

"Не может быть", — думал он.

Анжелика молчала, нервно перебирая кружева платья.

Она сердилась, что своим лицом чуть не выдала себя.

"Хороша у меня сила воли, — с горечью подумала она. — Нет, я должна уметь владеть собой, и я добьюсь этого".

Она подняла голову.

— Полноте, Александр Михайлович, так подозрительно смотреть на меня. Я слишком занята, чтобы иметь время увлекаться.

— Но не настолько, чтобы не увлекать других! — воскликнул Раковицкий, окончивший чтение, поймав ее последние слова. — Вчера я видел Облонского; бедняга совсем потерял голову; это, говорит, не девушка, а картинка!

— Вы смеетесь, Дмитрий Петрович, — сказала Анжелика, бросив моментальный взгляд на Лору. — Не думаю, чтобы князь был так щедр на комплименты. Он, кажется, очень серьезный человек.

— Что вовсе не мешает ему отдать дань вашей красоте, — продолжал молодой человек, — вы думаете, что…

— Я думаю, что вы сегодня несносны со своими комплиментами, — нетерпеливо перебила Лора.

— Не буду, не буду больше, графиня, я не виноват, что вы в дурном расположении духа и запрещаете любоваться вашей и… Ах, забыл, простите… — смеялся Раковицкий.

У Лоры выступили красные пятна на лице, а Анжелика улыбалась на гримасы, которые строил Дмитрий Петрович, чтобы казаться серьезным.

На другой день, около четырех часов дня, Анжелика, читавшая в гостиной, услыхала звонок в передней, затем громкое восклицание Марьи Осиповны, шаги Лоры и, наконец, милый, дорогой голос, целых два года не слышанный ею.

Молодая девушка вскочила и вся задрожала, кровь прилила к ее сердцу, и, смертельно побледнев, она прислонилась к стене и широко раскрытыми глазами смотрела на дверь.

Прошло пять минут.

Анжелика слышала голоса уже в столовой. Она хотела бежать, но не могла, ноги ее словно приросли к месту.

Но, чу! Его шаги послышались у самых дверей.

Сердце ее страшно застучало, и яркий румянец выступил на лице.

Она была прелестна, несмотря на то, что готова была лишиться чувств.

На пороге гостиной появился граф Владимир.

Увидев ее, он остановился.

Анжелика стояла неподвижно; она видела, что он не узнал ее.

Несколько секунд длилось молчание. Он всматривался в незнакомые ему прекрасные черты и как бы спрашивал себя: "Откуда попала сюда эта красавица?"

Наконец что-то знакомое мелькнуло в чудных глазах молодой девушки. Он сделал шаг вперед и нерешительно проговорил:

— Анжелика…

Она вздрогнула, но, мгновенно овладев собою, подошла к нему.

— Вы не узнали меня, Владимир Николаевич? — тихо сказала она, протягивая ему руку.

Он с трудом пришел в себя.

— Боже мой, как вы переменились, Анжелика Сигизмундовна, — добавил он, чувствуя, что не может называть ее просто по имени.

— Володя, где же ты? — послышался голос Марьи Осиповны, и она вошла в комнату в сопровождении дочери.

— Иди пить чай. Елен ждет тебя… Не правда ли, Анжелику трудно узнать? — продолжала она, заметив присутствие молодой девушки.

— Да. Пойдемте! — деланно равнодушным тоном ответил он и первый вышел из комнаты.

Совершенно оправившись от охватившего ее волнения, Анжелика, почти спокойная, твердой походкой последовала за ним в столовую вместе со старой графиней и Лорой. Там она увидала небольшого роста блондинку с пепельными волосами, капризно вздернутым носиком и большими светло-карими глазами.

В темно-синем платье, закутанная в синий синелевый шарф, она полулежала в кресле у стола, нетерпеливо постукивая каблучком об пол.

Увидав Анжелику, она широко открыла глаза и по-детски открыла рот от удивления.

Марья Осиповна представила их.

— Елена Александровна Подольская.

"Его невеста!" — мелькнуло в голове Анжелики, и, сев за стол, она незаметно стала следить за каждым ее движением и словом.

Елене Подольской было не больше семнадцати лет, так что она была почти ровесницей Анжелики.

— Вы мне позволите, chere maman, — обратилась она к Марье Осиповне, взяв из ее рук чашку чаю, — пойти после чаю отдохнуть? Этот несносный мальчик, — кивнула она в сторону молодого графа, — не хотел нигде останавливаться, и мы без отдыха ехали от самого Парижа.

— Конечно, конечно, это даже необходимо для тебя. Ты, кажется, не совсем здорова, Елен? — участливо спросила графиня, смотря на бледное лицо молодой девушки.

— Лена всегда бледна, — сказал Владимир, — а теперь тем более. Бессонные ночи в вагоне хоть кого утомят. Однако же я не вижу отца. Где он сегодня?

— Он у Вельских. К обеду, вероятно, вернется. Вот обрадуется, когда тебя увидит, — говорила Марья Осиповна.

— Володя, налей мне сливок! У, какой неловкий! — воскликнула Елен, когда Владимир, наливая, пролил сливки на блюдечко. — Знаете, maman, он чуть было не забыл в вагоне мой саквояж, я всю дорогу, до самого дома, бранила его.

— Ему, кажется, попадает от вас? — со своей холодной улыбкой сказала Лора.

— О, я скоро исправлю его, он непростительно рассеян.

Владимир рассмеялся.

— Ты страшно требовательна.

— Ах, ты, негодный, — полушутя, полусерьезно перебила его Елен, — как ты смеешь на меня жаловаться? Проси сейчас прощенья, поцелуй руку и проводи меня в мою комнату.