Письмо явно написано с целью побудить тетку оказать воздействие на Софи, чтобы та взяла на себя плату за учебу младшего сына. Но замысел Адольфа не удался: мать категорически отказалась платить. Тогда возмущенный Адольф пишет родителям гневное письмо, также сохранившееся в семейном архиве: «Где вы найдете такого сына, как я, который бы делал все, абсолютно все для благополучия семьи и который встречал бы столь плохое отношение к себе? Где вы найдете родителей, которые отказывают в сотне франков, чтобы обеспечить судьбу одного из своих детей? Признаюсь, что я в бешенстве... Ребенок, обладающий всеми способностями, терзается от горя, что он не может трудиться, и на это зрелище, которое растрогало бы и камень, смотрят с равнодушием».

Отношение родителей к его судьбе наверняка стало известно 13-летнему Огюсту, да и Адольф, несомненно, посвятил его в тайну семейных неурядиц, которые могли вызвать лишь естественные чувства горечи и обиды. Ему все же удалось продолжить учебу благодаря старшему брату, экономившему каждый франк, чтобы взять в Париж Огюста и содержать его. Впрочем, это было не столь обременительно, как подчеркивает Адольф в своих воспоминаниях, написанных спустя много лет; ведь он получал в пансионе Массэна, не считая питания и квартиры, 1500 франков в год, то есть сумму, равную жалованью отца в бытность супрефектом. Тем не менее надо отдать должное Адольфу Бланки: он фактически заменил младшему брату отца и мать, проявивших полное пренебрежение к Огюсту. Мальчик стал учеником едва ли не лучшего в Париже лицея Карла Великого, где его сверстниками оказались сыновья самых богатых аристократических семейств, по сравнению с которыми он был жалким плебеем. Но тем сильнее желание юного Бланки превзойти этих баловней судьбы своими успехами в учебе. Так просыпается его необычайная сила характера и быстро дает поразительные результаты. За время учебы в лицее, то есть с 1818 по 1824 год, Огюст Бланки получает 25 первых наград и 30 похвальных листов. На конкурсе парижских лицеистов он награжден таким количеством роскошных книг, что сам Огюст, Адольф и явившаяся на торжество мать не в состоянии втроем их унести. Адольф предложил нанять фиакр, на что немедленно последовала раздраженная реплика мадам Бланки: Адольф завидует успехам младшего брата и не хочет, чтобы прохожие видели его триумф.

Несправедливость этого замечания Адольф опровергал всеми своими поступками, своей любовью и заботой, которые он проявлял постоянно. По восхгресеньям братья обычно бродили по Парижу, методически изучая его легендарные исторические памятники.

Такие прогулки сами по себе служили своеобразной, очень поучительной и наглядной политической школой; весь Париж так или иначе напоминал о недавней Великой революции, ее идеях, событиях и людях. Так же и о ее противоречивых результатах. В Париже можно было увидеть величественные дворцы: Тюилъри, Лувр и многие другие, роскошные сады и парки, красивые площади с монументальными памятниками. В кварталах Пзле-Роя-ля или Сент-Оноре красовались шикарные особняки вернувшейся аристократии и новой торговой, промышленной, финансовой знати. На фоне великолепия и богатства особенно резко бросалась в глаза ужасающая нищета жителей бедных районов и предместий Сен-Жак, Сент-Антуан и других. Мелкие ремесленники, рабочие мануфактур ютились здесь в тесных, душных комнатушках, часто по две-три семьи. Зловонные испарения, кучи мусора и грязи, полуголые дети, безобразие дешевых, тесных, вонючих кабаков, бесчисленные нищие — все это красноречиво говорило о многом внимательному взору.

Адольф еле успевал отвечать на бесконечные вопросы младшего брата. Он с гордостью писал отцу, тихо доживавшему в Онэ: «Этот мальчик удивит мир». Если бы этот всегда благонамеренный человек знал, чем же удивит мир Огюст! Пока же он вел себя как самый заботливый отец; успехами Огюста он искренне гордился: «Я не успевал отовсюду получать поздравления, и ребенок еще не давал возможности разгадать свой необузданный и целеустремленный характер, который сделается причиной моего и его несчастья».

Нетрудно заметить, что это написано Адольфом Бланки спустя много времени, после, казалось бы, безоблачно счастливых дней, когда серьезно еще ничего не нарушало гармоничных отношений между братьями. Напротив, по мере того как Огюег подрастал, меньше сказывалась разница в возрасте между ним и Адольфом. Общие интересы сближали их. Оба оказались в кругу идей, к которым вела учеба младшего и преподавание старшего: античная история, литература XVIII века, жнзнь Франции при Революции, Империи п Реставрации... Естественно, что общественные, социальные, политические вопросы прежде всего волнуют ич Еще очень небольшой жизненный опыт внушил им страстное чувство патриотизма. Воспитанные под сенью императорских орлов в атмосфере славы наполеоновских побед, они остро переживают национальное унижение, олицетворяемое Бурбонами. Реставрация внушала отвращение подавляющему большинству французов, пораженных жестокой и бессмысленной мстительностью возвратившихся аристократов. Брат казненного в 1793 году короля, усевшийся на троне Людовик XVIII своей глупостью усугублял несчастья Франции. Он объявил 1814 год не первым, а семнадцатым годом своего царствования. По его расчетам, династия Бурбонов царила непрерывно. После смерти Людовика XVI «правил», оказывается, его сын Людовик XVII, умерший в 1797 году. Бурная эпоха Революции, Директории, Консульства, Империи вычеркивалась из истории Франции вместе со всеми революционными преобразованиями, которые произошли в жизни французского общества. В этой дикой претензии предстала вся противоестественная природа Реставрации.

Братья Бланки, конечно, ее отвергают. Они бонапартисты, ибо эта форма оппозиции объединяла тогда людей самых разных политических склонностей. Правда, культ Наполеона не был проявлением ностальгии по Империи.. Бонапартизм олицетворял грандиозную военную славу Франции и служил альтернативой национальному унижению, которому подвергали французов Бурбоны. Большинство среди французов — крестьяне — испытывали б шгодарность к императору. Ведь он закрепил за ними землю феодалов.

Молодежь вроде Адольфа и Огюста Бланки заразилась наполеоновской эпидемией. Но этот антибурбонский бонапартизм не был конкретно династическим. Почти никто не мечтал о возвращении Наполеона с острова Святой Елены, а после его смерти в 1821 году — о призвании Наполеона II. Лозунг «Да здравствует император!» означал по внутреннему смыслу «Долой Бурбонов!». Даже люди, осуждавшие деспотизм Наполеона, стали бонапартистами. Например, знаменитый поэт-песенник Беранже. Ведь использовали же образ Наполеона против Священного союза Байрон, Гюго, Гейне, Мицкевич.

Но во взглядах братьев Бланки все чаще проявляются различия. Склонность к бонапартизму как оппозиции Бурбонам и орудию борьбы с ними — это, пожалуй, совпадение, но не показатель единства во всем остальном. Формируются два различных характера: младший — резок, решителен, старший — мягок, лоялен, осторожен. Интересно их отношение к религии, к церкви, то есть к делу жизненно важному в то время, когда роялисты используют католицизм, иезуитские конгрегации для духовного «лечения» французов от революционной «заразы». Еще в Ницце Адольф перестал быть практикующим католиком. Он — поклонник Вольтера и становится деистом в его духе. Для него бог существует не как личность, а только как первопричина всего сущего, закономерность природы; бог — импульс к появлению реального мира, источник его творения, в дальнейшую жизнь которого он уже не вмешивается. Вообще деизм — удобный и легкий способ отделаться от официальной религии. Адольф, конечно, высказывает свои взгляды и Огюсту, быстро воспринимающему их. Мальчик сразу уходит от католицизма, он отказывается и от христианства, однако долго еще остается деистом. Но потом он идет дальше старшего брата; бесчинства «поповской партии» при Реставрации толкают его к атеизму и к воинственному антиклерикализму. Это станет для него политической платформой непримиримой борьбы против церкви. И он далеко опережает Адольфа, считающего, что для «атеизма нет подходящего климата», и проявляющего терпимость к клерикалам.