– Ты знаешь, что их ждет, – уверенно произнес Ойло.

– Отчасти.

– Но ведь мы можем отказаться? – спросил Лар.

– Конечно. Эта лишь одна из ветвей будущего. Древо судьбы вы растите сами. Однако если решитесь, отыщите в библиотеке книгу Островов. Там есть хорошая карта течений. Она пригодится.

Ребята переглянулись, и я прочла их чувства. Поплывут непременно. По крайней мере, Питер и Маир – точно.

– Бури, а что ты скажешь о Габриэль? – спросила я. – Ей и Марку никак нельзя жить на родине?

– Они могут бывать здесь, но жить не должны. Габриэль вмешалась во взаимодействие сил добра и зла, и, живя с родными, она подвергает их опасности. Теперь они здесь долгожданные гости, и могут выбрать новый мир для продолжения рода – Перуну, Тасулу или Трогию. А, возможно, Землю.

– Мне их жаль. Ума не приложу, что такого сотворила Габриэль, что ей опасно оставаться в родном мире?

– Она одержала победу над концентрированной энергией стихии. Это как дыру в пространстве и времени проделать. Теперь эта пустота должна чем-то заполнится, и лучшая субстанция для заделки – сам человек, сотворивший подобное. То есть его душа, не тело. Габриэль может засосать туда, в прошлое, и она будет вынуждена переживать один и тот же миг снова и снова. Но если она будет осторожна, то сможет совмещать мгновения счастья здесь и счастливую долгую жизнь там, на другой планете.

– Я расскажу ей.

– Если мы встретимся, я буду рад поговорить с ней.

К Бури обратился Анут. Он спрашивал о Заколдованной долине, и стало ли там безопасно. Его семья не пришла, они по-прежнему стеснялись нас, считая великими магами. Алеард взял меня за руку.

– Не хочешь пройтись?

– Хочу. А почему сейчас?

– На меня снизошло озарение.

– Будешь удивлять?

– Наверное. В любом случае остальным сейчас не до нас.

Мы шли быстрым шагом, иногда срываясь на бег, и тогда мне чудилось, будто глаза Алеарда на мгновение становятся по-настоящему звериными. Наверное, так было у многих носителей дара – один раз обернувшись, они потом отдавали звериной сущность какую-то часть души безвозвратно.

– Расскажи, что случилось, – попросила я, когда мы остановились на холме под деревом. – Что-то плохое?

– Нет. Не переживай. Как ты знаешь, я тугодум, все дело в этом. – Он рассмеялся. – Я видел Трогию во сне. Постоянно, с тех пор как мне исполнилось тринадцать. Я знаю ее историю, названия рек, места, где прежде были города, знаю материки и океаны… Как я раньше не додумался, что это была именно она, Трогия? Фрэйа, я зарисовывал прекрасные виды постоянно, хотя и никогда не был хорошим художником. У меня в мозгу словно выжгли карты, и порой это было больно.

– Как странно! Зачем причинять боль памятью?

– Боль срабатывает наверняка, в отличие от ласковых уговоров.

– Значит, Трогия для тебя не тайна?

– Ну, увидеть в реальности – это другое. Мои сны яркие и понятные, но они не дают всей полноты чувств и ощущений. Они гораздо больше похожи на уроки – я учу их охотно, однако не с той легкостью, которая есть в живом общении. Я знаю там многие места, но лучше прочих одну долину, где, наверное, жили мои предки. И хотел бы поселиться именно там, меж шипастых гор и водопадов. На Трогии всем правит сила, поэтому там много растительности. Мхи, лишайники, цветы, травы, кусты, что уж про деревья говорить. Трогия как ухоженный сад – разнообразная, цветная, душистая.

– И мы действительно сможем выбрать, где жить?

– Если она нас пустит.

– Порой мне хочется попрощаться с Трогией и плюнуть на все предстоящие испытания. Нас впустили Тасула, Альтания и Перуна, мы могли бы жить на одной из этих прекрасных планет… Но я не могу. Словно это будет еще одним предательством.

– Да. Поэтому будем страдать дальше, – со смешком сказал Алеард.

– Ну, сейчас мы вполне довольны жизнью, – и я обняла его за шею. – Хочу быть рядом, на Трогии или еще где-то.

– Знаю, малышка, но ответственность велика. Если мы ступим на Трогию, она станет нашей.  Полтора десятка людей на всю планету – это для начала, но она будет воспринимать нас как носителей чувств, которых давно не знала, и каждого нового человека тщательно проверять.

– То есть если мы создадим ребенка, ему тоже придется проходить проверку? – хитро улыбнулась я. – А вдруг я рассержусь на тебя, буду орать и бить посуду? Меня выкинет, что ли?

Алеард рассмеялся.

– Не думаю, что нас выбросит из дома во время семейной ссоры. Впрочем, со мной никогда не возникало проблем, но могу представить, каким хулиганистым ребенком была ты!

– Намекаешь на то, что наши малыши будут крушить дом вместо меня, повзрослевшей и остепенившейся? Ох уж эта плохая наследственность!

Он обхватил меня, плотнее прижимая к себе.

– Значит, я угадал.

– Да. Я порвала множество маминых бус, разрисовала книги до неузнаваемости, сделала из кровати шалаш, причем не временный, а постоянный…

– Маловато шалостей, да и безобидные все какие-то.

– Я намазала дедушкины тапочки вареной сгущенкой.

– О, это уже что-то.

– А еще отстригла себе одну косичку лет этак в пять, и категорически отказалась отстригать вторую. Понимаешь, мне очень нравилось ходить с одной, тогда я считала это красивым!

Алеард рассмеялся.

– Как там Эван сказал – обожание? Обожаю тебя, Фрэйа.

И поцеловал неожиданно страстно, отнимая дыхание. Я вцепилась в его волосы, заставляя наклониться, и Алеард повиновался. Именно так и стоило встречать воспоминания, тем более что думали мы в этот миг об одном и том же.

Когда мы, немного помятые, вернулись в замок, ребята все еще сидели в большом зале, правда, разделившись на небольшие группы. Крис и Аверина, например, о чем-то ворковали на широком подоконнике, и от них исходило прекрасное тепло, которое подсвечивало комнату голубыми лучами. Питер, Маир и Лар собрались возле стола и рассматривали карты. Эван и Ойло играли в шахматы, Рута с пяльцами сидела у окна и ловко орудовала иголкой – то ли вышивала, то ли штопала. Рэйл и Леонид, судя по всему, вернулись на Тасулу, а Анут наверняка ушел к родителям и брату. Марка с Габриэль тоже не было.

– Как погуляли? – спросил Ойло.

– Отлично.

– Что там с погодой? – сказал Эван. – Я слышал от братьев, что надвигается буря.

– Наверное, они имели в виду нас, – вдруг ответил незнакомый голос, и все разом повернулись к двери.

Высокий молодой мужчина, черноволосый и в черном пальто до пола держал под мышками двух детей – мальчика и девочку месяцев десяти. У малышки были черные, как и у папы, волосы – волнистые, густые, блестящие. И глаза удивительно нежного сиреневого цвета, я таких никогда не видела! Мальчик был рыжеволос и темноглаз, в руках едва умещалась погремушка в виде гриба.

– Дэр! – воскликнул Маир. – Мы с тобой сто… нет, двести лет не виделись!

– Вот уж точно неожиданность, – улыбнулся Питер. – Привет, Магици!

Маир поспешил навстречу другу, чтобы похлопать его, смеющегося, по плечу.

– Простите, не могу даже руку пожать. Рад встрече!

– Добрый день всем, – произнесла появившаяся из-за спины черноволосого девушка. Глядя на нее сразу стало ясно, от кого у девочки удивительные глаза и в кого мальчик рыжеволос. – Простите, что мы без приглашения… – за окном пророкотало, сверкнула молния. – Это Марк и Габриэль нас попросили. Они рассказали о Промежутке.

– Как же вы переместились? – удивился Кристиан. – В первый раз, да с детьми, и еще так точно!

– Нам помог Грозовой монстр, хранящий семью Магици, – ответил Дэр и осмотрелся. – Маир, ты не мог бы найти какое-нибудь одеяло, чтобы я этих дрыгунов на пол спустил? Дома-то они везде ползают, но там у нас полы деревянные, а не каменные.

– Я принесу, – сказал Лар.

Пока он ходил, мы познакомились с супругами, Дэром и Мэй, и их двойняшками – Нордом и Айрин. Оказывается, Габриэль была двоюродной сестрой Дэра, а Марк был его лучшим другом. Грозовые и Солнечные, так сказала Мэй.