ГЛАВА XIII. ЦАРСКИЙ КУРЬЕР

Вошел человек. У него был усталый, истомленный вид. На нем была старая, изорванная, местами простреленная пулями крестьянская одежда. Широкий, еще не успевший зажить шрам рассекал надвое его бледное злое лицо. Этот человек, по-видимому, совершил долгое и трудное путешествие. Его пыльная, истрепанная обувь свидетельствовала, что он шел долгое время пешком.

— Его высочество, великий князь! — вскричал он, входя в комнату.

Великий князь подошел к нему.

— Ты царский курьер? — спросил он.

— Да, ваше высочество.

— Откуда ты приехал?..

— Из Москвы.

— Когда ты выехал из Москвы?..

— Пятнадцатого июля.

— И тебя зовут?..

— Михаилом Строговым.

Это был Иван Огарев. Он взял имя и звание того, про кого думал, что погубил навеки. Начиная с великого князя его никто не знал в Иркутске, ему даже не нужно было изменять черты своего лица. А так как он мог подтвердить свои слова еще вещественными доказательствами, то никто не мог и сомневаться в его личности. И вот, поддерживаемый своей железной волей, он явился сюда, чтобы обманом и убийством ускорить развязку войны.

После ответа Ивана Огарева великий князь дал знак своим офицерам, чтобы они удалились. Аже-Михаил Строгов и великий князь остались одни в зале.

Великий князь в продолжение нескольких минут пристально смотрел на Ивана Огарева.

— Ты был пятнадцатого июля в Москве? — спросил он его наконец.

— Да, ваше высочество, и в ночь от четырнадцатого на пятнадцатое я видел его величество государя императора в Кремлевском дворце.

— У тебя есть письмо от царя?

— Вот оно.

Огарев подал великому князю царское письмо, сложенное почти в микроскопические кусочки.

— Это письмо было отдано тебе в таком виде? — спросил великий князь.

— Нет, ваше высочество, я сам разорвал конверт, чтобы лучше спрятать письмо от татар.

— Разве ты был у них в плену?

— Да, ваше высочество, я был в плену несколько дней, — отвечал Иван Огарев. — Вот почему хотя я и вышел из Москвы пятнадцатого июля, как это сказано в письме, но в Иркутск попал только второго октября. Я был в дороге семьдесят девять суток.

Великий князь взял письмо. Он развернул его и увидел подпись царя и несколько слов, написанных его собственной рукою. Ни в подлинности этого письма, ни в подлинности самого курьера не могло быть больше никакого сомнения. Если зверское лицо этого последнего и возбудило вначале недоверие к нему великого князя, то теперь всякое недоверие должно было исчезнуть. Великий князь молчал. Он медленно читал письмо, как бы стараясь лучше проникнуть в его смысл.

— Михаил Строгов, — произнес он наконец, — ты знаешь содержание этого письма?

— Знаю, ваше высочество. Обстоятельства могли заставить меня уничтожить его, чтобы оно не попало в руки татарам, и тогда я должен был бы передать вашему высочеству его текст устно.

— Ты знаешь, что в этом письме нам приказывается скорее умереть в Иркутске, чем сдать его врагам?

— Я знаю это.

— А ты знаешь, что в этом письме имеются также распоряжения насчет наших войск, составленные с целью остановить движение татар?

— Да, ваше высочество, но эти распоряжения не имели успеха.

— Что хочешь ты этим сказать?

— Я хочу сказать, что Ишим, Омск и Томск, не говоря о других менее важных городах, один за другим были заняты солдатами Феофар-Хана.

— Но разве битва была? Разве наши казаки уже встречались с татарами?

— Несколько раз, ваше высочество.

— И их оттеснили?

— Их было недостаточное количество.

— Где произошли эти схватки, о которых ты говоришь?

— В Колывани, в Томске…

До сих пор Иван Огарев говорил только правду, но теперь, чтобы привести в замешательство осажденных города Иркутска, преувеличив победы, одержанные татарами над русскими, он прибавил:

— И третий раз под Красноярском.

— И эта последняя схватка?.. — спросил великий князь, стиснув зубы.

— Это была больше чем схватка, ваше высочество, — отвечал Огарев, — это была битва.

— Битва?!

— Двадцать тысяч русских, пришедших из пограничных губерний и из Тобольска, наткнулись на сто пятьдесят тысяч татар и, несмотря на свою храбрость, были истреблены.

— Ты лжешь! — вскричал великий князь, с трудом сдерживая свой гнев.

— Я говорю правду, ваше высочество, — холодно отвечал Иван Огарев.

— Я был очевидцем этой битвы при Красноярске, там меня и захватили в плен.

Великий князь успокоился и знаком дал понять Ивану Огареву, что он больше не сомневается в правдивости его слов.

— Какого числа была эта битва под Красноярском? — спросил он.

— Второго сентября.

— И теперь все татарские войска собрались вокруг Иркутска?

— Все.

— И сколько их будет, по-твоему?

— До четырехсот тысяч человек.

Это была новая выдумка Ивана Огарева, сказанная им с той же целью.

— Значит, я не могу ожидать никакой помощи с запада? — спросил великий князь.

— Никакой, ваше высочество, по крайней мере, до конца зимы.

— Итак, слушай же, что я скажу тебе, Михаил Строгов. Если б даже мне и совсем неоткуда было ждать помощи, ни с востока, ни с запада, а татар было бы хоть шестьсот тысяч человек, то и тогда я бы не отдал им Иркутск.

Иван Огарев прищурил слегка свои злые глаза, но промолчал.

— Ты знаешь, Михаил Строгов, что в этом письме упоминается об одном негодяе, которого мне надо остерегаться?

— Знаю, ваше высочество.

— Он должен пробраться в город переодетым, втереться ко мне в доверие и в конце концов выдать город врагам.

— Я все это знаю, ваше высочество, я знаю даже, что Иван Огарев поклялся лично отомстить брату государя.

— За что?

— Говорят, что этот офицер был разжалован великим князем в солдаты.

— Да… я вспоминаю теперь… Но он этого заслуживал! Это был негодяй, он потом изменил своему отечеству, он повел врагов на Россию!

— Его величество, государь император, — отвечал Иван Огарев, — заботится главным образом о том, чтобы вы были предупреждены против злодейских замыслов Ивана Огарева, направленных лично на особу вашего высочества.

— Да… в письме об этом говорится…

— Его величество сказали мне это лично, предупредив, чтобы и я во время своего путешествия по Сибири, остерегался бы этого мерзавца.

— Ты встречался с ним?

— Да, ваше высочество, после битвы под Красноярском. Если бы он мог заподозрить, что я несу письмо, адресованное вашему высочеству, где изобличаются все его замыслы, он не пощадил бы меня.

— Да, ты был в безвыходном положении! — отвечал великий князь. — Как же тебе удалось избежать с ним столкновения?

— Я бросился в Иртыш.

— А в Иркутск как ты попал?

— Благодаря вылазке. Это было сегодня вечером: наши хотели прогнать один татарский отряд. Я вмешался в толпу осажденных, затем сказал, кто я и откуда, и меня сейчас же привели во дворец к вашему высочеству.

— Хорошо, Михаил Строгов, — отвечал великий князь. — Ты выказал храбрость и усердие в этом, возложенном на тебя, поручении. Я не забуду тебя. Не имеешь ли ты какой особой просьбы до меня?

— Никакой, кроме той, чтобы вы дозволили мне сражаться рядом с вашим высочеством, — отвечал Иван Огарев.

— Хорошо, Михаил Строгов, с этого дня я прикомандировываю тебя к себе, и ты будешь жить со мной во дворце.

— А если, сообразно с намерением, приписываемым ему, Иван Огарев явится к вашему высочеству под ложным именем?

— Мы его разоблачим с помощью тебя и арестуем. Ступай.

Иван Огарев отдал по-военному честь великому князю, не забывая, что он носит на себе чин капитана и звание царского курьера, и удалился из залы.

Таким образом, Иван Огарев с успехом сыграл свою недостойную роль. Он приобрел полное доверие великого князя и мог злоупотреблять этим доверием, как ему было угодно. Он будет жить в этом самом дворце. Он узнает все тайны готовящегося к обороне города. Иркутск в его руках. Никто здесь его не знает, никто не сорвет с него маску Он решил действовать не откладывая.