— Ты понимаешь, что сломал обоим жизнь? Дочке, брату. Лишил возможности видеть, как родился единственный ребенок в нашей семье за 500 лет!

— Олег! Я вырастил Валерию, для меня это МОЙ ребенок. Зная Влада, я пытался уберечь ее. Ты бы не хотел для своего ребенка лучшего? Как бы поступил, когда твоя дочь, сияя от счастья, знакомит тебя с любимым, который оказывается твоим же старшим братом? Причем Влад знал, он уже догадался на тот момент, кто ее отец. Он попросил меня промолчать, сказал, сам все объяснит. Так как Валерия в курсе, что он вампир, ей еще предстоит узнать, кто ее родители и что мы родственники. Я изначально прямо сказал, что против их отношений, но он просто увел ее, забрал. Забрал МОЮ дочь! — Святослав нервно стукнул по бардачку и опустил голову.

— Когда это произошло? — негромко спросил Олег.

— Шесть лет назад. Осенью, в октябре.

— Это случайно не тогда, когда Влад повез Корнея к его сестре, на Западную Украину? — вспомнил Олег.

— Да, именно тогда. Корней был у сестры, а мы волею судеб с братом жили в гостиницах напротив. У них был 21 день, ровно. В день приезда они встретились, в день отъезда Корней им запечатал память.

— Как Корнея уговорил на это?

Святослав усмехнулся:

— Мне не пришлось просить. Он сразу разглядел их связь. Сказал, что все довольно серьезно, но сейчас не время. Он запечатал им память и взял с меня слово, что через шесть лет я вернусь в Тенебрис и дам им возможность быть вместе, иначе мы их обоих потеряем. Я-то пообещал, но, сказать по правде, не собирался возвращаться. С каждым годом моя дочь менялась — из любящей девочки она стала стервозной, злой. Никого к себе не подпускала, кроме дочери.

— Ясно. Влад приехал после той поездки нелюдимый. Перебрался в шалаш и был редким гостем дома, но, когда приходил, начинался сущий ад. Походу, вы запечатали и их чувства вместе с памятью. Он оживился, когда Марго родилась, и перед вашим приездом. А с появлением Валерии его было не узнать, но Влад не будет собой, если что-нибудь не испортит. Теперь мучается ходит. Свят, он любит твою дочку.

— Я знаю. Теперь знаю. Это еще не все.

Святослав вышел из машины, спустя несколько минут вернулся с небольшим пакетом. Протянул его брату и отвернулся. Олег открыл пакет, из него выпало два колечка, фото и какая-то открытка. Развернув ее, прочел.

— Женаты? Они женаты?

— Венчаны, — поправил его Святослав.

— Что ты наделал. Он же убьет тебя, — взялся за голову Олег.

— О венчании мы узнали после того, как запечатали память, Корней это принес, выпало у Влада из пиджака.

— Ясно. Что сделано, то сделано, будем надеяться на лучшее. После Нового года переведем Марго к дампирам. Не вмешивайся больше, не мешай им.

Святослав горько усмехнулся:

— Не буду. Я уже давно пожалел, что сделал это.

Приезд дочери взбодрил меня. Я вылезла из своего укрытия и даже приготовила ей блинчики, которые мы вместе ели, запивая молоком.

— Мамочка, давай папе Владу сделаем блинчики, — выдала дочка.

Я поперхнулась от услышанного.

— Папе? Солнышко, он не любит блинчики. Дядя Влад любит яблоки, — нарочно сделав ударение на слове дядя, объяснила я ей. — Кстати, я в это воскресение ужинаю с Ником, он пригласил, — оповестила я родных.

Отец удивленно посмотрел на меня:

— Ты забыла, что воскресение у нас семейный день?

— Папуль, ты отрицаешь возможность появления нового члена в этой большой семье?

— Если речь о Николосе, то категорически отрицаю.

— А зря. Он мне очень, ну очень нравится. В общем, один вечер обойдетесь без меня, — съехидничав, я встала и собралась уйти вслед за дочей, убежавшей смотреть мультяшки.

— Села! — гаркнула мама.

От неожиданности я послушно приземлилась на стул.

— Ты в воскресенье будешь дома молча сидеть за столом. Поняла?

— Мам, я взрослая девочка и сама решу, что буду делать. Прекращай учить меня жизни.

— Не груби матери, — вступился за жену отец.

— Ты вообще не лезь. Это твоя семья, сам с ними и сиди, вы мне никто. Ни ты, ни твои братья. Отдал меня на личное пользование своему брату, пусть играется? Ты же не думал обо мне, только как его ублажить!

Отец, не говоря ни слова, встал и вышел. Побледневшая мама стояла и смотрела на меня. Залепив мне пощечину, тихо сказала:

— После этих слов ты мне не дочь. Можешь идти к кому хочешь.

Она ушла следом за отцом. Я держалась за щеку, внутри меня все похолодело. Что я наделала, как могла такое сказать человеку, которого люблю, это была не я, что-то злое, противное, вырвавшееся наружу. Опустив голову, тихонько заплакала. Ночью я не могла уснуть, накинув халат, спустилась вниз. В доме было тихо, в кабинете отца горел свет. Он сидел в кресле, пил виски, курил и смотрел альбом.

— Ты никогда не курил, — негромко сказала я, заходя в кабинет.

— Курил много лет назад, потом бросил.

— Можно мне?

Он протянул пачку.

— Я знаю: извинений будет мало после того, что я наговорила. Я правда так не считаю. Не знаю, что на меня нашло. Папуль, я очень тебя люблю, если, конечно, после всего мною сказанного ты позволишь мне называть тебя папой, — я закурила и замолчала.

Он усмехнулся.

— Детка, я до сих пор помню тот день, когда ты назвала меня папой, и это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Может, я и был не самым лучшим отцом, но я любил тебя и продолжаю любить, несмотря ни на что. Да, мне было неприятно услышать от тебя такое, и самое горькое, что ты говорила правду. Я отдал тебя ему, и все, что произошло, на моей совести.

— Нет, папуль, неправда, я сама пошла на это. Не упрекай себя, тут нет твоей вины. Я знала, на что иду. Прости меня, пожалуйста, прости, — обняв отца, я разревелась. — Я буду на ужине, обязательно. Я очень вас всех люблю, честно. И на Ника мне плевать, все со зла говорила. Ты простишь меня?

— Конечно, милая, давно простил, — папа поцеловал меня в макушку.

— Они, значит, тут пьют, курят, а ты, мама, спи? Э, нет, я тоже хочу, — в кабинет вошла мама, усевшись отцу на руки, забрала у него сигарету и затянулась.

— Женщина, я не разрешал тебе курить.

— Я тебе тоже, — спокойно глядя на мужа, ответила она. — Ты забыл? Я буду делать так же, как и ты.

Папа вздохнул.

— Да, да. Клин клином вышибает. Помню. Один из них до сих пор глубоко сидит.

— В этом больше твоей вины.

— Вы что, друг другу изменяли? — вырвалось у меня. — Извините, — сразу же опомнилась я.

Родители переглянулись.

— Я изменял. Но это было до того, как мы начали жить вместе, — коротко ответил отец.

— Я застала его с другой и связалась с папиным заместителем. Папа узнал и не простил мне измену. Мы сильно поругались.

— Зачем врешь? — он посмотрел в глаза жене. — Не оправдывай моих поступков. Я той еще тварью был. Когда узнал, что она спит с замом, разозлился и… Короче, приперся и полночи насиловал ее, оскорбляя и обзываясь. Ушел под утро, бросив ее в слезах.

Я сидела с выпученными глазами и смотрела на них, не веря в услышанное.

— На самом деле, самым страшным были его слова. О да, они унижали. Как такового насилия не было. Ты не бил меня. Это был скорее жесткий секс. Ты себя не контролировал, наверное, даже не понимал что говорил. Так как наряду с оскорблениями ты рычал, как тебе больно, что я предала тебя. И тогда первый раз ты сказал, что любишь меня. Именно поэтому я и рыдала.

Он удивленно слушал мать.

— Тогда почему ты согласилась выйти замуж за другого, если знала, что я люблю?

— Уходя, ты сказал, что никогда не простишь меня. Я уволилась и ждала, думала, хотя бы позвонишь. Но ты так и не появился. А он меня обхаживал, вот и решила, почему бы и нет. Ведь это ты его убил.

— Убил? Папа убил кого-то?

От шока я не могла пошевелиться. Отец кивнул.

— Этот мудак принес мне приглашение на свадьбу и начал рассказывать, как он ее любит, какая она в постели. Рассказывать мне, невменяемому, сходящему с ума за этой женщиной. Убил и не жалею. И буду убивать любого, кто прикоснется к тебе, — его глаза начали краснеть.