― Тогда зачем привез меня домой? Зачем вошел внутрь? ― возражаю я.

Запуская руки себе в волосы, он поднимает на меня взгляд, и я вижу, что внутри него идет борьба.

― Ты милая девушка, Джозефин. Я знал, что ты слишком много выпила сегодня вечером, и когда твой друг попросил меня сделать ему одолжение и отвезти тебя домой, я согласился. Я просто пытался помочь.

Конечно, пытался. Или, может быть, он подпустил меня ближе, чем намеревался, а теперь просто убегает. Куда же делся мой уверенный, принимающий все под свой контроль мужчина-загадка? Я гораздо больше предпочитаю его, чем стоящего передо мной мужчину. Если бы я только могла повернуть время вспять и выбрать иной путь.

Вместо того, чтобы быть услужливым мышонком, каким я всегда была для него, я начинаю злиться.

― Спасибо за всю вашу помощь, хоть я и поняла ее только сейчас.

Скрестив руки на груди, я пристально смотрю на него. Я просто хочу, чтобы он убрался из моего дома. Я еще не до конца простила его за то, что он привел ко мне ту женщину, я в ярости, что он проделал весь этот путь, чтобы просто уйти. Я чувствую себя дурой, бегая за ним, в то время, когда он явно не хочет, чтобы за ним гонялись.

Все, с меня хватит.

Вздохнув, Рансом открывает дверь. Его рука замирает на дверной ручке, когда он оглядывается на меня.

― Мне жаль, что я расстроил тебя. Ты привлекательная девушка и действительно очень милая, но я просто не могу пойти на такое. Когда ты проснешься утром, то тоже это поймешь.

Хоть его слова и правдивы, я не хочу их слышать.

― И, мисс Харт? ― Сожаление искрится в его темных глазах. ― Отныне, я думаю, будет лучше, если мы будем придерживаться формальностей.

По какой-то причине это действительно причиняет острую боль, почти такую же сильную, как осознание того, что он спал с другой женщиной. Как только он закрывает за собой дверь, я хватаю одну свою черную туфлю-лодочку и бросаю ее в дверь. Затем я защелкиваю замок, чтобы он не мог вернуться.

С этого момента Рансом Скотт умер для меня.

Глава 8

Мое отношение к жизни улучшается к утру понедельника. Проведя остаток выходных, выполняя домашнюю работу и погрязнув в жалости к себе, я решаю начать все заново. Ничего из прошлой недели не помешает мне двигаться вперед, и стоит только моим мыслям попытаться вернуться к прошлому, я заталкиваю их в маленький черный ящик в глубине своего сознания.

Этот план летит к чертям, как только я вхожу в аудиторию и вижу Рансома, который сидит за столом. Он одет неформально: коричневые брюки, светло-голубая рубашка на пуговицах и темно-синий свитер-безрукавка поверх нее. Его голова опущена, одной рукой он зарылся в растрепанные черные волосы, другой — что-то пишет красной ручкой.

Энни сегодня отсутствует, и я хочу убить ее за то, что оставила меня наедине с моей судьбой, но и благодарна ей, потому что это позволяет мне отстраниться. Быстрыми шагами я обхожу свое привычное место в первом ряду и занимаю единственное свободное в конце аудитории.

Я делаю все возможное, чтобы оставаться незаметной в течение следующего часа. Я сажусь на свой стул, держу голову опущенной и не поднимаю руку. Когда Рансом оглашает наше последнее в семестре задание, я стону про себя. Мы должны найти способ вдохнуть искусство. Не знаю, что именно это означает, но он заверяет нас, что по мере того, как класс совершенствуется, все станет более понятным. Разумеется, если у нас есть какие-либо вопросы, он всегда доступен после занятий.

Я бы предпочла Гугл.

Плохое заключается в том, что пребывание в конце класса исключает спокойный выход. Я изо всех сил стараюсь слиться со своими одногруппниками, и когда приближаюсь к двери, кажется, что мне удалось, пока не слышу свое имя:

— Мисс Харт, можете задержаться на минуту?

Эти шесть слов пугают меня до дрожи. Голова вжимается в плечи. Почему я? Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь и направляюсь обратно в аудиторию, остановившись в нескольких шагах от стола Рансома.

Он энергично собирает бумаги в свой кожаный портфель, когда я подхожу, и всего через мгновенье обращает на меня внимание.

— Я заметил, что ты сегодня прячешься позади класса. Есть какая-то особая причина для этого?

— Я предпочитаю последний ряд.

Он кивает, словно понимая.

— Связано ли это как-то с вечером субботы?

Мои руки плотнее сжимают учебники.

— Боюсь, в субботний вечер я с друзьями перебрала с напитками. Воспоминания весьма туманны. — Ложь, но когда ты загнан в угол, словно жертва, иногда это единственная возможность на спасение.

Закрыв портфель, Рансом кладет его плашмя на стол и прижимает ладони к мягкой коже.

— Насколько я понимаю, ты чувствуешь себя некомфортно рядом со мной, но я хочу, чтобы ты знала, что у меня нет никакого интереса усложнять этот вопрос еще больше. Моя работа на кону, поэтому, если тебя это устроит, я бы хотел оставить эти выходные позади и двигаться дальше.

— Будто ничего не случилось? — Мои губы кривятся при этой мысли.

Это то, чего я хотела, но услышанные слова из его уст почему-то делают их более реальными. Его желание отойти от меня заставляет мой желудок сжаться.

Те темные, как непроглядная ночь, глаза поднимаются на меня, и, могу поклясться, я вижу в них ту же боль и борьбу, которую ощущаю внутри себя. Может ли это означать, что он не хочет этого так же, как я? Что он тоже тоскует по нашему совместному времени?

— Ничего не произошло, и так оно и должно оставаться.

Я слышу рычание в его голосе, и мое тело реагирует, хоть я и понимаю, что это неправильно. Я чувствую пламя желания, зарождающееся у меня между ног, которое заставляет мои соски затвердеть. Он хоть представляет, что делает со мной?

Я не уверена, как воспринимать его слова. Говорит ли он их просто потому, что так правильно, что это единственный способ прикрыть его задницу, или потому, что он действительно думает, будто все проведенное время вместе сводится к нулю?

Оба варианта трудно принять, потому что и в том и в другом случае может не быть хорошего исхода, но я все еще хочу его, даже если он не испытывает ответных чувств.

— И к чему это нас приводит? — спрашиваю я, используя учебники как щит против своих чувств к нему.

Рансом — единственный мужчина, который так действует на меня, он может заставить чувствовать себя обнаженной одним лишь взглядом. Он может превратить меня из сильной, интеллигентной, образованной женщины в лужу распутного желания одним движением пальца.

Пока он, опуская руки в карманы, подходит ко мне, я понимаю со смешанным чувством ужаса и интриги, что он единственный мужчина, у кого есть власть причинить мне боль.

Он перехватывает мой взгляд, смотрит на меня сверху вниз, и я замечаю, как жилка на его челюсти подергивается в такт с моим сердцебиением. Мы связаны неким способом, который никто из нас полностью не осознает, я чувствую, что тяга к нему усиливается.

— Это приводит нас именно туда, где мы и находимся, где я — твой профессор, а ты — моя студентка.

Хрипота в его голосе отзывается где-то внутри меня, я замечаю, что наклоняюсь ближе. Привлекательность этих полных губ едва ли возможно отрицать. Можно так много сказать по простому поцелую. Я хочу почувствовать его поцелуи на себе — на самых интимных частях своего тела — и я хочу, чтобы он знал об этом.

Его взгляд опускается на мои губы, и хоть я и понимаю, что не должна, но мне нужно поцеловать его. Если между нами все, то мне нужна эта последняя связь, это последнее прощай.

— Мисс Харт.

Мое имя, как тихое предупреждение, слетает с его губ, но я игнорирую его.

— Пожалуйста, зови меня Джозефин, — шепчу я, прежде чем мои губы накрывают его.

Не знаю, кто стонет первым. Если Рансом предполагает для нас разойтись в разные стороны, тогда, вероятно, мне все же не стоит целовать его, потому что то, как он отвечает на мой поцелуй, определенно не означает прощание.