— В договоре нет ни слова про то, что я не должен убивать попавшего мне в руки сыттара, — сообщил ему герцог, небрежно бросая свиток на стол. — И уж тем более, когда этот сыттар повинен в столь чудовищных преступлениях против короны. Что бы ты ни говорил, Герлистэн, а происходящее — только твоих рук дело, результат разыгранной тобою интриги, спровоцированных тобой поступков. Вынести тебе приговор и казнить — моя прямая обязанность, как хранителя государства. А после твоей казни Роуз будет принадлежать только мне, как ее единственному законному супругу. И у сыттаров просто не будет повода вмешиваться в наши семейные дела — и в дела всего государства. Мы будем жить с ней долго и счастливо: она — в монастыре, я — в столице, служа новому королю. С новой супругой, в окружении законных детей. Мой род не прервется, как не прервется и род погубленного тобой короля Георга. Все было напрасно, демон. Все эти люди погибли напрасно. Ты — погибнешь напрасно. Не будет вам воли. Будет смерть — каждому, кто еще попытается провернуть подобное.
— Нет, — мягко улыбнулся демон, не впечатленный пылкостью речи. — Не напрасно. Еще посмотрим, кто будет доживать в монастыре.
— Начинайте обряд! — велел герцог, бледнея. И пулей вылетел вон, не дожидаясь исполнения приказа. Вслед ему летели слова заклинаний, и хриплые крики демона, дом дрожал от основания и до крыши, порывы шквалистого ветра метались по коридорам, сбрасывая вещи, сдвигая мебель. Демон ревел и отчаянно сопротивлялся, и Александру — одному из высших Рыцарей Дэуса, с рожденья обладавшему недюжинной силой — следовало бы не просто принять участие в обряде, но взять на себя его самые ответственные, запирающие моменты. Однако оставалось надеяться, что монахи справятся и без него и нестись, уклоняясь от летящих в него предметов, вниз, в подвал, в камеру, где он запер Роуз. Да, герцог старательно забалтывал демона. Но ведь и демон слишком охотно болтал. А Роуз… Освобожденная, Роуз, конечно же, полетит освобождать свою Богиню. Если демон сказал ей хотя бы половину… Да ей просто некуда будет больше бежать. А Черная Богиня, вернувшаяся в мир — да ничего чудовищнее Александр даже помыслить не мог. Это будет конец — конец рода человеческого, конец жизни, конец всего!
Худшие опасения подтвердились. В коридоре валялись обезображенные трупы охранников и несколько трупов горожан. Дверь в камеру была открыта, цепи, похоже, просто вырваны с мясом из покрытой сетью глубоких трещин стены, где зияли теперь безобразные дыры. Кровать, которую милостью герцога, предоставили пленнице, валялась разломанная и перевернутая посреди камеры. А Роуз, в девичестве Ривербел, здесь более не было.
«Не рыдай над трупами». Да от того, что я видела вокруг, хотелось не рыдать, хотелось выть. Забиться куда-нибудь в щель, свернуться в клубок и выть, выть от бесконечного ужаса, что творился вокруг. Да вот только ситуация к подобному времяпровождению не располагала. Конечно, если я хотела избежать костра не путем размозжения головы о стену.
Признаться, был момент, когда я подумала, что именно это со мной и произойдет, причем прямо сейчас. Когда с чудовищным грохотом дверь камеры сорвалась с петель, и ко мне ворвалась безумная толпа во главе с двухметровым громилой с кузнечным молотом в руках, я решила, что это конец. Что добрые горожане, наслушавшись зажигательных речей какого-нибудь полоумного монаха, решили не дожидаться казни, а самолично порешить злую ведьму прямо здесь и сейчас.
Но молот обрушился не на меня, а на крепившуюся к стене цепь, стремясь разрушить звенья, разбить оковы… Цепь резко дергалась от каждого удара, до крови сдирая мне кожу, пока одно из звеньев, наконец, не лопнуло под восторженные крики толпы, освобождая мою руку. Одну лишь только ее, ведь герцог не мелочился, всего цепей было пять. Но и останавливаться громила не собирался. Стена камеры пошла трещинами, со сводов посыпалась штукатурка, стало казаться, что еще немного, и они просто обвалятся, погребая под собою нас всех.
Но мои цепи были разбиты раньше. Не дав мне опомниться, меня подхватили на руки, накинув широкий плащ с огромным капюшоном, из-за которого я почти перестала видеть происходящее, и куда-то поволокли, то и дело спотыкаясь о попадавшиеся под ноги трупы. О, да, трупы под ногами мне было видно. Единственное, наверное, что мне было видно. Ну, еще и ноги бегущих людей, в одежде, возможно, когда-то добротной, сейчас же запыленной, изодранной, перепачканной копотью, грязью и кровью.
Мы выскочили на улицу. Тут тоже были трупы, тянуло гарью, в окна особняка летели камни, толпы народа орали что-то бессмысленное и безумное и отчаянно дрались… И я даже не могла понять, с кем. Друг с другом? С охраной герцога? С монахами? Вот один из святейшей братии бросился к нам, потрясая своим Оком Дэуса и выкрикивая слова молитв. И рухнул нам под ноги с раздробленным черепом, обагряя все вокруг своей кровью.
Меня закинули на коня — моего перепуганного, дрожащего Грома, только каким-то чудом удерживаемого на месте.
— Беги! — и без того взбудораженного, Грома треснули по крупу. И он взвился с тревожным ржанием, от души лягнул доброхота, и отчаянно понесся, не разбирая дороги. Едва успев схватить повод, первые минуты я мечтала лишь об одном — удержаться. Цепи, оборванные, но не снятые, свисали с моих запястий, затрудняя движения рук, свисали со щиколоток, мешая моему коню, свисали с шеи, пережимая ошейником горло и затрудняя дыхание. Но я держалась, держалась из последних сил, понимая, что если свалюсь и упущу коня, он, обезумевший от ужаса, ускачет за горизонт и уже никогда ко мне не вернется.
Я держалась, мы куда-то неслись… Потом он выдохся, я смогла, наконец, собрать повод и заставить его перейти на шаг. Огляделась. Гром вынес меня к родным горам. Но возвращаться в Долину сыттаров я смысла не видела. Да и Лис всегда говорил, что наш путь не туда, наш путь — в замок. Мой путь — в замок. Он настаивал на этом при последней встрече. Намекал на то, что спасать меня ему придется чужими руками, ведь сам он не может коснуться цепей. Сам он… будет биться с драконом? Нет, предоставит герцогу дракона, чтоб тот мог биться изо всех своих рыцарских сил, и не отвлекаться на сбежавших принцесс. «Не жди, чем окончится битва с драконом. Беги…» Бегу.
Попыталась сориентироваться. Замок… Замок… Замок, в котором я никогда не была. Нет, мать, конечно, рассказывала, с самого детства. Красивую сказку, про принцессу и ее тайну. Там принцесса ехала в замок… По Арранскому тракту вдоль Аденских гор… до городка Асрэй, а от него уже наверх… в деревеньку Тосинай, а потом еще выше… к вершине, что похожа на шапку торговца, мимо водопада, чей плачь несмолкаем, и вверх по ручью, что бурлит белой пеной… Как-то так.
Как-то так было в сказке, а пока же… Те крестьяне с телегой, что встретились мне на тракте, подтвердили, что до Асрэя я еду в нужную сторону, вот только лучше бы мне повернуть обратно. Город пылает, в горожан словно вселились демоны, и даже крепким мужчинам там приходится ежеминутно опасаться за свою жизнь.
Я обрадовала их, что там, где они намеревались укрыться, судя по тому, что я видела, происходит все то же самое.
— Конец света, видать, близится, — вздохнул возничий, поглядывая на торчащие из под моего плаща обрывки цепей, но не задавая вопросов. — Демоны пришли в мир, чтоб его уничтожить.
Я не знала, зачем пришли в мир демоны. Если в усадьбе, сидя в темнице и слушая безумный шум за окном, я могла наивно полагать, что это Лис пришел, чтобы спасти меня, то сейчас, проезжая через разоренные и охваченные смертью и ужасом городки и поселки, я понимала, что нет, не ради меня, не из-за меня… Возможно, я… или герцог… своими действиями дали им повод, но то, что они творили, выходило далеко за рамки вмешательства в одну человеческую судьбу. Лис всегда хотел чего-то большего… Они все всегда хотели чего-то большего. И вот теперь мы с герцогом, видно, позволили им начать.
И теперь… Нет, бесполезно возвращаться в усадьбу с криками «прекратите!». И в долину с теми же воплями мчаться нет смысла. Укрыться? В стране, где безумствуют демоны? Где они с моей (пусть невольной) помощи и безумствуют?.. Нет, Лис не солгал: у меня только один путь и только один выход. Он вообще никогда не лгал мне. Недоговаривал — да, сколько угодно, конечно. Но не лгал. И зла мне не желал. И боли. И того, что герцог станет пытать… Да он сделал все, чтоб у герцога даже повода не возникло. Я искала своего законного мужа, настолько напуганная, что готова была рассказать все, что знаю, и даже то, о чем лишь догадываюсь!