Кэти села на стул, стоящий у стола, и снова посмотрела на мистера Моттингли. Когда она заговорила, он отметил, что голос у нее приятный и спокойный.

— Я пришла поговорить о вашем сыне Джимми.

— Ах вот как… И что же вы имеете сказать, мисс Лингборн?

Кэти помедлила. Она не боялась мистера Моттингли, но знала, как сильно его боится Джимми.

— Я решила, что так будет лучше — поговорить с вами.

Мисс Силвер сказала, что мне не стоит добиваться свидания с Джимми. Она считает, что это может ему навредить. Но я подумала, что к вам-то я могу прийти, это Джимми повредить не сможет.

— Что у вас общего с моим сыном? — резко спросил мистер Моттингли.

Бледное лицо Кэти окрасил легкий румянец.

— Мы с ним друзья, — сказала она.

То ли эти безыскусные слова, то ли ее вид и спокойный мягкий голос вдруг подействовали на мистера Моттингли — в нем что-то надломилось. Он ей поверил и не только поверил, но даже как будто понял причину ее появления здесь, в этом кабинете.

— Да, он, бедняга, нуждается в хорошем друге, — произнес он тихо и грустно.

Кэти крепко стиснула пальцы.

— О мистер Моттингли! Вы ведь знаете, что он не причинил ей вреда. Вы это знаете, не правда ли?

— Да… знаю. Я знаю, что он не убил ее… Однако есть и другие возможности принести вред. И я не могу считать его абсолютно невиновным.

Кэти пристально посмотрела на него.

— Вы полагаете, это по его вине?

— Возможно, нет. Не нам судить, кто виновен, кто нет… Почему вы пришли? — снова спросил он.

— Мне хотелось увидеть вас, — просто ответила Кэти.

— Почему?

— Я чувствовала, что должна вас узнать.

— Зачем?

Кэти развела руками.

— Сама не знаю. Просто ощутила потребность прийти.

— И как я должен это понимать? — напрямик спросил мистер Моттингли. — Как признание в том, что вы влюблены в Джимми?

Он был готов к слезам, во всяком случае ожидал, что она смутится. Тем не менее ее лицо даже не дрогнуло, но мистер Моттингли почувствовал не разочарование, а скорее тайное блаженство.

— О нет, мистер Моттингли, — ответила Кэти. — Это совсем другое. Джимми был у нас дома как свой, как член семьи. У меня два брата и сестра. Джимми служит с Лэном — это мой старший брат. Поэтому он часто у нас бывал. Вот мне и хотелось на вас посмотреть. Знаете, в какой-то момент я поняла, что Джимми отчаянно вас боится.

Ну вот она и сказала. Кэти была совсем не уверена, что у нее хватит духу все это высказать.

Мистеру Моттингли показалось, что он попал под яркий холодный луч прожектора. Ощущение крайне неприятное.

— Вы хотите сказать, — мрачно спросил он, — что Джимми питает ко мне и к своей матери подобающее сыну уважение?

— О да! Конечно… но я не это имела в виду… О мистер Моттингли, я имела в виду, что он ужасно, ужасно боится вас! Просто панически!

Он пристально посмотрел на нее.

— Я не понимаю.

Кэти снова крепко сжала руки.

— Я знаю, как вам трудно это сделать. Но вы все-таки попытайтесь его понять. Пожалуйста, очень вас прошу!

Джимми настолько вас боится, что не смеет ничего вам рассказывать — ему и подумать об этом страшно. Стоило мне сказать ему: «Почему бы вам не рассказать обо всем отцу?», как он начинал ломать руки и повторять: «Я не могу это сделать… Просто не могу!..» И это правда. Он ужасно, ужасно вас боится.

— Джимми — единственный, кто выжил. У нас было трое детишек, но они все, один за другим, умерли. И когда появился Джимми, мы с женой дали обет: ни в коем случае не баловать сына, вырастить его в страхе божьем.

Кэти смело смотрела ему в глаза.

— Дети должны любить своих родителей, а не бояться их — сказала она. — Видите ли, когда дети боятся родителей, они никогда ни о чем им не расскажут, ни о каких своих бедах и оплошностях. И это взаимное непонимание будет накапливаться и накапливаться. И отношения будут становиться все хуже и хуже. Я умаю, что так случилось с Джимми. Сначала у него не было никаких дурных намерений, а потом он начал вам лгать, где был и что делал, от страха. Я узнала совершенно случайно, и у меня даже не было возможности с ним поговорить, потому что он перестал приходить к нам. Мириам… я не хочу говорить о ней ничего такого… но я должна… чтобы вы поняли: виноват был не только Джимми. Мириам была… не знаю, как это выразить… в общем, если уж она чего-либо хотела, то добивалась своего любой ценой. Не хочу показаться злой, но, по-моему, Мириам была именно из таких девушек. А Джимми… Как бы это точнее выразить? У него не было никакого выбора. Лэн говорил с ним, но все напрасно. Он был… — Кэти замолчала, подыскивая слова, — он был очарован.

Только он точно ее не убивал. Вы же это знаете, правда?

— Да, я знаю, — он вынул из кармана носовой платок. — Почему вы мне все это рассказали?

— Я подумала, что вы должны знать. А теперь я могу уйти, мистер Моттингли.

Глава 37

Спустившись утром к завтраку, Дженни нашла на столе у своего прибора довольно странное письмо. Собственно говоря, странным оно могло показаться лишь человеку не знакомому с тем, кто его прислал. Дженни же поняла сразу: письмо от Мэг. Она обожала писать письма — это была страсть! Но только писать ей было некому. Братья к ее письмам оставались совершенно равнодушными, хотя могли бы, конечно, притвориться, что им приятно получить от нее письмо, но они ни разу не потрудились этого сделать.

Мэк, тот вообще не обращал на них внимания, но Ален… уж он-то мог бы порадовать сестренку…

Вполне понятно, что за неимением никого другого Мэг решила, что самый подходящий объект для «всамделишного письма» — она, Дженни. Но до сих пор она никогда не посылала ей письма по почте. Письмо было адресовано мисс Дженни Форбс, и это настораживало. Адрес был правильный, написанный крупными кривоватыми буквами.

Дженни вскрыла конверт и начала читать.