Роберт молчал. Затрагивать такую тему ему сегодня не хотелось совсем, тем более с Виктором.

— Готово, — Виктор, не дождавшись ответа, поддел пинцетом лист и переложил его в фиксаж.

Роберт вставил в распрямитель новый чистый лист и сфокусировал на нем следующий кадр — портрет мальчика. Он отработанным движением переложил готовый лист в проявитель и занялся третьим кадром, а архитектор все молчал, стоя у него за спиной. Роберту было как-то не по себе, и он повернулся к другу, забыв о том, что засвечивает под лампой увеличителя бумагу — он не поставил красный фильтр, — и ему стало еще больше не по себе, когда он увидел, что Виктор, склонившись над ванночкой, внимательно, словно видит впервые, разглядывает крупное, во весь лист, лицо Альберта.

Он так долго вглядывался в фотографию, что она стала темнеть, передержанная в проявителе. Роберт хотел сказать ему, чтобы он бросил ее в фиксаж, но не смог. Когда лист почернел, архитектор поднял на него глаза, и от его взгляда Роберту захотелось отвернуться.

— Не отворачивайся, — скомандовал Виктор.

Роберт повиновался.

— Ничего общего, — бормотал архитектор, пристально глядя на Роберта. — Если не видеть цвета глаз и волос. Но подумаешь, редкость, темные волосы. — Он провел себя рукой по голове. — Да и синие глаза не такое уж чудо.

Роберт послушно сидел, не двигаясь, лишь только сжимал ладони в кулаки, каждым из которых мог бы запросто убить тщедушного Виктора. Но он только матерился про себя, пока Виктор с такой же внимательной настороженностью, как только что лицо сына, разглядывал его лицо.

Роберт опять винил лишь себя за то, что позволил втянуть себя в эту унизительную историю. Чтобы не запрезирать себя окончательно, он сам затронул тему, которая его пугала.

— Кто тебе сказал, что я заходил на дачу, — досчитав до трех, чтобы решиться, спросил он.

— Я сам видел, — мрачно ответил архитектор.

— А с Женей ты разговаривал? — Роберт не представлял, что сделал бы с женой, если бы она поступила так же.

— Да, я зашел к тебе от нее, — сказал Виктор.

У Роберта мелькнула страшная мысль, что тот убил ее.

— И что? — спросил он с опаской.

— Тебя интересует, не сделал ли я с ней чего-нибудь? — невесело засмеялся Виктор. — Чтобы успокоить тебя, скажу. Я проделал с ней то, на что она и рассчитывала, укладываясь на кульман.

Роберт расхохотался, но оборвал смех под взглядом Горшкова. Он ничего не понимал и чувствовал себя полным кретином.

— Но… — начал было он.

— Хочешь меня спросить, почему я не вошел? И почему ты не видел меня, когда вышел на улицу? — Архитектор читал его мысли. — Я ушел к женщине, которая любит и понимает меня. Мне нужно было успокоиться. А потом вернулся к жене. Если ей так хотелось трахаться, то почему бы не со мной?

«Надо же, кто-то его понимает», — подумал Роберт.

Когда Виктор ушел, была глубокая ночь. Но Роберт не мог уснуть. Ему нужно было снять напряжение от общения с этой четой Горшковых. Он встал и, постояв нерешительно у двери Роксаны, прислушиваясь к стуку ее печатной машинки, вышел на улицу и отправился к женщине, которая тоже любила и понимала его и при этом не была замужем.

Она, даже если и была чем-то занята, всегда оставляла свои занятия, когда он приходил, с ней можно было быть самим собой. Он пропустил вслух крепкое словечко, увидев, что в ее комнате появилась в углу картонная ширма, и сообразив, что за ней спала девочка. Он хотел было уйти и напиться, но женщина задержала его, уверяя, что девочка крепко спит и не проснется, даже если стрелять из пушки. Она так любила его в эту ночь и была с ним так нежна и ласкова… Это было именно то, чего ему хотелось.

Малыши дачного поселка работников искусств уснули в этот вечер под новую сказку детской писательницы Роксаны Сафроновой-Вершининой. Роксана подарила их родителям за ужином в ресторане по тоненькой новой книжке с автографом, только сегодня полученной из издательства. Сказка называлась «Маленькая принцесса». Алику прочла ее бабушка, на даче которой он жил отдельно от родителей. Дане и Дине — мама, думая о том, что скоро укладывать детей будет гувернантка, сама же она в это время будет купаться с мужем в теплой вечерней воде, стараясь попасть в лунную дорожку, как известно, приносящую влюбленным счастье. Лолите сказку прочел папа, сообщив, что она и есть Маленькая принцесса. Власта на этот раз тоже не была исключением из общего правила. Сказку ей прочитала тетя Таня. Ей книжку подарил муж писательницы, сказав, что видел ее девочку и был ею очарован.

Власте сказки на ночь рассказывали не часто — маме обычно бывало не до этого. А если она и рассказывала, то это были сказки, которые девочка давно знала. Например, про Колобка или Красную Шапочку. А то, что прочла ей тетя Таня, было так интересно — про Маленькую принцессу. Она жила в королевском замке, и все любили ее. Ей пришлось пройти через очень страшные испытания, когда на нее ополчились Зло и Ненависть. Власта от волнения всякий раз, когда принцессе бывало особенно трудно, засовывала в рот палец, забывая, что это нехорошо. Но в самый ужасный момент, когда принцессе, казалось, уже не спастись, ей на помощь приходила Любовь. Она поселялась в сердце какого-нибудь человека, и он шел выручать принцессу. Власта облегченно вздохнула на последней фразе, где все закончилось хорошо — Зло и Ненависть победил самый отважный, сильный и добрый человек, вернув миру Любовь, которой прежде приходилось прятаться, кочуя из сердца одного человека в сердце другого, чтобы ее не нашли коварные злые силы. Успокоенная, она моментально уснула, и ей приснилось, что Маленькой принцессой была она сама. А люди, приходящие ей на помощь, — мама, воспитательницы, тетя Таня. И еще ей снилась бесстрашная девочка с пляжа, отважно сражающаяся со Злом.

Несмотря на то, что дети происходили из разных семей и воспитывались по-разному, переживания их были схожими. И сны им снились в ту ночь на одну тему. Лолита в образе Маленькой принцессы видела себя, а в образе отважного человека своего папу. Дане и Алику снилось, что сильными, добрыми и бесстрашными были они. И они спасали окончательно Маленькую принцессу, принося ей Любовь и Счастье навсегда. Конечно, Маленькая принцесса каждому виделась по-разному. Только Динке снился сон, не имеющий никакого отношения к сказке. Сказка ей не понравилась — у Маленькой принцессы не было брата, а значит, к ней самой она никакого отношения не имела.

Таня Ракитина, уложив девочку, еще долго не ложилась. Всякий раз, когда она нечаянно что-то роняла на пол или слишком шумно отодвигала стул, она подбегала к ширме, где спала Власта, и проверяла, не разбудила ли ее. Но девочка сладко посапывала, то улыбаясь во сне, то хмуря бровки. Поэтому, когда в дверь негромко постучали и в комнату вошел ее любовник, она с чистой совестью уверила его, что девочка ничего не услышит. Она не была образованной, не могла бы поговорить с ним на те темы, на которые могла поговорить с ним его жена, но она интуитивно понимала каким-то женским чутьем, что нужно ему, и была такой, какой он хотел ее видеть, хотя ей было совсем не до него. Сегодня рано вечером к ней уже приходил один ухажер. И она тоже не отказала ему, умело изображая страсть, делала заинтересованное лицо, выслушивая его жалобы и проблемы, удрученно качала головой и кивала, соглашаясь, хотя голова у нее была забита своими проблемами, которые были куда сложнее смешных «проблем» этих мужчин. Но она так хотела замуж… чтобы хоть часть своих проблем переложить на чьи-то плечи…

Власта моментально проснулась в ужасе, когда свет из коридора проник сквозь щель ширмы и осветил ее лицо, и она услышала нехорошее слово. Одно из тех, что слышала от отца. Она не реагировала на грохот и стук, производимые Таней, но тут природный инстинкт самосохранения сработал сразу, откликнувшись на выработанный условный рефлекс. Она немного успокоилась, когда увидела, прижавшись к щели, что вошел папа девочки в красном купальнике. Этот дядя показался ей добрым, и он подарил ей книжку про принцессу. Сегодня уже приходил один дядя, и тетя Таня выставила ее за дверь, в коридор, вручив прыгалку и сказав, чтобы она из коридора не уходила никуда. Она послушно скакала, пока не услышала за дверью шум, а потом стон. Что это значило, она знала. Дядя бьет ее тетю. Это было для нее рядовым явлением, только теперь сердце замирало от жалости к тете Тане, как раньше — к маме. Когда дядя вышел из комнаты и протянул к ней руку, она инстинктивно присела, думая, что он стукнет и ее, но он погладил ее по голове и ушел. Тетя Таня не плакала, когда она вошла. Она сидела на кровати, облокотясь о стол и подперев щеку рукой, как делала мама. А потом прижала к себе Власту и заплакала. Власта не сомневалась, что плачет она из-за нехорошего злого дяди.