Когда наступила наконец зима, кошка стала чувствовать себя всё более несчастной и бездомной. На всём острове она не находила уголка, где можно было бы укрыться от дождя и непогоды. Даже бочка, первая виновница всех несчастий кошечки, не могла приютить её. Ветры давно уже перевернули эту бочку открытой стороной к небу, наполнили песком и засыпали. Из всех обитателей острова лишь одна кошка не имела приюта, когда наступила зима и снег засыпал траву. Крысы спрятались среди обломков разбитого судна, мыши и землеройки устроили себе тёплые подземелья, а у сов были гнезда в дуплах деревьев, которые росли на материке. Кошка, дрожавшая от холода и страха, ютилась у стен недоступного для неё и неумолимого дома, где кружился снег, наметая высокие сугробы.

Ко всем этим бедам скоро прибавился и недостаток пищи. Мыши спокойно бегали в своих подземных коридорах, где в случае надобности они могли питаться корнями травы. Крысы прорыли себе ходы в рыхлом снегу, надеясь попасть в жилище мышей, которых они с удовольствием ели. Но скоро лёд, который с каждым приливом становился всё толще, положил конец этой охоте. Крысы были бы не прочь поймать сову, но те не прилетали больше на остров, намереваясь вернуться лишь тогда, когда снежный покров станет твёрже и мыши начнут выходить из своих нор и играть под открытым небом. Теперь же птицам легче было охотиться в густых чащах горных лесов.

Когда снег перестал валить и снова выглянуло солнышко, начались такие холода, о которых кошка не имела до тех пор и понятия. От голода она не могла спать и постоянно бродила с одного места на другое. И это было для неё счастьем, потому что усни она, не имея другого убежища, кроме стен дома, она никогда не проснулась бы. Но вот однажды она зашла во время своих скитаний на самую отдалённую, часть острова. Там она нашла на берегу глубокую впадину, недоступную ветрам и освещённую солнцем. Внутри этой впадины был песок, не покрытый льдом, потому что прилив туда не доходил. В снегу над впадиной кошка увидела множество крошечных отверстий: то были входы в мышиные норы.

Дрожа от волнения, кошка притаилась у одного из отверстий. Она ждала минут десять, не шевельнув ни одним усом, пока из дырки не выглянула маленькая остроконечная мордочка. Кошка не дала ей времени осмотреться кругом и бросилась вперёд. Мышь, сразу заметив опасность, откинулась назад и согнулась вдвое в узком проходе. Кошка, пришедшая в отчаяние, нырнула с головой и плечами прямо в рыхлый снег, чтобы схватить исчезнувшую добычу. Ей посчастливилось, и она вцепилась в неё когтями, В первый раз за несколько холодных дней она сытно пообедала.

Кошка получила ещё один урок. Смышлёная от природы, она сделалась под влиянием безысходной нужды ещё умнее и сразу сообразила, что пищу можно находить и в снегу. Никогда раньше она об этом не думала. Ход, у которого она поймала мышь, был ею совершенно разрушен. Она отошла от него и притаилась у другого. Здесь ей пришлось ждать довольно долго, пока вторая остроконечная мордочка осмелилась выглянуть из дыры. Кошка сразу показала, что опыт пошёл ей на пользу. Она прыгнула сбоку. Протянув лапу, она отрезала добыче отступление. Ей повезло. Нырнув с головой в пушистый снег, она сразу почувствовала мышь в своих когтях.

Кошка не только наелась, но и нашла себе развлечение. Как часто прежде сидела она у мышиных нор, не подозревая, что стоит только разрушить стену — и сразу поймаешь мышь!

Когда она подкрадывалась к следующему отверстию, туда шмыгнула мышка. Кошка не успела её схватить и решила попробовать, нельзя ли ей пробраться вслед за добычей. Она принялась рыть лапами, и скоро всё тело её погрузилось в снег. Она не нашла, конечно, беглянки, успевшей тем временем уйти далеко в глубь норы. Глаза кошки, её рот, усы и шубка — всё было полно белых пушинок, когда она, разочарованная, вылезла на поверхность. Но зато она увидела, что под снегом гораздо теплее, чем на морозном воздухе. Это был для неё второй и весьма важный урок.

Она поймала ещё одну мышь. Но ей не хотелось есть. Она потащила её к дому и положила на ступеньки веранды. Здесь она долго мяукала, поглядывая на закрытую дверь. Но не получив никакого ответа, потащила добычу в сугроб. Тут она свернулась клубочком, собираясь заснуть. Но холод был слишком резок, и кошка попыталась зарыться в снег. Снег, мягкий и рыхлый, легко поддавался. Она продолжала рыть до тех пор, пока не вырыла маленькой пещеры. Тогда она осторожно влезла туда и несколько раз повернулась кругом, надавливая телом на стенки и пол, так что получилась круглая комнатка с узким входом. Довольная, она заснула так спокойно, как ни разу ещё не спала со времени исчезновения своих друзей.

Жизнь кошки, хлопотливая по-прежнему, сделалась не такой ужасной после того, как она обзавелась прочным жилищем и всеми свойствами дикого зверя. Терпеливо сидя у мышиных норок, она сытно наедалась, а в своей снежной берлоге спала спокойно и чувствовала себя в безопасности. Когда на поверхности снега образовалась ледяная кора, из норок стали выходить по ночам мыши и устраивать свои праздники. Вернулись и совы. Кошка попыталась схватить одну из них, но получила такой удар клювом и когтями, что решила оставить их в покое.

Этой зимой ей пришлось пережить ещё одно приключение, не имевшее, впрочем, серьёзных последствий. Однажды, когда наступили сильные морозы, на остров прилетела огромная белая сова, жительница северных снежных пустынь. Кошка увидела её, когда сидела поздно вечером в углу веранды. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять различие между этой птицей и её болотными бурыми сородичами. Она поспешила незаметно проскользнуть в свою нору, пока страшная гостья не улетела.

Когда вернулась весна и в мелких поросших осокой прудах запел пронзительный хор лягушек, а в ожившей травке появились птичьи гнезда, жизнь пленницы сделалась почти роскошной. Зато она снова почувствовала себя бездомной, так как её уютная снежная комната исчезла вместе со снегом. Особенных неудобств это ей, впрочем, не причиняло, потому что погода с каждым днём становилась теплее, а сама она, вернувшись к забытым инстинктам своих предков, беззаботно бродяжничала по всему острову.

Но прошлого своего она не забыла. Однажды в июне на воде появилась шлюпка, быстро плывшая к берегу и наполненная пассажирами. Звуки детских голосов зазвенели в воздухе и нарушили тишину острова. Кошка, спавшая на веранде, услышала их. Несколько мгновений она стояла неподвижно, навострив уши. Затем с молниеносной быстротой она пустилась бежать к пристани и сразу попала в руки четырёх счастливых детей, которые так взъерошили её шерсть, что потом она целый час приводила себя в порядок.

В ВОДЕ И ПОД ЗЕМЛЁЙ

Глубокое медно-красное русло маленькой речки прорезывало большой желтоватый солончак. По обе стороны между колыхавшейся на берегу травой и линией самого высокого прилива тянулись бледно-коричневые берега, потрескавшиеся от жгучих лучей солнца, покрытые корой соли и чахлыми пучками морского укропа, крестовника и розмарина. Возле речки стоял старый, изъеденный непогодами и годами столб, подымаясь, как часовой, над широкой степью. Когда-то здесь находилась небольшая гавань для рыбачьих лодок, давным-давно исчезнувшая по воле капризного и беспощадного ила.

В сорока или пятидесяти шагах от старого столба тянулось, врезываясь в желтовато-зелёную степь, низкое плоскогорье, поросшее тёмными елями и соснами. Влево видна была плотина, на верхушке которой выросло несколько стеблей коровяка. За плотиной нежились на солнце давно отвоёванные у моря голубовато-зелёные луга тимофеевки, клевера и вики. А по ним, как по душистому ковру, извивалась тихая речка, наполненная до самых почти краёв пресной водой и соединявшаяся с главной рекой через отверстие для спуска воды в плотине.

Раздельная линия между высокой пропитанной солью желтоватой травой и обнажёнными глинистыми берегами была так резко обозначена, как будто её вырыла лопата землекопа. Она была переплетена корнями, которые тянулись к раскалённой глине и там, как бы испугавшись, скручивались колечками.