За этим следует путешествие царской семьи со свитой по древнерусским городам, каким-либо образом связанным с историей дома Романовых. Древний Псков с кремлем и монастырем — родина русского национального композитора Модеста Мусоргского, создавшего оперы на темы русского национального эпоса («Борис Годунов» и «Хованщина»). Затем Владимир и, наконец, Нижний Новгород — один из старейших русских торговых городов, возвышающийся над Волгой.
На корабле плывут дальше по Волге в Кострому — исторический, Екатериной Великой радиально спланированный на возвышенности над Волгой торговый город — исходный пункт пути на престол первого Романова. В окрестном Ипатьевском монастыре скрывали юного Романова от поляков, триста лет назад стремившихся владычествовать в России. Отсюда шестнадцатилетнего Михаила московские бояре призвали на царствие.
Сестра царя, великая княгиня Ольга, описывает плавание через исконно русские, населенные крестьянами земли:
«Нами овладели бурные чувства. Когда наш пароход плыл по Волге, мы видели большие толпы крестьян, входивших по пояс в воду, чтобы поближе рассмотреть Ники [царя Николая]. Когда в населенных пунктах мы сходили на берег, то видели иногда ремесленников и рабочих, которые повергались ниц, чтобы поцеловать тень от Ники, когда мы проходили мимо. Приветственные крики были оглушительными».
Жители некоторых деревень по берегам Волги становились на колени, услышав колокольный звон своих церквей, там, где находились в тот момент, и крестились. Вновь и вновь на берегу появляются священники, под открытым небом проводящие богослужение и благословляющие крестным знамением проплывающий мимо корабль. Алексей впечатлен столь великим почитанием, какого еще никогда не переживал. В Костроме — апофеоз. «Тедеум» в церкви Троицы Ипатьевского монастыря и крестный ход вокруг церкви с «чудодейственной иконой святой Федоровской богородицы».
Алеша в этой церемонии не участвует и вынужден с матерью ожидать на руках казака — вместо того, чтобы вместе с другими посетить палаты, где жил первый Романов до провозглашения его царем. От этой непонятной и якобы щадящей меры Алексей в отчаянии. Успокаивается он только после того, как уже на борту парохода его посещает депутация полков и преподносит в подарок древнерусскую шапку, украшенную кривым кинжалом.
После парада войск и посещения Епифаньевского монастыря, где все монахини к удивлению Алеши свое имя предваряют эпитетом «грешница…», путешествие продолжается до Ярославля, откуда императорский поезд доставляет их в Ростов. Этот город славится церковными колоколами, каждый из которых имеет собственное имя. Из поездки Алеша возвращается с массой приятных впечатлений.
Несмотря на историческое значение Костромы и восторженный прием царской семьи населением, своего апогея торжество все же достигает в конечном пункте путешествия — Москве. 24 мая (6 июня 1913 г.) праздничный поезд въезжает в столицу.
И вновь вдоль пути следования эскорта собираются многочисленные толпы зевак. В сопровождении великих князей царь проезжает по улицам в Кремль. Какое унижение для Алеши, который по этикету должен ехать верхом за своим отцом, возглавлять в карете матери дамскую свиту! Он собирает все свои силы, чтобы не показать отчаяния и подобающе отвечать на неистовые приветственные возгласы в свой адрес.
Целыми днями продолжались церемонии и приемы. Престолонаследник до сих пор не может ходить. Снова его приходится носить на руках дюжему казаку. И никогда прежде не представала перед Алексеем реальность во всей наготе, как ныне: сначала энтузиазм среди ожидающих вдоль улиц при виде приближавшейся царской семьи, затем участливое сострадание: «Ах, бедняжка наследник, даже не ходит — какое дурное предзнаменование для будущего нашей династии!» Хорошо хоть царевичу не пришлось услышать, о чем перешептывались кое-где злые языки: «Трон, должно быть, стоит на слабых ногах, если наследник даже не может сам ходить!» Некоторые обвиняли царицу в том, что она привнесла в русскую династию «плохую кровь».
После утомительных юбилейных торжеств царская семья вновь уезжает в Ливадию, где остается до поздней осени 1913 года.
Престолонаследник в кризисе
Алексей еще не в состоянии наслаждаться, как прежде, пребыванием в этом прекрасном месте. Для ускорения своего выздоровления он должен принимать ненавистные горячие грязевые ванны. Грязь доставляется торпедными катерами из почти за сотню километров отстоящего курорта Саки, что близ Евпатории. Процедуры утомляют Алешу.
Но престолонаследник утратил не только присущую ему физическую живость. Надломлен он и морально. Жизнь кажется ему печальной. Недавние мучения с затянувшимися последствиями — как никак с момента несчастья в Спале прошло уже три четверти года. Затем горькое разочарование, которое принесли с таким нетерпением ожидавшиеся юбилейные торжества, выражения сострадания в его адрес, они не только уязвляли его самолюбие престолонаследника, но и глубоко задевали гордость маленького мужчины. Все это вызывает первую затяжную депрессию.
В отличие от матери, которая, несмотря на наследственную болезнь ее сына, надеется, что он все же достигнет возраста, в котором можно вступать на престол, и уверенно представляет его блестящим правителем, Алеше будущее видится в черном свете. Впервые он, осознавая свое положение и связанные с ним привилегии, но также и задачи, перестает ему радоваться и медленно начинает ставить под сомнение смысл самого своего существования.
Как будет он отправлять царские обязанности, если не в силах вести даже самую обычную жизнь? Алеша удручен (таким его прежде не знали), серьезен и замкнут.
На этом этапе скептической задумчивости в жизнь Алексея входит Пьер Жильяр, преподаватель французского. Царица позволяет учителю своих дочерей приехать на летний отпуск в Ливадию. Еще перед своим отъездом Александра дает ему понять, что намерена доверить ему не только обучение, но и воспитание престолонаследника в целом.
Жильяр отдает себе полный отчет в ответственности этой задачи. Однако когда он впервые прибывает в Ливадию, его сразу же смущает вид престолонаследника, как он впоследствии сообщает: «Я нашел Алексея Николаевича бледным, исхудалым и очень серьезным. Очевидно, последствия болезни и утомительное лечение оставили глубокие следы».
Жильяр консультируется назначенным постоянным лейб-врачом престолонаследника, доктором Деревенко. Он открывает домашнему учителю причину частых и тяжелых болезней Алексея — унаследованную от царицы гемофилию. Только сейчас понимает Жильяр, почему Алексея постоянно сопровождают два матроса, Деревенько и Нагорный, ни на секунду не выпускающие его из виду.
Ясно, что в ближайшем будущем и речи быть не может ни о каких занятиях. Пока что главное — завоевать доверие подопечного. Дело нелегкое, так как Алеша, будучи в дурном расположении духа, считает, что Жильяр посягает на его свободу.
«Должен признаться, что обстоятельства складывались крайне неблагоприятно — вспоминает Жильяр. — Тяжкий недуг, от которого Алексей Николаевич едва начал оправляться, не только ослабил, но и расстроил его нервную систему.
Теперь он стал строптивым ребенком, не переносящим никаких попыток контроля. Поскольку его никогда не подчиняли дисциплине, во мне он видел того, чьей задачей было принудить его к скучной работе и внимательности, а также к послушанию и подчинить его чужой воле. Если до этого при бдительном надзоре он мог по крайней мере предаваться ничегонеделанию, когда ему нравилось, то теперь над этим последним убежищем личной свободы нависла угроза. Даже если он и не осознавал этого, то чувствовал интуитивно. Мне пришлось иметь дело с открытой враждебностью, иногда выражавшейся в нигилизме и бунтарстве».
Так продолжалось какое-то время, пока терпением и доброй волей и вместе с тем твердой решительностью Жильяру ни удалось завоевать доверия Алеши. Пока нельзя было начать регулярные занятия, учитель принимает на себя роль товарища и друга, способного предложить Алексею — в отличие от визуального надзора его опекунов — личное руководство наставника, разделяющего радости и тревоги своего подопечного.