— Агашка подглядела. Она вот думает, что у него ключ есть от калитки в саду.

— Ага, — протянул граф Иосиф Янович. — Ну, спасибо, ты службу свою мне сослужил, завтра же пошлю твоему помещику деньги и тебе обещанные выдам.

— Да неужто, ваше сиятельство? — весь просиял Яков. — И больше вам разузнавать ничего не надо?

— Ничего, братец, все разузнано в лучшем виде.

— Ну, слава Богу! Признаться, ваше сиятельство, девка-то эта Агашка малость надоела мне.

— Можешь прекратить ухаживанье за нею. Только теперь у меня будет для тебя еще дело. Тебе надо еще трех-четырех парней подыскать.

— Это можно найти. А что им делать?

— Они отправятся к калитке сада княжны и будут сторожить по очереди, когда войдет страдник. Как только калитка захлопнется за ним, один из караульных побежит известить остальных. Мы эти две недельки посидим дома, особенно по ночам. Тогда мы все отправимся к калитке, захватим странника и приведем сюда. Мне надо переговорить с ним.

— А как не изловим, ваше сиятельство?

— Это впятером-то или вшестером?

— Тут дело не в числе. Агашка болтает, что он — оборотень…

— Такой же человек, как и мы с тобой. Я даже знаю, как его зовут. Так ты подыщи молодцов-то… рослых да сильных.

— Один к одному будут.

— Постарайся. Награжу как следует и их, и тебя. Так с завтра надо начинать. День дежурят одни, ночь — другие.

— Слушаю-с.

Яков вышел, не чувствуя под собою ног от радости.

Граф также был очень доволен: он не ожидал, что так быстро откроется все, что ему надо.

Этот странник — несомненно Никита, убийца княгини и княжны Полторацких, муж матери Татьяны Берестовой. В этом ни на минуту не сомневался граф Свенторжецкий. Не нынче-завтра Никита будет в его руках и даст ему неопровержимые доказательства самозванства княжны Полторацкой и соучастия Татьяны Берестовой в убийстве своих помещиц.

Яков действительно принялся за дело умело и энергично. Он набрал шесть молодцов, и те терпеливо и зорко подвое стали дежурить у калитки сада княжны Людмилы.

Дня через четыре Свенторжецкому донесли, что странник прошел в калитку, и Иосиф Янович, переодевшись в нагольный тулуп, в сопровождении Якова и других его товарищей отправился и сел в засаду около калитки сада княжны Полторацкой.

Ночь была темная, крутила вьюга. Сидевшие в засаде терпеливо ждали. Но вот скрипнула калитка, и среди ночной тишины послышался звук тяжелых шагов Берестова. Все восемь человек сразу набросились на Никиту, и он был связан приготовленными веревками по рукам и ногам. Он вздумал было отбиваться, но граф Свенторжецкий наклонился к нему и прошептал:

— Повинуйся, Никита Берестов, убийца княжны и княгини Полторацких!

Странник перестал отбиваться. Его взвалили в сани, повезли на квартиру Свенторжецкого, а там, по приказанию графа, внесли в кабинет.

— Развяжите, — приказал Иосиф Янович, — и оставьте нас!

— Встань! — грозно сказал граф «страннику».

Никита медленно приподнялся с пола и глядел на графа глазами затравленного волка.

— Ты теперь знаешь, что ты у меня в руках, я тебя не боюсь, а в соседней комнате к моим услугам люди, которые тотчас препроводят тебя в полицию как убийцу княгини Полторацкой и ее горничной, которого разыскивают. Понял? Значит, в твоих интересах быть отпущенным отсюда на волю и снова делить свою добычу со своей сообщницей — Татьяной Берестовой.

— Что же надо для этого сделать?

— Рассказать мне подробно о том, как вы задумали убийство и как исполнили. Мне надо знать все.

— Что все-то? Много и говорить-то не приходится. Убили, да и к стороне.

— Татьяна знала?

— Вестимо, знала. Она мне и дверь отперла, и платье свое дала, чтобы разорвать и бросить его у тела княжны.

— А сама она переоделась в ее платье?

— Только рубашку да юбку надела и в сад убежала.

— Она заплатила тебе?

— Я шкатулку княжны захватил — сот восемь в ней было — и бежал.

— А теперь она тебе платит?

— Сколько моей душеньке угодно.

— Это она дала тебе ключ от калитки сада?

— Полдюжины ключей я для нее сделал — правда, не сам, я этому мастерству не обучен. Но паренек у меня тут есть, на ключи мастак.

— Так слушай. Я тебя полиции не выдам; мне ей служить не приходится, пусть сама ищет. Но знай, что я тебя всегда найду, а потому тебе выгоднее служить мне, нежели идти против меня. Так вот тебе мой наказ: скажи своей княжне, что я все знаю и вас обоих погубить могу, чтобы она, значит, мной не пренебрегала.

По лицу Никиты вдруг расплылась довольная улыбка.

— Не извольте, барин, сомневаться. Зачем ей таким красавцем пренебрегать? Всякую ласку окажет, когда потребуете.

— Коли так, ступай на все четыре стороны и помни! — и граф отворил дверь, а затем приказал Якову: — Выпусти его за ворота!

— На волю, значит? Слушаю-с.

Яков проводил пленника и вернулся в кабинет к барину.

— Что, проводил?

— Стрекача задал такого, что только пятки засверкали.

— Ну, Яков, я тобой доволен. Возьми это себе и своим товарищам, — и граф бросил Якову объемистый мешок с серебряными рублями.

Тот поймал его на лету, поблагодарил барина и удалился.

— Ну-с, ваше сиятельство, как вам понравится сообщение вашего папеньки? — потирая руки, сказал себе Свенторжецкий. — Через денек-другой придем к вам за ответом. Вы, вероятно, будете благосклоннее. Наверно, Никита сегодня побежит к вам и все доподлинно доложит. И как сразу, бестия, догадался, чего мне нужно от этой красотки!

Граф не ошибся. Никита отправился прямо в дом княжны Полторацкой (так мы будем продолжать называть Татьяну Берестову). Княжна уже спала. Однако когда, отперев ключом калитку, Никита пробрался в потайную дверь и постучался в дверь ее будуара, княжна, спавшая чутко, тотчас проснулась.

— Кто там? — спросила она.

— Пусти, Таня! Дело есть.

— Подождешь до завтра.

— Никак нельзя. Отвори! Сейчас же все узнаешь.

— Что такое?

Княжна накинула капот и отперла дверь. Пред нею стоял бледный как смерть Никита.

— Пропали мы с тобой! — воскликнул он. — Открыли, все открыли!

— Что открыли? Кто?

— Сам я во всем сейчас признался.

— Что ты болтаешь? Кому признался? Полиции?

— Нет еще, слава Богу, а барину признался, — и Никита подробно рассказал, как его схватили у калитки и отвезли в квартиру какого-то строгого черного барина.

— Каков он собой? — прошептала княжна и, когда Никита описал, заметила: — Это граф Свенторжецкий. Значит, он знает?

— Знает. Да вот сказал, что если ты к нему ласкова будешь, то он ничего никому не скажет. Уж ты, Таня, постарайся!

— Не беспокойся. Никому он не скажет. Положись на меня и иди спать или пить, как хочешь! — и она выпроводила за дверь Никиту, а сама стала думать:

«Вот почему граф тогда вдруг прервал свои любовные объяснения! Но почему он догадался? Это интересно узнать. „Поласковее будь!“ — сказал Никита. Это можно, граф мне нравится. Все равно мне замуж не выходить, так хоть поживу вовсю. Начну с графа; он красив».

Княжна не сомкнула глаз всю ночь. Нервная дрожь пробирала ее. Она вздрагивала от каждого малейшего звука, достигавшего до ее спальни. Однако образ Свенторжецкого витал пред нею далеко не в отталкивающем виде. Быть в его власти ей, видимо, было далеко не неприятно.

«Я сделаю его рабом», — сказала она сама себе.

Однако, несмотря на предупреждение Никиты относительно графа Свенторжецкого, несмотря на решение ценою каких бы то ни было жертв заставить его молчать о его открытии, она все же была далеко не спокойна. Прошла уже неделя с момента позднего посещения Никиты, а Свенторжецкий все еще не появлялся в доме княжны. Каждый день просыпалась она с мыслью, что сегодня наконец он приедет, каждый день ложилась с надеждой, что он будет завтра, а графа все не было.

Это ожидание сделалось для княжны невыносимой пыткой. Порой ей казалось, что она была бы счастливее, если бы ее преступление было бы уже открыто и она сидела в каземате, искупляя наказанием свою вину. Угрызение совести вдруг проснулось в ней с ужасающею силой.