— А много ли их? Всего только четверо! — сказал Атос. — И нас ведь тоже четверо. Значит, выходит, один на одного… Черт возьми! Судя по тем знакам, какие подает Гримо, нам сейчас придется иметь дело с гораздо большим количеством… Что случилось, Гримо? Принимая во внимание серьезность положения, я вам разрешаю говорить, друг мой, но, прошу вас, будьте немногословны. Что вы видите?

— Отряд.

— Сколько человек?

— Двадцать.

— Кто они такие?

— Шестнадцать человек землекопной команды и четыре солдата.

— За сколько шагов отсюда?

— За пятьсот.

— Хорошо, мы еще успеем доесть курицу и выпить стакан вина за твое здоровье, д’Артаньян!

— За твое здоровье! — подхватили Портос и Арамис.

— Ну, так и быть, за мое здоровье! Однако я не думаю, чтобы ваши пожелания принесли мне большую пользу.

— Не унывай! — сказал Атос. — Аллах велик, как говорят последователи Магомета, и будущее в его руках.

Осушив свой стакан и поставив его подле себя, Атос лениво поднялся, взял первое попавшееся ружье и подошел к бойнице.

Портос, Арамис и д’Артаньян последовали его примеру, а Гримо получил приказание стать позади четырех друзей и перезаряжать ружья.

Спустя минуту показался отряд. Он шел вдоль узкой траншеи, служившей ходом сообщения между бастионом и городом.

— Черт побери! Стоило нам беспокоиться ради двух десятков горожан, вооруженных кирками, заступами и лопатами! — заметил Атос. — Достаточно было бы Гримо подать им знак, чтобы они убирались прочь, и я убежден — они оставили бы нас в покое.

— Сомневаюсь, — сказал д’Артаньян. — Они очень решительно шагают в нашу сторону. К тому же горожан сопровождают бригадир и четыре солдата, вооруженные мушкетами.

— Это они потому так храбрятся, что еще не видят нас, — возразил Атос.

— Признаюсь, мне, честное слово, противно стрелять в этих бедных горожан, — заметил Арамис.

— Плох тот священник, который жалеет еретиков! — произнес Портос.

— В самом деле, Арамис прав, — согласился Атос. — Я сейчас пойду и предупрежу их.

— Куда это вас черт несет! — попытался остановить его д’Артаньян. — Вас пристрелят, друг мой!

Но Атос не обратил никакого внимания на это предостережение и взобрался на пробитую в стене брешь. Держа в одной руке ружье, а в другой шляпу, он обратился к солдатам и землекопам, которые, удивившись его неожиданному появлению, остановились в полусотне шагов от бастиона, и, приветствуя их учтивым поклоном, закричал:

— Господа, я и несколько моих друзей завтракаем сейчас в этом бастионе! А вы сами знаете, как неприятно, когда вас беспокоят во время завтрака. Поэтому мы просим вас, если уж вам непременно нужно побывать здесь, подождать, пока мы кончим завтракать, или прийти потом еще разок… или же, что будет самое лучшее, образумиться, оставить мятежников и пожаловать к нам выпить за здоровье французского короля.

— Берегись, Атос! — крикнул д’Артаньян. — Разве ты не видишь, что они в тебя целятся?

— Вижу, вижу, — отвечал Атос, — но эти горожане очень плохо стреляют и не сумеют попасть в меня.

Действительно, в ту же минуту раздались четыре выстрела, но пули, не попав в Атоса, расплющились о камни вокруг него.

Четыре выстрела тотчас прогремели в ответ; они были лучше направлены, чем выстрелы нападавших: три солдата свалились убитые наповал, а один из землекопов был ранен.

— Гримо, другой мушкет! — приказал Атос, не сходя с бреши.

Гримо тотчас же повиновался. Трое друзей Атоса снова зарядили ружья. За первым залпом последовал второй: бригадир и двое землекопов были убиты на месте, а все остальные обратились в бегство.

— Вперед, господа, на вылазку! — скомандовал Атос.

Четыре друга ринулись за стены форта, добежали до поля сражения, подобрали четыре мушкета и пику бригадира и, уверенные в том, что беглецы не остановятся, пока не достигнут города, вернулись на бастион, захватив свои трофеи.

— Перезарядите ружья, Гримо, — приказал Атос. — А мы, господа, снова примемся за еду и продолжим наш разговор. На чем мы остановились?

— Я это хорошо помню, — сказал д’Артаньян, сильно озабоченный тем, куда именно должна была направиться миледи. — Ты говорил, что миледи покинула берега Франции.

— Она поехала в Англию, — пояснил Атос.

— А с какой целью?

— С целью самой убить Бекингэма или подослать к нему убийц.

Д’Артаньян издал возглас удивления и негодования.

— Какая низость! — вскричал он.

— Ну, это меня мало беспокоит! — заметил Атос. — Теперь, когда вы справились с ружьями, Гримо, — продолжал он, — возьмите пику бригадира, привяжите к ней салфетку и воткните ее на вышке нашего бастиона, чтобы эти мятежники-ларошельцы видели и знали, что они имеют дело с храбрыми и верными солдатами короля.

Гримо беспрекословно повиновался. Минуту спустя над головами наших четырех друзей взвилось белое знамя. Гром рукоплесканий приветствовал его появление: половина лагеря столпилась на валу.

— Как! — снова заговорил д’Артаньян. — Тебя ничуть не беспокоит, что она убьет Бекингэма или подошлет кого-нибудь убить его? Но ведь герцог — наш друг!

— Герцог — англичанин, герцог сражается против нас. Пусть она делает с герцогом что хочет, меня это так же мало занимает, как пустая бутылка.

И Атос швырнул в дальний угол бутылку, содержимое которой он только что до последней капли перелил в свой стакан.

— Нет, постой, — сказал д’Артаньян, — я не оставлю на произвол судьбы герцога! Он нам подарил превосходных коней.

— А главное, превосходные седла, — ввернул Портос, на плаще которого красовался в этот миг галун от его седла.

— К тому же бог хочет обращения грешника, а не его смерти, — поддержал Арамис.

— Аминь, — заключил Атос. — Мы вернемся к этому после, если вам будет угодно. А в ту минуту я больше всего был озабочен — и я уверен, что ты меня поймешь, д’Артаньян, — озабочен тем, чтобы отнять у этой женщины своего рода открытый лист, который она выклянчила у кардинала и с помощью которого собиралась безнаказанно избавиться от тебя, а быть может, и от всех нас.

— Да что она, дьявол, что ли! — возмутился Портос, протягивая свою тарелку Арамису, разрезавшему жаркое.

— А этот лист… — спросил д’Артаньян, — этот лист остался у нее в руках?

— Нет, он перешел ко мне, но не скажу, чтобы он мне легко достался.

— Дорогой Атос, — с чувством произнес д’Артаньяну— я уже потерял счет, сколько раз я обязан вам жизнью!

— Так ты оставил нас, чтобы проникнуть к ней? — спросил Арамис.

— Вот именно.

— И эта выданная кардиналом бумага у тебя? — продолжал допытываться д’Артаньян.

— Вот она, — ответил Атос и вынул из кармана своего плаща драгоценную бумагу.

Д'Артаньян дрожащей рукой развернул ее, не пытаясь даже скрыть охватившего его трепета, и прочитал:

То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.

5 августа 1628 года.

Ришелье.

Д'Артаньян дрожащей рукой развернул бумагу.

— Да, действительно, — сказал Арамис, — это отпущение грехов по всем правилам.

— Надо разорвать эту бумагу, — проговорил д’Артаньян, которому показалось, что он прочитал свой смертный приговор.

— Нет, напротив, надо беречь ее как зеницу ока, — возразил Атос. — Я не отдам эту бумагу, пусть даже меня осыплют золотом!

— А что миледи теперь сделает? — спросил юноша.

— Она, вероятно, напишет кардиналу, — небрежным тоном ответил Атос, — что один проклятый мушкетер, по имени Атос, силой отнял у нее охранный лист. В этом же самом письме она посоветует кардиналу избавиться также и от двух друзей этого мушкетера — Портоса и Арамиса. Кардинал вспомнит, что это те самые люди, которых он всегда встречает на своем пути, и вот в один прекрасный день он велит арестовать д’Артаньяна, а чтобы ему не скучно было одному, он пошлет нас в Бастилию составить ему компанию.