Вот как раз и сегодня, 5 октября, отец с дочерью прибыли на ферму. Де Водреля с Томом Арше и его домочадцами связывали не только отношения землевладельца с арендатором, но и взаимное расположение, а также дружба — со стороны одного, преданность — со стороны другого, и эти отношения ничто ни разу не омрачило за многие годы. А еще теснее связывало их общее чувство патриотизма! Фермер, как и его хозяин, был всей душой предан делу национального освобождения.
Вся семья была в сборе. Уже три дня как Пьер и его братья, оставив «Шамплен» без оснастки у причала в Лапрери, вернулись зимовать на ферму. Недоставало только приемного сына, которого не меньше других любили все обитатели «Шипогана».
Жана ждали уже целый день. Помешать его присутствию на семейном торжестве могло только одно — если бы он попал в руки агентов Рипа, но тогда весть о его аресте уже распространилась бы по краю.
Дело было в том, что Жану надлежало исполнить семейный Долг, которым он дорожил ничуть не меньше Тома Арше...
Еще не очень далеко в прошлое ушли те времена, когда землевладелец прихода соглашался стать крестным отцом детей своих оброчных крестьян, и число таких крестников доходило иногда до нескольких сот. Де Водрель, правда, имел таковых пока только двоих среди потомства своего фермера. На этот раз крестной матерью его двадцать шестого ребенка собиралась быть Клара, а крестным отцом должен был стать Жан. И девушка радовалась, что по этой причине судьба на короткое время соединит их друг с другом.
Впрочем, торжество на ферме «Шипоган» затевалось по поводу не одних только крестин.
Встретив на пороге дома сыновей, Том Арше сказал им:
— Ну, ребята, добро пожаловать, вы явились очень кстати!
— Как всегда, отец, — ответил Жак.
— Нет, больше, чем всегда. Сегодня мы все собрались ради крещения нашего малютки, завтра состоится конфирмация[165] Клемана и Сесили, а послезавтра — свадьба вашей сестры Розы с Бернаром Микелоном.
— Значит, в семье все в порядке! — ответил на это Тони.
— Да, все путем, ребята, — воскликнул фермер, — и я не поручусь, что на будущий год не соберу вас всех еще на какую-нибудь торжественную церемонию.
И Том Арше расхохотался своим раскатистым смехом, полным добродушного галльского веселья, а Катерина обняла и поцеловала пятерых старшеньких.
Церемония крещения должна была состояться в три часа пополудни, а стало быть, у Жана еще было время добраться до фермы. Все собирались отправиться процессией в находившуюся на расстоянии полумили приходскую церковь, как только он появится.
Томас и его жена, их сыновья, дочери, зятья, невестки и внуки нарядились по такому случаю в свои самые лучшие одежды и собрались ходить в них все три дня. На дочерях были белые блузки и яркие юбки, волосы они распустили по плечам. Мальчики, скинув рабочие куртки и нормандские колпаки, которые обычно носили на голове, надели воскресные костюмы, плащи из черной материи, полосатые пояса и башмаки со сборками из бычьей кожи местного производства.
Де Водрели прибыли накануне. Воспользовавшись лодкой перевозчика, чтобы переправиться через реку Св. Лаврентия возле Лапрери, они увидели на другом берегу Тома Арше, который встречал их со своим «багги», запряженным двумя великолепными рысаками.
Пока они ехали — а до фермы «Шипоган» оставалось три мили, — де Водрель поспешил предупредить своего фермера, чтобы тот был настороже. Полиция не могла не знать, что он, де Водрель, покинул виллу «Монкальм», и вполне возможно, что он находится под особым наблюдением.
— Будем держать ухо востро, барин! — сказал на это Том Арше, у которого такое обращение отнюдь не носило оттенка раболепия.
— Что, никого подозрительного не видели пока в окрестностях «Шипогана»?
— Нет, никого из этих «кануашей»[166] не было, с вашего позволения!
— А ваш приемный сын, — спросила Клара де Водрель, — уже прибыл на ферму?
— Нет еще, барышня, и меня это немного беспокоит.
— С тех пор как он расстался со своими товарищами в Лапрери, от него не было вестей?
— Нет.
Когда де Водрель с дочерью прибыли и разместились в двух самых лучших комнатах дома, Жан еще не появился. Однако для церемонии крещения все уже было готово, и никто не знал, что же делать, если крестный отец не появится после полудня...
А потому Пьер с двумя или тремя братьями отправились встречать его на дорогу, уйдя вперед на целую милю. Но о Жане не было никаких вестей, а настенные часы в «Шипогане» уже пробили полдень.
Том и Катерина озадаченно переглянулись.
— Так что же мы будем делать, если он не явится к трем часам? — спросил фермер.
— Будем ждать, — просто ответила Катерина.
— Чего ждать?
— Да уж конечно, не появления двадцать седьмого ребенка! — отрезала фермерша.
— Тем более, — отпарировал Том, — что, не в упрек нам сказано, он вполне может никогда не появиться!
— Шутить изволите, месье Арше, шутить изволите!
— Я не шучу. Но, в конце концов, если Жан слишком припозднится, быть может, придется обойтись без него?
— Обойтись без него? — вскричала Катерина. — Ну уж нет, я очень хочу, чтобы он был крестным отцом одного из наших детей, и мы будем дожидаться его до конца.
— А если так и не дождемся? — возразил Томас, не допускавший и мысли, что крестины могут откладываться на неопределенное время. — А если у него срочные дела и он не может прийти?..
— Не накличь беды, Том, — ответила Катерина, — и наберись-ка терпения. Не окрестим младенца сегодня — окрестим завтра.
— Ну вот! Завтра — конфирмация Клемана и Сесили!
— Что ж! Тогда послезавтра!
— Послезавтра — свадьба нашей Розы со славным Бернаром Микелоном!
— Будет тебе разговаривать, Том! Если понадобится, сделаем все зараз. Но коли малютке можно заполучить такого крестного, как Жан, и такую крестную, как барышня Клара, нечего спешить брать других.
— А аббат? С ним уже условились! — попытался было снова возразить Томас своей несговорчивой половине.
— С ним-то я все улажу, — отрезала Катерина. — Хороший он человек, наш аббат! К тому же свою церковную десятину он с нас получает и не захочет, я думаю, отказать в одолжении таким клиентам, как мы!
Действительно, во всем приходе немного насчитывалось прихожан, которые давали бы священнику столько работы, сколько Том и Катерина.
Однако шли часы, и беспокойство становилось все сильнее. Если семейство Арше не знало, что их приемный сын был разыскиваемый полицией патриот Жан Безымянный, то де Водрели это знали и боялись самого худшего.
Поэтому они пожелали узнать у Пьера Арше, при каких обстоятельствах Жан расстался с ним и его братьями, покинув «Шамплен».
— Мы высадили его на берег у деревни Каухнавага, — ответил Пьер.
— Какого числа?
— Двадцать шестого сентября, около пяти вечера.
— Значит, он расстался с вами девять дней назад? — заметил де Водрель.
— Да, девять дней.
— А он не сказал, что собирается делать?
— Он намеревался, — ответил Пьер, — посетить графство Шамбли, в котором ему не удалось побывать во время нашего плавания.
— Да... Это резонно, — сказал де Водрель, — однако жаль, что он рискнул отправиться один через территорию, где все полицейские агенты, вероятно, подняты на ноги.
— Я предложил ему Жака и Тони в провожатые, — ответил Пьер, — но он отказался.
— Как, по-вашему, это понимать, Пьер? — спросила барышня де Водрель.
— По-моему, Жан уже давно задумал отправиться в Шамбли, только ничего не говорил об этом. А так как было договорено, что мы сойдем на берег в Лапрери и все вместе вернемся на ферму после того, как расснастим «Шамплен», то он сообщил нам об этом лишь тогда, когда мы оказались около Каухнаваги.
— А расставаясь с вами, он обещал быть здесь на крестинах?
— Да, барышня, — ответил Пьер. — Он знает, что должен вместе с вами держать на руках малютку и что без него семейство Арше не будет в полном сборе!