«Неужели она надеется перехитрить меня? — спросил он себя, но отбросил эту мысль, как нелепую. — Понимает же она, что ее тайна в моих руках».
Без четверти четыре граф поехал к Полторацкой.
— Княжна у себя? — спросил он у отворившего ему дверь лакея.
— Пожалуйте, у себя.
— Доложи!
— Пожалуйте в гостиную, — указал лакей графу дверь направо, тогда как гость, по привычке, хотел пройти в будуар княжны, где обыкновенно ранее был принимаем ею и где произошел их последний разговор, когда в пылу начатого признания графу бросился в глаза ее предательский ноготь.
Он последовал указанию слуги и вошел в гостиную, но этот прием не только не рассеял, а усилил беспокойство графа, вызванное тоном ответной записки.
«Она что-то затевает! Ну, да найдет коса на камень!» — подумал он и стал нервными шагами ходить по комнате.
Проходившие минуты казались ему вечностью.
«Эта дворовая девка, — со злобой начал думать он, — заставляет меня так дожидаться. Какова!.. Но, может быть, Никита ничего не сказал ей? Навряд ли: тогда бы она приняла меня попросту, без затей. Посмотрите, уже с полчаса, как я сижу здесь, словно дурак. Поплатится же она за это! Нет, я уеду домой и напишу ей», — в страшном озлоблении подумал граф.
Но вот портьера из соседней комнаты поднялась, и в гостиную величественной походкой вошла княжна. Она была одета вся в белом, и это особенно оттеняло ее оригинальную красоту.
Злоба графа вдруг пропала. Он смотрел на нее обвороженный.
«И эта девушка моя, — подумал он. — Мне стоит протянуть руку… Зачем я так долго медлил? Пусть она не княжна, но царица по красоте. Зачем я мучил ее? Она похудела».
Княжна действительно несколько изменилась с последнего дня, в который ее видел граф. Она недаром пережила эти две недели треволнений, дум и опасений.
— Как давно мы с вами не видались, граф! — ровным, спокойным голосом сказала она, протягивая ему руку.
Свенторжецкий невольно припал губами к этой прелестной руке и стал с жадностью целовать ее.
— Садитесь, граф! — грациозным жестом указала княжна на один из табуретов, стоявших возле дивана, и лениво опустилась на последний.
Граф сел и стал удивленно беспокойным взглядом смотреть на княжну. Она, видимо, не чувствовала ни малейшего смущения и со спокойным, обыкновенно полукокетливым и полунасмешливым выражением лица смотрела на графа.
«Что она, действительно ничего не знает или притворяется?» — неслось в уме последнего.
Наступило неловкое молчание. Его прервала княжна Людмила:
— Что это, граф, вы совсем пропали? Сколько времени я вас не видела у себя. Неужели ваша головная боль, припадок которой случился как раз у меня, так отразилась на вашем здоровье. Вы были больны?
— Нет, я не был болен, — ответил граф.
Княжна играла кольцами и браслетами на руках, а предательский ноготь так и бросался в глаза графу; он напоминал ему, что он здесь — властелин, а между тем его раба играла с ним, как кошка с мышью. Это бесило его и отразилось в тоне его ответа.
Княжна заметила этот тон, и ее лицо приняло надменное, холодное выражение.
— В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем странное поведение относительно меня. Вы сидите у меня, чуть не признаетесь мне в любви, обрываете это признание на половине, объясняя внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и наконец просите свидания запиской, очень странной по форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.
— Но разве вы не знаете, что мне все известно? — вдруг выпалил граф, и его взгляд сверкнул торжеством.
— Вам? Все известно? Что именно?
Этот вопрос был задан так искренне, что граф положительно опешил.
— Вам, значит, ничего не передавал Никита? — вслух сказал он.
— Никита? Какой Никита? — с тем же спокойным недоумением вместо ответа спросила в свою очередь княжна.
«Она играет, — мысленно решил граф. — Посмотрим, кто кого!» — и он добавил громко:
— Никита Берестов.
— Никита Берестов? — медленно произнесла княжна. — Кто же это такой? Позвольте, не тот ли, которого звали «беглым Никитой», убийца моей матери и несчастной Тани?
Граф молчал, упорно глядя своими черными, проникающими, казалось, в самую душу глазами на молодую девушку.
Та спокойно выдержала этот взгляд и спросила:
— Где же этот Никита?
— Вам лучше знать это.
— Мне? Послушайте, граф, если это шутка, то очень неуместная. Вы, быть может, больны? Очевидно, вы нездоровы, если говорите такие вещи. Убийцу моей матери, Никиту Берестова, ищет полиция, а вы мне говорите, что мне лучше всех знать, где он находится.
— Он бывал у вас.
— У меня? Нет, лучше переменим этот разговор, — и княжна, как показалось Свенторжецкому, почти с соболезнованием посмотрела на него.
Этот взгляд красноречивее всяких слов показал графу, что она считает или, лучше сказать, делает вид, что считает его сумасшедшим.
— Зачем менять разговор? — воскликнул граф, у которого хладнокровие молодой девушки вырывало из-под ног почву — Я именно по этому поводу просил вас назначить мне свидание. Снимите маску! Предо мной нечего играть комедию. Я сам виделся и говорил с Никитой Берестовым.
— Вы видели его и говорили с ним? — медленно произнесла княжна. — Это становится серьезным. Значит, вы-то действительно знаете, где он находится. Он, может быть, даже сознался вам в преступлении?
— Да, и рассказал все.
— Вы, граф, служите в сыскном приказе? Я спросила это потому, что иначе не знаю, зачем вы допрашиваете убийцу?
— Чтобы обличить его сообщницу.
— У него были сообщники?
— Я говорю — сообщницу.
— И они, конечно, теперь в руках правосудия?
— Они могут быть. Это зависит от вашего желания.
— От моего? Тогда, конечно, я желаю этого… На вашей обязанности лежит тотчас же уведомить, что вы знаете, где находится убийца моей матери и несчастной Тани… Ведь вы знаете, что это ее отец.
— Я знаю это, — мрачно сказал граф Свенторжецкий.
Он начал понимать всю шаткость своего положения, если княжна будет продолжать в этом тоне. Наглость, с которою она говорила с ним и глядела на него, положительно парализовала его волю.
— Если вы не сделаете этого, — взволнованно продолжала княжна, — то это сделаю я… Я сегодня же вечером поеду к дяде и расскажу ему о вашем открытии, а завтра доложу об этом государыне.
— И это сделаете вы? — запальчиво воскликнул граф.
— Ну да, конечно, я, — смерила его княжна взглядом. — Кому же еще сделать это, как не дочери покойной?
— Вы — не дочь княгини Полторацкой.
— Что-о-о? — встала княжна, и тотчас же встал и граф.
Они несколько мгновений стояли молча друг против друга. Взгляды их черных глаз скрещивались, как острия шпаг.
— Вы — не дочь княгини Полторацкой, — повторил граф.
Девушка отступила от него на несколько шагов и вдруг села на диван, откинулась на его спинку и правой рукой взялась за сонетку.
Граф понял этот маневр.
— Подождите звонить… Я докажу вам, что… — заспешил он.
— Я и не звоню. Это так, на всякий случай. Я, напротив, с нетерпением ожидаю вашего объяснения. Кто же я такая?
— Вы — Татьяна Берестова.
— Татьяна Берестова? — медленно произнесла княжна, не сморгнув глазом. — Кто же сказал вам это?
— Мне сказал это ваш отец, Никита Берестов.
— Убийца?
— Убийца, которого вы были сообщницей.
— Мне, граф, следовало бы уже давно дернуть за эту сонетку, но я не из трусливых, да и надеюсь, что ваша болезнь еще не дошла до буйства. Да, кроме того, все это — точно сказка. Польский граф захватывает убийцу русской княгини и обнаруживает, что вместо оставшейся в живых княжны при дворе русской императрицы фигурирует дворовая девушка, сообщница убийцы своей барыни и барышни… Так, кажется?..
— Совершенно так.
— Но что всего интереснее, так это то, что польский граф не сообщает тотчас же о своем важном открытии русским властям, а вступает в переговоры с сообщницей убийцы, самозваной княжной. Вы — остроумный шутник и занимательный собеседник.