Гнев вспыхивает на ее лице.

— Да с какой стати она вообще… Ты понимаешь, что это очень опасно? Мы можем оказаться за решеткой. Все мы. Даже сенатор. И заикаться об этом не смей! Обещай мне, Лара!

Снова киваю.

— Я никогда не осознавала, что вы так важны, что способны наделить людей такой мощью. Как вы это делаете?

— Ну правда, Лара… — Она бросает взгляд через плечо. — Мы изучаем волны электромагнитного излучения человеческого мозга. Можем определить, когда кто-то пробует взаимодействовать с прошлым, пусть даже случайно. Тогда я просто помечаю их карты.

— И заботишься о том, чтобы они продолжали приходить? — спрашиваю я.

Дилайла быстро кивает.

— Они оказываются у меня под колпаком. Я замечаю, когда их мозг меняется. А потом слежу за тем, чтобы они снова и снова хотели изменять события.

Вскидываю бровь.

— И следишь, чтобы никто не догадывался об этих изменениях.

Дилайла посылает мне колючий взгляд.

— Но только никому об этом не рассказывай. Если в полиции или правительстве узнают, что мы работаем на сенатора, нам всем конец. То, что мы делаем, нарушает все принятые Конгрессом законы о путешествиях во времени.

Натянуто улыбаясь, встаю.

— Обещаю, — говорю я. В горле пересохло.

Вспоминаю все те разы, когда отправлялась в прошлое, чтобы разработать свой маршрут. И каждый раз Дилайла была моим ассистентом. Случайно ли, или существует вероятность того, что она следила за мной? Дилайла была маминой напарницей. Могла ли она продолжить исследования после ее смерти?

Но если Дилайла меня проверяла, если мониторила деятельность моего мозга, когда я меняла прошлое, значит, она заметила, что я сделала. И если она сохранила это в секрете, значит, меня пометили. А если так — вскоре я могу закончить, как мистер Дженкинс.

Глава 11

Во время ланча я пытаюсь наслаждаться общением с мамой, но мысли все время куда-то уплывают. «Перемотка» была основана как служба в сфере услуг вроде косметологического салона, где делают пилинг задницы или массаж. Считалось, что путешествия во времени — это развлечение. Но агентство — явно прикрытие для чего-то более серьезного и опасного. Мама, по которой я скучала всю жизнь, работает на какую-то контору, способную перекроить ход истории к лучшему или к худшему. Я-то знаю, как ужасно одна измененная мелочь испортила наши с папой жизни.

Насколько опасной станет возможность устранять воспоминания? Ведь они делают нас теми, кто мы есть, я это хорошо поняла. Что, если демократы убьют следующего республиканского президента еще до того, как он научится ходить?

Что, если в «Перемотке» научатся стирать память в массовом порядке и используют это для того, чтобы контролировать население?

Я думала, что маму ограбили и убили. Считала, что она была невиновна. Но теперь выясняется, что существовали определенные причины, по которым эти люди могли желать ее смерти и хотеть, чтобы ее исследования прекратились. Предполагалось, что мама будет особенной, ангелом во плоти, и я тоже должна была оказаться особенной. Когда я впервые обнаружила, что могу взаимодействовать с прошлым, я посчитала себя единственной в своем роде.

Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда впервые отправилась в прошлое. Мне исполнилось шестнадцать, и я вернулась в свой первый день рождения.

***

Я сижу в углу семейного ресторана. На полу двухцветная плитка. Зал украшен розовыми воздушными шарами и серпантином. Очевидно, я попала в разгар вечеринки. Женщина с кучерявыми волосами держит на руках маленькую девочку с розовой повязкой на голове. Их окружают люди, которые улыбаются даже несмотря на то, что младенец все еще плачет из-за лопнувшего шарика.

Кто-то из гостей говорит:

— С годиком вас!

Я сбита с толку и раздосадована. Почему я здесь? Кто все эти люди? Меня что, пригласили на вечеринку? Если так, то почему я без подарка? Опустив взгляд, вижу в руках мятую брошюру. Разглаживаю листочки и понимаю, что они из «Перемотки».

«Вы можете испытать временную краткосрочную потерю памяти. У вас есть пятнадцать минут в прошлом».

В прошлом?

Путешествие во времени?

Поднимаю взгляд на сидящую передо мной женщину. Кудряшки, обрамляющие ее лицо, напоминают мои собственные. Девочка подпрыгивает на ее коленях, и до меня доходит, что это не новорожденный младенец, а ребенок чуть постарше. С сияющими, словно звезды, глазами женщина целует девочку в щечку.

— Лара, это просто шарик. Все хорошо.

Лара?

Рядом с женщиной сидит молодой мужчина. Видимо, это отец ребенка. Он держит куклу, заставляя ее танцевать перед пухлыми ручками дочки. На его лице широченная улыбка. Девочка хихикает и тянется к кукле.

— Ты всегда знаешь, что делать, — замечает женщина.

Он подмигивает ей.

— Поэтому ты и вышла за меня.

— Это одна из причин. — Они тянутся друг к другу, чтобы поцеловаться.

Пара просто излучает любовь. Любовь окружает их, словно яркий пузырь, и на короткое мгновение я оказываюсь внутри него, наблюдая, как они целуют ребенка в обе щечки, хором смеясь. Я забываю о том, что мне здесь не место, пока они разрезают торт, и девочка бьет по нему кулачками. Мне нравится, как ее папа обнимает свою жену за плечи.

Последний раз смотрю, как мама крепко обнимает дочку, а затем разворачиваюсь и врезаюсь в официантку с подносом, на котором полно напитков. Взвизгиваю от ужаса и опускаюсь на колени, чтобы ей помочь. Вода и газировка расплескались по всему полу, часть попала на мои кроссовки.

— Мне так жаль, — говорю я, помогая официантке собрать на поднос осколки.

— Все в порядке, — бормочет она, но я знаю, что это не так. У девушки алеют щеки, она явно злится.

У меня в голове всплывает воспоминание о визите в «Перемотку».

«Вы будете словно голограмма, не способная ни коснуться чего-либо, ни взаимодействовать с кем-то в прошлом, хотя вас и будут видеть. После того как вы исчезнете, о вас совершенно забудут, будто вас там никогда и не было».

Но я столкнулась с официанткой. Собирала стекло.

— Я могу взаимодействовать с прошлым, — шепчу я, и у меня в голове начинают усиленно крутиться шестеренки.

Обдумывая намечающийся план, я бросаю короткий взгляд через плечо на родителей, в то время как мир вокруг меня погружается в темноту.

***

Прихожу в себя, воткнув вилку в салат «Кобб». Вздыхаю. Это одно из моих любимых блюд, но я не могу сосредоточиться на еде. Поднимаю взгляд от тарелки. Судя по всему, я по-прежнему на ланче с мамой.

Она перестает жевать и делает глоток чая со льдом.

— Для человека, который хотел позавтракать, ты не очень-то хорошо с этим завтраком расправляешься.

— Извини, — ежусь я и тоже отпиваю из своего стакана. — Мне очень стыдно за то, что я на тебя кричала.

Мама улыбается. Она не то чтобы довольна и счастлива, но уже и не злится.

— И ты меня извини. Мне не следовало давать тебе пощечину, и мне очень жаль. Очень-очень. — Она вытирает рот голубой салфеткой. — Я пообещала себе, что это никогда не повторится, и вот опять.

— Опять? — Ее слова настойчиво звучат у меня в ушах. Почему она ударила меня в предыдущий раз? Наши отношения настолько ужасны?

— На этот раз все будет по-другому. — Мама кивает и снова впивается зубами в сэндвич.

Я мысленно возвращаюсь к спору на кухне, который подслушала утром.

— Как дела с сенатором?

Мама становится серьезной.

— Мы давно не встречались. Мы, знаешь ли, не общаемся каждый день.

— О, — только и могу выдавить я.

— Да, когда-то мы были близки. — Кажется, мама может с легкостью плести паутину лжи, и я задумываюсь, о чем еще она может лгать. — Она дала мне работу, моя карьера пошла в гору. Я за многое ей благодарна.

— Она одна из основателей «Перемотки», — замечаю я, стараясь, чтобы это не прозвучало как вопрос, хотя это он и есть.