Сожженный мост

Заросшая насыпь дугой изгибалась влево. За поворотом отец остановился, осмотрелся и сказал:

— Здесь вот и был он, партизанский завал…

— Какой завал? — вспыхнул Алесик.

— А такой, чтобы фашисты по дороге не проехали.

— Папка! Ты давно обещал мне рассказать про партизан, про войну. Говорил: «Подрасти чуток». Я и подрос. Вот уже какой большой!

— Пройдем шагов триста. Там отдохнем и поговорим.

Алесик начал считать шаги. И сразу сбился: каждый шаг отца был больше, чем один, но меньше, чем два его. Ну как тут правильно подсчитаешь?

Алесик вновь начал считать и опять сбился. Подумал: не вернуться ли назад, к «завалу», и еще разок промерить шагами расстояние. Но впереди блеснула темная лента лесной реки.

— Река-а! Я первый ее увидал! Ура-а! — обрадовался Алесик и рванулся вперед.

— …а-а… — таинственно ответило лесное эхо.

Подошли к воде. Речка была неширокой. Противоположный берег был невдалеке, но высокий. На нем тоже сохранились остатки насыпи. Над водой торчали редкие потемневшие сваи. Алесик насчитал их шесть. Они были разными: одни повыше — темно-серые, другие едва высовывались из воды — позеленевшие. Видимо, в этом месте было глубоко. На темной поверхности воды, у свай, колыхались белые лилии.

— Папка, как речка называется?

— Жеремянка.

— А мост отчего сгорел?

— Сядем на бугорке, расскажу…

Здесь когда-то росла компания старых толстых елей. Их спилили. Остались лишь широкие смолистые пни. Отец нарвал ольховых листьев в ближайшем ольшанике. Сидеть на них было приятно. Тем более у воды, на берегу лесной речушки.

— Давно это было, — начал отец. — Тогда шла война. По этой земле ходили фашисты. Но не очень-то смело ходили. Потому что подкарауливали их партизанские пули и гранаты.

Среди прочих отрядов и бригад был отряд «Мститель» бригады имени Кутузова. Крепко били партизаны оккупантов: то склад взорвут, то эшелон с танками и пушками под откос пустят, то гарнизон разгромят. А в некоторых деревнях Советскую власть по всей форме восстановили, прислужников фашистских прогнали — будто и не было здесь вражьего духа.

Решили враги уничтожить партизан. Собрали войско карателей. Все в черных мундирах, с нашивками на рукавах: человеческий череп и кости. Вооружены каратели были сильно, передвигались на машинах, мотоциклах и броневиках. Основной удар был направлен на бригаду имени Кутузова.

Нелегко партизанам, а всё ж приняли решение дать бой, не отходить: не бросать деревни на разграбление, издевательства, уничтожение.

Заняли оборону, с соседними отрядами договорились, связь наладили, засаду у шоссе организовали. Как будто всё предусмотрели. Но в последний момент вспомнили, что имеется еще одна дорога — через лес. Фашисты избегали лесных дорог, боялись: за каждым кустом и деревом им партизаны мерещились. Но кто знает, могут и отважиться. И тогда в спину бригаде ударят. Командование приказало отряду «Мститель» и на этой дороге заслон выставить.

Только тревожится командир «Мстителя»: заслон невелик — враг его враз смять сможет, если броневики пойдут. А усилить группу некем: люди в разных местах оборону держат, держат на большом расстоянии…

«Мост на Жеремянке взорвать надо», — решил командир и послал подрывника на лесную дорогу, к тому месту, где ее пересекала река.

— Вот эта? — удивленно спросил Алесик.

— Она самая… Тогда мост через нее очень опасен для партизан был. Положил подрывник в вещевой мешок мину, забросил за спину винтовку, топор сунул за пояс. И пошагал.

— Топор-то зачем?

— Мост деревянный был. То ли сваю придется подсечь, то ли перила, а может, и дерево свалить — лес же. Без топора никак не обойтись.

Подрывник добрался к указанному месту, тяжелый мешок с плеч сбросил, на траву отдохнуть присел. Начал мост осматривать, где бы лучше мину пристроить. Вдруг слышит: идет кто-то. Оттуда, с немецкой стороны. Партизан за винтовку да за дерево. А сам выглядывает. Видит: мальчонка на дороге. Худющий, грязнющий, в лохмотьях. Чуток постарше тебя. В руках большую пилу-двуручку несет. «Стой! — приказывает ему партизан. — Ты кто? Откуда?»

Мальчонка поначалу испугался, бежать хотел. Но увидел шапку с красной лентой наискосок, посмелел. Подошел.

«Свой я, дяденька, — отвечает. — А вы партизан?» — «Много будешь знать — скоро состаришься. О себе рассказывай». — «Со станции я иду, дяденька», — отвечает.

Не верит подрывник. Где та станция — эвон! «Ты мне голову не морочь!» — «Правду я говорю, дяденька! Третьи сутки иду… Нас в Германию, в лагерь везли. В товарных вагонах. Не кормили вовсе. Некоторые померли, а я сбежал». — «Как же тебе удалось?» — «С нами тетка была из-под Осипович. Отчаянная! Подговорила кой-кого бежать. Оторвали они две доски в полу вагона и на ходу сиганули вниз. Я с ними не мог: мамка больная на моих руках была, лежала, не вставала. А как мамка умерла, тоже удрать решил. Эшелон как раз к станции подошел, остановился. Я в дыру в полу — и под вагон, а потом по путям да за штабель ящиков спрятался. Возле штабеля немец-часовой ходил, с винтовкой. Ящиков много — целая гора, большие и поменьше. Один разломан. Я голоден был, крепко есть хотелось. Вот и заглянул в ящик: вдруг там пожевать чего найдется? Заглянул, а там черные железные контейнеры и в них бомбы». — «Может, и правду ты говоришь, — перебил мальчишку партизан, — а может, и нет. Времени долго слушать тебя у меня нет. Помни: соврал — разговор будет короткий», — партизан положил руку на приклад винтовки. «Вы, дяденька, мне не верите? Вот бомбы, могу показать. Я их на станции из ящика, из контейнера прихватил. Две вытащил. На толкачи похожи, которыми картофельную кашу толкут. Чуть покороче только и с кольцом на конце».

Мальчишка вытащил откуда-то из-под одежды две небольшие черные авиабомбы.

«Зачем ты их взял?» — удивился партизан и осторожно черные «толкачи» в руки взял. «Думал, если поймают, живым не сдамся: стукну бомбами одна об одну — и себе и фашистам конец сделаю». — «Эх, умная голова… Они же могли и не взорваться. Да и вообще, это бомбы не осколочные или фугасные, а зажигательные. «Зажигалки». Фашисты такие пачками-контейнерами на города и деревни бросают, чтобы пожары учинить.» — «Не знал я», — растерялся малец. Партизан посмотрел на него и спрашивает: «А пила по что?» — «Для маскировки». — «Для какой-такой маскировки?» — насторожился подрывник. — «А там, дяденька, — отвечает мальчонка, — немцев видимо-невидимо понаехало: на мотоциклах, на машинах, на броневиках. Мне на глаза им попадаться не с руки. Возле сарайчика одного, где дрова нераспиленные лежали, пила стояла. Я пилу ту на плечо да через рожь и в лес. Решил: задержат, — скажу, что отец в лесу дрова рубит, а я помогать иду». — «Так бы они тебе и поверили, умная голова. Обыскали как миленького. А нашли бомбы — совсем пропал бы. Твое счастье, что никто тебя во ржи не увидел». — «Счастье, дяденька», — шмурыгнул он носом. «Что же мне с тобою делать?» — «А что вы будете делать, то и я». — «Помочь, значит, хочешь?» — «Ой, как хочу!» — отвечает пришелец. «Ну тогда сушняк собирай, ветки сухие и носи на мост».

— А сушняк зачем? Мост же все одно взрывать надо было, — перебил Алесик.

— В том-то и дело, что партизан решил мост не взрывать, а сжечь.

Покуда мальчишка сухие ветки собирал да таскал на мост, подрывник за поворот прошел, мину на дороге приладил, песком, иглицей сосновой присыпал. Мальчишка тем временем всякого лесного хлама натаскал на мост — целую кучу. Вдвоем они под кучей сушняк разожгли, в огонь те две бомбы бросили, а сами, попятно, быстрее с моста.

Ветки сухие, будто порох, хорошо горят. Огонь полыхает высоко.

«Уйдем? — спрашивает мальчонка. — Мост теперь и без нас сгорит». — «Рано нам, — отвечает партизан. Пока мост цел, немцы проскочить могут». — «Тогда давайте, пока он не сгорит, пару сосен на дорогу свалим. Пила же — вот она! Тогда и до моста не доедет никто.» — «Завал? — встрепенулся партизан. — Хорошая задумка! А осилишь пилу таскать? Сам-то ты эвон какой…» — «Осилю, дяденька! Я двужильный, когда надо!»