Вместе с тем, просматривая кинозапись беседы Ольсена с Генрихом IV, нетрудно заметить, что хрононавт не стремился извлечь из ситуации максимум сведений, которые позволили бы обновить наши представления об исследуемой эпохе. В манере его действий преобладает авантюрный элемент, он ведет себя приблизительно так же, как «янки при дворе короля Артура». Ольсен вступает в полемику с Генрихом, растолковывая ему преимущества нашего общества, - это делает честь его гражданским чувствам, но не продвигает нас в познании предмета. Он с удовольствием ввязывается в драку с гвардейцами, стремясь доказать превосходство современного человека.

Весьма вероятно, здесь сказались просчеты в подготовке хрононавта, недостаточная мера его погружения в среду. Но нельзя исключать и того, что мы столкнулись с невидимым порогом объективизации: личность неспособна раздвоиться настолько, чтобы вторая, искусственная ее ипостась уравнялась с первой, естественной. Так ли это - могут показать лишь повторные опыты. Следующие этапы поиска должны быть, очевидно, связаны с групповым анализом прошлого, при котором один из путешественников во Времени полностью погружался бы в среду, беря на себя роль исторического персонажа, а другой вел с ним диалог от имени будущего.

Таким образом, мы не можем пока дать твердого ответа на первый вопрос, но итоги эксперимента позволяют считать гено-гипнотизм перспективным направлением исследования прошлого.

Теперь о втором вопросе.

Анализ доставленного Ольсеном текста выявляет серьезную передержку. Мы имеем в виду заявление Генриха, будто некий посланец XXX столетия предостерег его о покушении Равальяка. Само собой разумеется, что это плод фантазии хрононавта. И не может быть никаких сомнений, что выдумка понадобилась ему, чтобы отвести подозрения от самого себя. Иначе говоря, переживая в сознании эпизод убийства, он пытался ему помешать.

Представляется, что этот факт должен быть со всей серьезностью принят во внимание при решении вопроса о реализации проекта «Хронолет». (Мы говорим о психологической стороне дела, не затрагивая других аспектов - технической осуществимости, издержек и т. д.) Он свидетельствует, что современный человек по самой своей натуре, образу мышления и нравственному укладу не в состоянии удержаться от вмешательства в исторический процесс, невзирая на опасность вызвать лавинообразные изменения, угрожающие его собственной жизни и благополучию.

Конечно, на это можно возразить, что нельзя судить по одному человеку обо всем человечестве. Это справедливо. Вероятно, можно найти людей, и немало, которые не дрогнут в экстремальных обстоятельствах, сумеют воздержаться от вмешательства, когда на их глазах будут сжигать Орлеанскую Деву или Джордано Бруно, четвертовать Сервета, отсекать голову Пугачеву и Робеспьеру. Но мы сомневаемся, что люди этого сорта достойны представлять будущее в прошлом.

Таким образом, экспертиза дает отрицательный ответ на второй вопрос. Если даже создание машины времени для исследования прошлого принципиально осуществимо, это направление следует навсегда закрыть, как закрыты ныне любые опыты, угрожающие физическому, психическому и моральному здоровью личности.

Гринвуд,

Лефер,

Кирога,

Малинин.

20 июня 2056 года

Малинин и Ольсен лениво перекидывались словами, сидя в шезлонгах на пляже. Отдыхающих в этот час почти не было. Солнце грело милосердно, море едва шевелилось.

- Немного пришли в себя, Ивар? - спросил Малинин.

- Угу.

- Честно говоря, вы перенесли это спокойней, чем я ожидал.

- Подсознательно я до конца сомневался в реальности путешествия. Подумайте сами, если б вы действительно прокатились в гости, скажем, к Петру Первому, разве такая прогулка не показалась бы потом сном?

- Похоже, так.

- А вообще я считаю, что нельзя строить эксперимент на самообмане.

- Это было ясно уже после опыта Кироги. Я говорил тогда Гринвуду. Но вы же его знаете, упрям как осел.

- Честно говоря, до сих пор не могу ему простить дурацкую затею с лютней.

Они помолчали.

- Кстати, о лютне, - сказал Малинин. - Во всей этой истории для меня остался неясным один вопрос: где вы научились играть на ней? Насколько я знаю, и слухом-то вы никогда не отличались.

Ольсен задумался, перебирая руками теплый песок.

- Где я научился играть на лютне? - переспросил он. - Если бы я знал…

ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО

Уже на подступах к Дому конгрессов Воронихин почувствовал, что предстоящая конференция обернется сенсацией. Все свободное пространство вокруг монументального прозрачного здания было забито воздушными экипажами, ожидавшими своей очереди приземлиться у парадного подъезда. Выстроившись в нескончаемую извилистую линию, крохотные одноместные и двухместные аэромобили с их ярко раскрашенными крылышками напоминали нанизанных на нитку нарядных бабочек. К широко распахнутым дверям то и дело подкатывали пролетки, запряженные лошадьми. Среди них изредка мелькали и давно вышедшие из моды коляски с водородным двигателем. Достаточно элегантные сами по себе, они выглядели мастодонтами на привычном для глаза современном фоне. Воронихин признался, что жалеет эти обреченные на утиль металлические существа. Ностальгия. С ними связаны его молодые годы.

Дав указание автопилоту занять место на стоянке, он прошел в заполненный толпой вестибюль и стал пробираться к эскалатору, останавливаясь, чтобы ответить на приветствие или самому окликнуть кого-нибудь из своих коллег. Многие здесь были ему хорошо знакомы. Воронихин помнил всех, с кем пришлось встречаться за четверть века работы в журналистике, и у него мелькнула мысль, что никогда еще не собиралось вместе такого соцветия умов. Общество историков, от имени которого рассылались приглашения, явно собиралось апеллировать ко всем наукам и искусствам. Любопытно, что они там придумали.

У самого входа в ложу прессы Воронихина задержал юркий репортер из Вселенской телесвязи.

- Вот кто наверняка знает, из-за чего сыр-бор, - сказал он льстиво.

- Ничуть не бывало, - сухо ответил Воронихин.

- Тогда, по крайней мере, догадываетесь. Небось наши историки раскопали какую-нибудь очередную древность. Недавно у них был большой переполох, говорят, нашлось подлинное письмо Аристотеля Александру Македонскому.

Звонок, приглашавший в зал, помог Воронихину избавиться от назойливого разносчика новостей. Удобно устроившись на воздушной подушке кресла, он стал по своей привычке разглядывать аудиторию и пропустил мимо ушей ритуальные приветствия, с которыми обратился к собравшимся президент исторического общества. Воронихин чрезвычайно гордился своим умением включать внимание в нужный момент и уверял друзей, что оно помогло ему сэкономить добрый десяток лет жизни, употребить их на более продуктивные дела.

«Многоуважаемые… мы рады… маститые мужи науки… по достоинству оценить… исключительной важности… мощный талант… предоставить слово…» - председатель жестом пригласил на трибуну сидевшего рядом с ним импозантного брюнета, смахивавшего на тренера хоккейной команды. Эркотти? Воронихин никогда не слышал этого имени. Что ж, не первый случай, когда безвестный лаборант вмиг возносится на академический Олимп. Было бы за что.

- Что такое история? - вопросил оратор и после долгой паузы, как бы давая присутствующим возможность собраться с мыслями, ответил: - Это прежде всего цепь событий. Можно до бесконечности спорить, заложена в них некая идея или нет, насколько они случайны либо предопределены законами человеческого бытия, провидением, сказали бы наши предки, но сколь глубоко ни сумеем мы постигнуть сущность исторического действа, это не поможет восстановить его навсегда утраченные фрагменты. Приблизительно то же самое, как если б наши коллеги-физики вынуждены были объяснять строение атома без изрядного количества невесть куда запропавших микрочастиц. Бедные историки, как часто приходится им гадать и домысливать! Если бы мы знали, существовала ли Атлантида, был ли построен мост Цезаря через Рейн, жил ли Иисус Христос, кто и как возвел храм в Баальбеке, зачем водрузили каменных исполинов на острове Пасха, куда девались сокровища Монтесумы и янтарная комната Зимнего дворца, что случилось с Кергеллепом и Ливингстоном?