— Роззи! — дверь распахнулась, и в спальню ворвался Лис. — Все вон! — рявкнул он на сбежавшихся на мой крик служанок. — Гастон, лошадей, карету — мы немедленно уезжаем!

Несколько шагов от двери и до кровати он проделал без свойственной ему плавности, рывками. И тяжело повалился возле меня на колени. Я в тот момент уже тоже сидела на полу — перепуганная, дрожащая — сцепив в замок неостановимо трясущиеся руки.

— Тише, Роззи, тише. Испугалась? — он улыбнулся так уверенно и спокойно, что я на миг поверила — все в порядке. А потом заметила кровь, запекшуюся на его губах и подбородке, пропоротый и залитый кровью камзол в районе правой груди, слипшиеся от пота и посеревшие от пыли волосы.

— Ты… Тебя ранили? — тут же снова пугаюсь я. — Ты что, умираешь? Это из-за этого я?..

— Ну что ты, Роззи, что ты? Я бессмертен. Я разве не говорил? — вновь спокойно улыбается он, и тонкая струйка крови вытекает из уголка его рта и спускается к подбородку. — А это просто дуэль, я ж рассказывал: мужчинам надо иногда подраться. Не обращай внимания, — он протянул руку в перепачканной перчатке и осторожно накрыл мои ладони.

— Не чувствую! — я в панике шевельнула руками. — Не чувствую тебя, видишь?! Не соприкасаюсь! — я резко дернула руки вверх, и они легко прошли сквозь его ладонь, как прежде проходили сквозь прикроватный столбик — даже не почувствовав преграды на своем пути.

— Прости, моя роза, это моя вина, — чуть вздохнул мой раненый граф, не выказав ни малейшего удивления, — полез к благородной даме в грязных перчатках. Сейчас исправим, — и очень медленно и аккуратно он сдернул перчатку со своей правой руки.

Я ожидала… чего-то. Не знаю, но его маниакальное желание всегда и везде оставаться в перчатках, породило у меня стойкое подозрение, что там, под ними… Там была ладонь. Обыкновенная, человеческая, мужская ладонь: светлая кожа, проступающие сквозь нее синеватые вены, сеточка «линий судьбы»… Он протянул мне ее, и я мгновенно схватилась, ни на миг не задумавшись, как хватается за любую соломинку утопающий… нет, увязающий в жутком, нереальном болоте…

Рука была настоящей! Я держалась за нее, ее ощущала. Моя ладонь не проходила ее насквозь! Рука была теплой, надежной, крепкой. Не веря себе от счастья, я ухватилась за нее и другой рукой, я сжала его ладонь изо всех сил, я навалилась на нее едва ли не всем весом. Его ладонь лишь чуть дрогнула, качнувшись в воздухе, но удержала меня!

— Встаем, Роззи, — он осторожно потянул меня наверх. — Все хорошо, ты же видишь? Все в порядке.

Закусив губу и не отрывая напряженного взгляда от его лица, я очень медленно поднялась, держась за его руку, словно, словно за последнюю опору во вселенной. Ноги дрожали после пережитого кошмара, и я не доверяла ногам, я доверяла только его руке в моих руках.

Но тут он пошатнулся, бледнея еще сильнее, и мы оба едва не упали.

— Ой, прости, — я перестала давить на его руку, выровнялась и помогла устоять ему. — Прости, ты же ранен… Тебе, наверное, надо лечь. Все очень плохо?

— С раной? Нет, обойдется. Не вовремя просто. Идем, тебе надо одеться. Нам придется уехать отсюда. Немедленно, Роззи. Время терять не стоит.

Не выпуская моей руки, он подвел меня к сундуку с одеждой, что стоял возле одной из стен. Открыл крышку свободной рукой (той, с которой так и не снял перепачканную землей и кровью перчатку), достал оттуда широкий плащ, укутал меня в него, накинув на голову огромный капюшон, полностью скрывший мое лицо, и тут же потянул к выходу: — Идем!

— Погоди, а обувь? И ты сказал одеться, а я под плащом в одной сорочке.

— Все потом, моя Роззи, нам просто дойти до кареты.

— Но, Лис… — пытаясь хоть немного затормозить его, я схватилась свободной рукой за дверной косяк. Попыталась схватиться — рука прошла его насквозь. И отступивший было кошмар вновь заставил меня зайтись в истошном визге.

— Не трогай, Роззи, не надо, — попросил Лис спокойно и деловито, словно заботливый папа не в меру шебутного ребенка, давно привыкший к непоседливости своего сорванца. И, не замедляя движения, потащил меня к выходу из флигеля.

— Лис, я… — сообщила ему севшим от ужаса голосом, перестав визжать, — я, кажется, в пол проваливаюсь. Вязну в нем.

— Не вязнешь, Роззи, это просто твои страхи. Спокойнее, паркет не сможет тебе навредить.

— Но Лис…

— Не здесь, моя радость. Ты ведь понимаешь — не здесь.

Карету подогнали к крыльцу практически сразу. Спрыгнув с козел, Гастон и кучер ринулись мимо нас в дом, видимо, за вещами. Поэтому дверцу — свободной рукой, на которой перчатка все еще оставалась — открывал нам Лис:

— Прошу.

А я взглянула на тоненькие ступеньки, которые он, нагнувшись, расправил, на тонюсенький пол кареты — и отпрянула в ужасе:

— Я не смогу, Лис! Я провалюсь! Я пройду это все насквозь!

— Тихо, Роззи, тихо. Это моя карета. Она удержит. Я обещаю, — он легонько потянул меня вперед. — Давай, милая, шаг, другой…

Она удержала. И подножка, и сама карета. И даже сиденье показалось мне достаточно жестким и материальным. Я тут же ощупала его обеими руками, пользуясь тем, что Лис отпустил меня. Бархат нежно ласкал мои ладони, не пытаясь поглотить их. Под гладким шелком обивки стен я чувствовала твердое, абсолютно непроницаемое дерево. С облегчением выдохнула. Наверно, впервые за это утро.

— Вот видишь — все хорошо, — улыбнулся мне Лис, с трудом опускаясь напротив. — Осталось дождаться вещей — и можно ехать, — он устало откинулся на спинку и прикрыл глаза. Тут же закашлялся, и кровь вновь потекла по подбородку. Не открывая глаз, он стер ее тыльной стороной ладони. Благо, натянутая на эту ладонь перчатка была и без того перепачкана кровью. Сейчас, когда ужас из-за произошедшего со мной чуть отступил, я видела, что выглядит мой спутник просто ужасно. Черты лица его заострились, кожа словно пожелтела, под глазами залегли глубокие тени.

— Твоя рана, Лис, — нерешительно начала я. — Я могу чем-то?..

— Просто не визжи больше, ладно? — попросил он устало. — Слишком громко выходит. Мне кажется, у меня голова от этого визга взорвется.

— Попробую, — я опустила руки на колени и сцепила пальцы. Несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь изгнать панику из мыслей — она мне сейчас не поможет точно. — Только объясни мне, наконец, что происходит. Хотя бы в двух словах, если тебе тяжело говорить.

— В двух словах, — кивнул в ответ Лис. — Твой законный муж попытался расторгнуть ваш брак.

Я судорожно расцепила руки и взглянула на правую ладонь: звездочка была. Правда, она стала странной — не рисунком на ладошке, как было прежде, но сияющим из глубины ладони неярким светом. Будто она провалилась внутрь моей ладони, и я вижу ее сейчас сквозь кожу.

— Нет, у него не вышло, — даже не открывая глаз Лис, казалось, видел, чем я занята. — Привязка осталась, волю Дэуса не отменить колдовскими плясками. Но герцог закрылся. Не только я, даже ты не можешь более дотянуться до его жизненных сил, — он вновь закашлялся, достал из кармана камзола платок и поднес ко рту. — Это не смертельно, Роззи, — продолжил он, и я не сразу поняла, что он обо мне, а не о себе. — В наших планах практически ничего не меняет, просто чуть сокращает… ознакомительную часть, — он попытался ободряюще мне улыбнуться. Получилось не очень.

— Все готово, господин, можем трогать, — раздался снаружи голос Гастона.

— Трогай, — позволил Лис и вернулся к беседе. — Помнишь, я говорил, ты преобразишься? Получишь новые возможности, недоступные людям, станешь во многом подобной мне?

— Стану призраком? — уточнила холодеющими губами.

— Разве я призрак, Роззи, что ты? Я могу быть материальным, могу не быть им. У тебя тоже пробуждаются эти способности. Из-за выходки герцога — слишком быстро, ты не готова, — он вновь вынужден был прерваться. Его силы явно кончались, голова безвольно склонилась к самой груди. Лис попытался глубоко вздохнуть, тут же снова закашлялся. — Не успела привыкнуть ко мне, осознать, нагуляться, — упрямо продолжил он, вновь поднимая голову, но так и не открывая глаз. На его сомкнутых веках лежали тени, и оттого веки казались впавшими, словно под ними больше не было глазных яблок, только бездонные провалы. И мрачное темное пламя, пляшущее в этой бездне. — Но это не страшно, ты справишься. Я тебя научу. Мы едем сейчас ко мне… Ко мне домой, ко мне на родину… В мою долину. Там не надо будет притворяться человеком. Можно быть собой и учиться новому… Ты не бойся, там тоже бывают балы. И красивые платья. И влюбленные кавалеры… И никаких ограничений, условностей… Можно просто быть, — он вновь взял паузу, чтобы собраться с силами. — Ты попробуй сейчас отдохнуть. Уснуть, быть может. Я уйду… на какое-то время. Это тело… слишком сильно ранено, надо менять. Закрой глазки сейчас, хорошо?