Но прежде всего честный малый поднялся в свою комнату и потушил газовый рожок, который горел восемьдесят дней. В ящике для писем он нашёл счёт газовой компании и счёл более чем своевременным прекратить этот расход, который касался его лично.

Ночь прошла. Мистер Фогг лёг спать, но заснул ли он? Что касается миссис Ауды, то она ни на мгновение не смыкала глаз. Паспарту, как верный пёс, всю ночь бодрствовал у двери хозяина.

На следующее утро мистер Фогг позвал его и коротко приказал заняться приготовлением завтрака для миссис Ауды. Сам он ограничится чашкой чая и поджаренным хлебом. Пусть миссис Ауда извинит его за то, что он не выйдет к завтраку и к обеду, ибо он намерен заняться приведением в порядок своих дел. Вечером же он просит её уделить ему несколько минут для разговора.

Паспарту оставалось только выполнять указанное ему расписание дня. Но он смотрел на своего, как всегда, невозмутимого господина и не мог решиться выйти из комнаты. На сердце у него было тяжело. Его терзали угрызения совести, ибо он больше, чем когда-либо, обвинял себя в случившейся непоправимой беде. Да, если бы он предупредил мистера Фогга, если бы он раскрыл планы Фикса, мистер Фогг, конечно, не потащил бы за собой сыщика в Ливерпуль и тогда…

Паспарту не мог больше сдержаться…

— Сударь, господин Фогг, прокляните меня! — вскричал он. — Это моя вина, что…

— Я никого не обвиняю, — самым спокойным тоном ответил мистер Фогг. — Ступайте!

Паспарту вышел из комнаты и отправился к молодой женщине, чтобы сообщить ей о намерениях своего господина.

— Сударыня, — сказал он, — сам я ничего не могу сделать! Я не имею никакого влияния на господина Фогга. Может быть, вы…

— А какое же я могу иметь влияние! — отвечала миссис Ауда. — Мистер Фогг не из тех людей, что поддаются влиянию! Он никогда не понимал чувства моей беспредельной к нему благодарности! Заглянул ли он хоть раз в моё сердце?… Друг мой, его нельзя покидать ни на мгновение. Вы говорите, что он выразил желание побеседовать со мною сегодня вечером?

— Да, сударыня. Как видно, он намерен позаботиться о вашей будущей жизни в Англии.

— Подождём, — сказала молодая женщина и задумалась.

Так что в это воскресенье дом на Сэвиль-роу казался необитаемым; в первый раз за всё своё пребывание в этом доме Филеас Фогг не отправился в клуб, когда на башне парламента пробило половину двенадцатого.

И зачем бы наш джентльмен пошёл в Реформ-клуб? Там его уже больше никто не ждал. Раз он не появился в клубе вчера в роковую субботу, 21 декабря, в восемь часов сорок пять минут вечера, пари его было проиграно. Ему даже не надо было идти к своему банкиру, чтобы взять у него для расплаты двадцать тысяч фунтов стерлингов. В руках его противников находился подписанный им чек, и достаточно было предъявить его, чтобы деньги Филеаса Фогга были переведены на их счёт.

Итак, мистеру Фоггу незачем было выходить из дому, и он не вышел. Он остался у себя в комнате и занялся приведением в порядок своих дел. Паспарту всё время бегал вверх и вниз по лестнице дома на Сэвиль-роу. Часы для бедного малого тянулись бесконечно долго. Он подслушивал у дверей своего господина и не считал, что поступает нескромно! Он смотрел в замочную скважину и воображал, что имеет на это право! Паспарту каждую минуту ждал катастрофы. Иногда он вспоминал о Фиксе, но его мнение о сыщике резко изменилось. Он больше не обвинял полицейского инспектора. Фикс ошибся относительно мистера Фогга, как и многие другие, но, выслеживая и арестовывая его, считал, что выполняет свой долг, в то время как он. Паспарту… Эта мысль угнетала его, и он считал себя последним негодяем…

Когда Паспарту становилось невмочь оставаться одному, он стучался к миссис Ауде, входил к ней в комнату, молча садился в угол и смотрел на молодую женщину, по-прежнему погружённую в задумчивость.

Около половины восьмого вечера мистер Фогг осведомился у миссис Ауды, может ли она принять его, и вскоре они остались вдвоём в её комнате.

Филеас Фогг взял стул и сел у камина против молодой женщины. На его лице ничего нельзя было прочесть. Мистер Фогг после возвращения остался таким же, каким был до отъезда.

Они просидели молча минут пять. Потом он поднял глаза на миссис Ауду и сказал:

— Сударыня, простите ли вы мне, что я привёз вас в Англию?

— Прощу ли? Мистер Фогг, я… — пролепетала молодая женщина, сердце которой сильно билось.

— Позвольте мне кончить, — продолжал мистер Фогг. — Когда я решил увезти вас из страны, ставшей для вас столь опасной, я был богат и рассчитывал предоставить в ваше распоряжение часть своего состояния. Вы жили бы тогда свободно и счастливо. Теперь же я разорён.

— Я это знаю, мистер Фогг, — отвечала молодая женщина, — и в свою очередь спрашиваю у вас: — Простите ли вы мне, что я последовала за вами и — кто знает? — быть может, этим способствовала вашему разорению?

— Сударыня, вы не могли оставаться в Индии, и ваша безопасность требовала, чтобы вы уехали настолько далеко от этих фанатиков, чтобы они не могли схватить вас.

— Итак, мистер Фогг, — продолжала миссис Ауда, — мало того, что вы спасли меня от ужасной смерти, вы ещё считали себя обязанным обеспечить моё существование на чужбине?

— Да, сударыня, — ответил мистер Фогг, — но обстоятельства обернулись против меня. Всё же я прошу вас позволить мне предоставить в ваше распоряжение то немногое, что у меня осталось.

— Но, мистер Фогг, что же будет с вами? — спросила миссис Ауда.

— Мне, сударыня, — ответил холодно джентльмен, — ничего не надо.

— Но как вы представляете себе ваше будущее?

— Так, как должно, — ответил мистер Фогг.

— Во всяком случае, — продолжала миссис Ауда, — такой человек, как вы, не может впасть в нужду. Ваши друзья…

— У меня нет друзей, сударыня.

— Ваши родные…

— У меня нет родных.

— Если так, я вас очень жалею, мистер Фогг, ибо одиночество — очень печальная вещь! Как! Неужели нет никого, с кем бы вы могли поделиться своим горем! Говорят, однако, что вдвоём и бедность не так страшна!

— Да, сударыня, говорят.

— Мистер Фогг, — сказала молодая женщина, поднимаясь и протягивая ему руку, — хотите приобрести сразу и родственницу и друга? Хотите, чтобы я стала вашей женой?

При этих словах мистер Фогг в свою очередь встал с места. Какой-то непривычный свет блеснул в его глазах, губы его как будто слегка дрогнули. Миссис Ауда пристально смотрела на него. Искренность, прямота, твёрдость и нежность благородной женщины, которая решается на всё, чтобы спасти того, кому она всем обязана, сначала удивили, затем глубоко тронули его. На мгновение он закрыл глаза, словно избегая её взгляда и боясь, что он проникнет дальше, чем следует… Потом он вновь открыл их.

— Я люблю вас! — просто сказал он. — Клянусь вам всем святым на свете: я люблю вас и я весь ваш.

— Ах! — воскликнула миссис Ауда, прижимая руку к сердцу.

Мистер Фогг позвонил Паспарту. Тот тотчас явился. Филеас Фогг продолжал держать в своей руке руку миссис Ауды. Паспарту понял всё, и его широкое лицо засияло, как тропическое солнце в зените.

Мистер Фогг спросил его, не поздно ли ещё уведомить преподобного Сэмюэля Уильсона из прихода Мэри-ле-Бон.

Паспарту улыбнулся счастливой улыбкой.

— Никогда не поздно, — сказал он.

Было пять минут девятого.

— Значит, завтра, в понедельник! — прибавил Паспарту.

— Завтра в понедельник? — спросил мистер Фогг, глядя на молодую женщину.

— Завтра, в понедельник! — ответила миссис Ауда.

Паспарту выбежал из комнаты.