— Живя в Вене, вы как-то поддерживали связь с Залевским?

— Звонила ему раза три, но не застала дома, потом послала телеграмму с моим новым адресом. Но ответа не получила — видимо, не дошла… Чувствовала я себя в Вене несколько стесненно, живя у чужих людей. Поэтому решила поскорее вернуться. И вот сегодня утром приехала в Варшаву. Сразу же бросилась на Брацкую, где жил Мариан. Там сказали, что он выехал несколько дней тому назад, а куда — неизвестно. Потом поехала к себе домой… а оттуда к вам.

— Мариан Залевский действительно внезапно уехал из Варшавы, и не думаю, что в ближайшие несколько месяцев, а быть может, и лет появится здесь, — спокойным голосом проговорил Чесельский.

— А почему?

— Видимо, решил избежать встречи с нами, с господином Шульцем. И, вероятно, с вами.

— Не понимаю…

— Вы не обратили внимания, что у Залевского на запястье левой руки якорь? Надеюсь, вы понимаете, что это значит?

— Ничего не значит. Мариан все рассказал мне, он еще в школе с двумя своими друзьями наколол якорь, чтобы покрасоваться перед девчонками из младших классов. Ребячество.

— Это не ребячество, а пять судебных процессов. Последний раз ваш Мариан был приговорен к семи годам. За сутенерство.

— Не может быть! Вы клевещете на него! — возмутилась Ирена.

— Простите, но мы не имеем права клеветать на невиновных людей. То, что я вам сказал, подтверждается судебными документами, — сухо подчеркнул Чесельский. — Поскольку я веду следствие по делу об убийстве вашего мужа, я ке мог не заинтересоваться вашей персоной и теми людьми, с которыми вы встречались. Включая Мариана Залевского.

— Нет, нет, это неправда, — продолжала твердить Стояновская.

— Понимаете, я сам лично собирал все данные о Залевском, — возмутился Шиманек, — и все это могу подтвердить. Первый раз его задержала милиция, когда ему еще было всего-навсего восемнадцать лет. Он с такими же молокососами, как и сам, организовал банду, грабили киоски и небольшие магазинчики. Суд терпимо отнесся к их художествам и вынес мягкий приговор. Выйдя на свободу, ваш Мариан занялся мошенничеством. И опять был пойман, когда со своими соучастниками, выдавая себя за иностранца, ходил по квартирам и предлагал якобы английские отрезы на костюмы. А ткань была наша, отечественная, и далеко не чистошерстяная. Второй приговор. И опять мошенничество. Тут уж дали четыре года. Вскоре после амнистии его выпустили. Тогда он решил переквалифицироваться — занялся сутенерством. Подхватил двух девиц — одну в Сопоте, вторую в Гданьске. А потом и третью нашел. Жертвами его были молоденькие, наивные девицы. Из тех, что приезжают отдыхать к морю. Одна из них, догадавшись, что ее обманывают, сообщила в милицию.

— Какой ужас, — простонала Ирена.

— За такие дела ваш знакомый получил семь лет. Отсидев их полностью, он опять принялся за старое. Гданьская милиция хорошо знает, что он завел опять двух «птичек», в одну из которых влюбился швед Эрик Янсон и женился на ней, а чтобы откупиться, швед, уезжая в Мальмё, оставил Залевскому свой зеленый «опель». На этой-то машине наш герой прибыл в Варшаву, решил раскинуть свои сети в столице. Высмотрел вас в «Аиде» и смекнул, что вы очень подходите для такой роли. Ну и начал за вами волочиться…

Ирена не могла сдержать рыданий, но Антоний Шиманек был неумолим.

— Все шло своим чередом, пока вам не захотелось съездить с любимым в свадебное путешествие за границу. Тут-то все и началось. В какой-то степени Залевского вполне это устраивало. Видимо, он большие планы строил на будущее. Однако случилось непредвиденное: столь уникальным личностям мы не выдаем загранпаспорта.

— А мне, негодяй, сказал, что его в Варшаве задерживают какие-то срочные дела. — Ирена немного пришла в себя и, перестав рыдать, с трудом выдавила из себя эти несколько слов.

— Но, к счастью для Залевского, в этом же кафе «Аида» он познакомился с состоятельным фирмачом из Вены, господином Шульцем, которому приглянулась его возлюбленная, работавшая там официанткой. Залевскому ничего не стоило уговорить господина Шульца за тысячу долларов погулять с вами по Вене. Вручив Залевскому деньги, гордый и счастливый Шульц повез свое «сокровище» в Вену. Представляю, как он был огорчен вашим поведением! Можно себе представить, как жаждет повидаться господин Шульц со своим ловким приятелем.

— Думаю, что Залевский не испытывает столь жгучего желания встретиться с ним, — добавил Чесельский. — Что касается Залевского, то в день убийства вашего мужа у него есть бесспорное алиби, ибо тот вечер он провел в ресторане «Будапешт» в обществе привлекательной молодой особы. Официант и портье хорошо его запомнили, так как он не поскупился на чаевые. Надо сказать, пан Залевский умел с небывалой легкостью тратить деньги, достающиеся ему без большого труда. В этот же вечер после восьми он встретился с Шульцем, тот передал ему ключи от своего номера на время пребывания в Вене. Ну а потом они заехали за вами к вашей подруге, у которой вы поселились в тот день, когда якобы уехали отдыхать в Бещады. Оттуда вы втроем отправились на вокзал. Мариан, как и пристало влюбленному, был тих и печален, долго махал вам вслед. Вот и все, — закончил Чесельский.

— Спасибо, пан поручик, — взяв себя в руки, проговорила Ирена. — Вы меня, я понимаю, просто спасли. Знаете, наверное, откуда я, в какой семье выросла. И попади я с Залевским на Побережье, не знаю, как бы в дальнейшем сложилась моя судьба. Конечно, я совершила непоправимую ошибку, выйдя замуж за Зигмунта. А этот Залевский казался мне и лучше, и благороднее. Боже, какой он страшный человек!.. Когда-то мне казалось, что я любила Зигмунта. А может, я и правда любила его? Чтобы чего-то добиться в жизни, я после школы поступила работать как раз на то предприятие, где встретилась с Зигмунтом. Мне казалось, что, выйдя за него, буду иметь дом, спокойную жизнь. И вот, совершив одну ошибку, я, недолго думая, готова была совершить вторую, более страшную. Спасибо, что вы открыли мне глаза, такое не забывается. Я ваша вечная должница.

— Никакой нашей заслуги в этом нет, вы напрасно благодарите, — объяснил поручик. — Дело Залевского лишь маленький штрих в том деле, какое мы расследуем. Главное — найти убийцу Зигмунта Стояновского.

— Значит, я главная подозреваемая?

— То, что вы рассказали о себе, совпадает с нашими предположениями. Мне только надо уточнить некоторые детали.

— Я готова помочь всем, чем только могу… Я не убивала и никого не подстрекала. Для меня самой очень важно, чтобы всякие там не кричали у нас во дворе, что это я убила мужа.

— В таком случае расскажите, что произошло с Ковальским и о своем замужестве.

— Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я устроилась на работу, на небольшой завод по производству смазочных масел. Вы уже знаете, в какой семье я росла. Незадолго до этого я окончила среднюю школу-восьмилетку. Сказать про меня, что я была пай-девочка, нельзя. Пай-девочки на Таргувеке не растут. Как только я поступила на работу, тут же за мной, смазливой девчонкой, принялись все ухаживать, проходу не давали и рабочие, и служащие конторы. Среди них оказался и Генрик Ковальский. Голову я от него не потеряла, но в общем-то он мне нравился. Образованный, интеллигентный, не то что мои прежние ухажеры. Он водил меня в рестораны, научил, как вести себя. Я знала, что он женат, у него двое детей и что он никогда на мне не женится. О, этот тип умеет хорошо устраиваться в жизни. В доме покой и порядок и возлюбленная рядом. До поры до времени меня устраивало такое положение, хотелось вырваться с Таргувека. Возможно, вы и осудите меня за это, но…

— Да нет, совсем не собираемся вас осуждать, — поспешил успокоить Ирену Чесельский.

— А чуть позже я познакомилась с Зигмунтом Стояновским. Он влюбился в меня прямо до потери сознания и этим очень к себе расположил. Потом сделал предложение. Очень нежно и бережно относился ко мне. Вначале и мне казалось, что я здорово в него влюбилась. Только вот после замужества все прошло.