Когда он увидел ее через стекло входной двери, идущую к выходу, он понял, что не сможет даже прикоснуться к ней пальцем. Она была так совершенна, что казалась ненастоящей, словно была нарисована на картинке. У нее были чудесные черные волосы, делающие ее еще красивее, чем она была в бассейне. Он почувствовал слабость в ногах, и от страха, что она его отвергнет, ему захотелось бежать на край света. И он, чтобы преодолеть себя, пошел ей навстречу и поднялся на крыльцо. Он слышал, что она сказала о нем сторожу, и ему стало еще хуже. Но он был просто ошарашен, когда увидел, что она плачет, а из ее разговора со сторожем понял, что это из-за него. Тут он растерялся совершенно, предложил ей пройтись, и в самом деле чувствовал себя полным кретином. А она шла рядом и была так красива, замкнута и неприступна, как богиня. Когда он, тщетно стараясь говорить спокойно, начал бормотать что-то о ресторане, она так надменно спросила: «Зачем?..», что он все же решил сдаться. Чтобы знать, что он исчерпал все возможности, и потом не думать, что у него оставался шанс, он, собрав все мужество и досчитав мысленно до трех, спросил: «Может, пойдем ко мне?» И ожидал услышать в свой адрес любую брань. А в лучшем случае она бы просто молча ушла. И он не знал, что было бы хуже.

— Да. — Она согласилась с неожиданной для него радостью.

Он подумал, что все-таки кретином не был никогда. Женщины, как он и предполагал, любят сильных и решительных. И она не исключение. А сердилась лишь потому, что чувствовала его слабость. Но он все равно ничего не мог с собой поделать и продолжал робеть перед ней. Она с явным восхищением разглядывала кубки, медали и вымпелы — свидетельства его побед, украшающие его комнату, что еще раз доказывало: она любит сильных. Он обнял ее, а она вырвалась. Он понял, что опять не смог скрыть от нее своего состояния, и, призвав на помощь всю свою силу воли, сказал как можно повелительнее: «Иди ко мне», — точь-в-точь как герой одного виденного им западного кинофильма. Он боялся, что она поймет, что он его лишь изображает, но она поверила и, конечно же, подчинилась. Она оказалась такой же, как все, и ему не стоило особого труда уложить ее в постель. А то, что произошло потом, было невероятным. Она без одежды была еще более восхитительна. Ее кожа — нежная и чистая, без единого изъяна. А ее тело было податливым и покорным и откликалось на малейшее желание его тела, словно было создано для него. Он никогда еще не испытывал ни с одной женщиной такого восторга. А когда все закончилось, он понял, что влюбился в нее еще в бассейне. Он стал подумывать, как бы уговорить ее на продолжительную связь и сделать так, чтобы она забыла всех своих любовников, которые были, видимо, более опытными, чем он, и совершенно обалдел, узнав, что был у нее первым. Тогда он понял, что не влюбился, а полюбил, и не просто полюбил, а потерял голову. Она была именно такой женщиной, о которой можно только мечтать, — нежной, страстной, любящей и покорной. Впрочем, такой она была лишь в постели. Стоило ей встать и одеться, как она моментально преображалась и становилась настоящей мегерой. Она все делала наперекор ему и доводила до бешенства. Но он терпел. Он любил ее и прощал все. Тем более что видел: она тоже любит его, хоть и твердит, что спит с ним лишь ради участия в первенстве России. Но он знал, что, если это было бы действительно так, она бы этого не говорила. Она изводила его и на тренировках и на свиданиях, делая всегда обратное тому, о чем он ее просил. Его прежние методики не имели силы, чем суровее он обращался с ней, тем больше она лезла на рожон. А если он был с ней мягок, справиться с ней вообще не было никакой возможности. Ему говорили, что она и раньше была неуправляемой, но не настолько, как с ним. Он был старше ее на одиннадцать лет и, конечно же, нашел средство, чтобы управлять ею. Если ему нужно было чего-то от нее добиться, он говорил ей прямо противоположное тому, что ему было нужно, и она из чувства противоречия исполняла его желание. Он потешался над ней и ждал, когда она изменится, но все становилось только хуже. А ему хотелось на ней жениться. Но эта борьба характеров его утомляла, и предложения он не делал. Он бы не выдержал такого напряжения пожизненно. Тем не менее он был счастлив и согласен ждать сколько угодно, пока не повзрослеет, интуитивно чувствуя, что она создана для него. Она же из вредности продолжала величать его Робертом Михайловичем, даже в интимные минуты, хотя он просил называть его по имени. Но когда он видел внизу, на белизне подушки, ее лицо, обрамленное черными рассыпавшимися волосами, в расширенных зрачках ее серых глаз меркло сознание, а губы, стремясь к его губам, шептали: «Роберт Михайлович, милый, родной», он сходил с ума. И он смирился с этой ее прихотью, у него даже начинала кружиться голова, когда она так обращалась к нему при всех. Она так особенно умела произносить его имя и отчество…

…Это был самый ужасный день в его жизни. В этот день он потерял свое счастье. А начиналось все прекрасно. Он решил, что пришло время вернуться в «Динамо» и продолжить тренировки, готовясь к спартакиаде. Он чувствовал себя здоровым и бодрым, был в отличной форме, о чем и сообщил своему тренеру, отыскав его в открытом летнем бассейне. Валерий Николаевич, слушая его, внимательно следил за пловцом, работающим на одной из дорожек, а потом, щелкнув секундомером, перевел на него взгляд.

— А я надеялся, тебе понравится тренерская работа, Роберт, — сказал он. И крикнул, обращаясь к пловцу: — Отдохни, потом продолжим.

Из воды вышел семнадцатилетний Саша Новиков. Роберту нравился этот мальчишка, но он никогда не относился к нему как к сопернику, считая его ребенком, и сейчас поражался тому, как он вырос и окреп. Парень, приветливо помахав ему рукой, пошел в раздевалку.

— Я еще могу плавать. — Роберту казалось, что рушится мир.

— Посмотри, — Валерий Николаевич протянул ему секундомер, и Роберт увидел, что Саша проплывает дистанцию за то же время, что и он.

— Уходить, малыш, нужно, пока ты на коне. — Еще никогда тренер не разговаривал с ним так ласково. — Твоя травма была первым звонком.

— Последняя спартакиада, и все, — Роберт раньше никогда не спорил с ним. — Я могу не хуже.

— Я знаю. — Тренер обнял его за плечи. — Но он может лучше.

— Я понял, — Роберт сглотнул комок, подступивший к горлу.

— Я специально устроил тебя в «Кристалл», чтобы тебе было легче на новом месте начинать новую жизнь, — сказал Валерий Николаевич.

— Спасибо, — усмехнулся Роберт. — Прощай. — Он пошел к выходу. Ему казалось, что он прекрасно держится.

— Роберт, не хочешь работать с девушками, иди ко мне вторым тренером, — вслед ему крикнул Валерий Николаевич.

— Нет. — Он даже не понимал, куда едет, и пришел в себя лишь у здания дворца спорта «Кристалл».

Он припарковал машину и стал ждать ее, тоскливо думая, что она вряд ли поможет ему. Ему было очень плохо, и она могла бы быть его спасением, если бы хоть на вечер воздержалась от своих издевательств. Ему даже не пришло в голову пойти и напиться. В первый и последний раз он сделал это, когда ему было пятнадцать, и, получив хороший нагоняй от Валерия, больше ни разу не брал в рот спиртного.

Когда она появилась, он сразу же предложил ей пойти к нему. Это был единственный шанс убедиться, что он кому-то нужен в этом мире. Она отказалась, чтобы в очередной раз показать свой характер, хотя раньше в этих вопросах всегда шла ему навстречу. Вероятно, она действительно не любила его, а иначе поняла бы, как ему плохо. Он с горечью подумал, что она не обманывала, когда говорила, что спит с ним ради участия в чемпионате России. После того как она проиграла, она стала относиться к нему гораздо хуже. Но он отогнал от себя эту мысль. Она была единственным, что у него оставалось в жизни, и он не хотел верить, что у него нет и ее. Ему пришлось согласиться пойти с ней в ресторан, хотя предпочел бы оказаться с ней в постели. Только там она любила его, а ему нужна была ее любовь, она всегда была нужна ему, а сегодня особенно. Но она сказала, что хочет поговорить, и он заставил себя ей поверить. Она была в ударе в этот вечер и унижала его так, как никогда раньше. Он, стиснув зубы, терпел. А что ему еще оставалось? Он начал терять терпение у дверей ресторана, когда она отказалась опереться на его руку, как бы подчеркивая, что мужчиной его не считает. Он уже едва сдерживался, когда она, выдернув у него из рук меню, сама стала заказывать подошедшему официанту ужин, выбирая самые дорогостоящие блюда, хотя знала о его финансовых проблемах. Она заказала балык и кетовую икру, с дурацкой улыбочкой сообщая ему, что ей хочется чего-нибудь соленого, хотя он знал, что она соленое терпеть не может, и делает это лишь для того, чтобы доказать ему его финансовую несостоятельность. Он с ужасом думал, что дальше будет еще хуже с деньгами, потому что он остался не у дел. А она несла полную ахинею, с издевательской доверительностью говоря, что в ресторане слишком накурено и ее мутит от запаха сигарет, хотя знала, куда шла, и он ее сюда идти не заставлял. Как он и предполагал, разговаривать с ним серьезно она ни о чем не собиралась. Она произнесла за весь вечер единственную нормальную фразу. Она спросила, любит ли он детей. Он решил, что она, наверное, все-таки тоже подумывает о создании семьи. Он ответил, что очень любит их. Это было правдой, он всегда мечтал о детях. Он видел, как озарилось ее лицо, и прибавил, что ей заводить их пока рано, имея в виду ее характер. Он подумал, что, может быть, теперь нашел способ воздействия на нее, но был не прав. Она его слова проигнорировала и опять принялась измываться над ним. Его раздражение усиливала сидящая за соседним столиком компания. Два длинноволосых парня, его ровесники, и три ярко накрашенные девушки, одна из которых была совсем молоденькой, как и его подруга, а другая вообще была подростком. Они были претенциозно и вычурно одеты, пили изысканные вина и заказывали дорогостоящие блюда, даже их девушки без конца курили, и их принадлежность к «золотой молодежи», которую он терпеть не мог за легкую праздную жизнь, угадывалась без труда. Девушки обсуждали его, совершенно не заботясь, приятно это ему или нет, а одна из них, самая юная, которой и пятнадцати еще, наверное, не было, и было непонятно, как ее вообще пропустили вечером в ресторан, просто не сводила с него глаз. Он был очень рад, когда тарелки опустели и его спутница с какой-то обреченностью в голосе согласилась пойти к нему. Он подозвал официанта, чтобы расплатиться, а она, чтобы окончательно унизить его, протянула официанту деньги. Он врезал ей изо всех сил, хотя никогда не бил женщин, но он был просто вне себя. Он смутно надеялся, что это ее образумит, но она, сказав, что знать его больше не хочет, попросила у незнакомого парня сигарету, демонстративно закурила, хотя никогда этого не делала и знала, что он ненавидит курящих женщин. Она явно напрашивалась на вторую пощечину и заработала бы ее, но парень, давший ей прикурить, видимо, тоже понял, что она не курит, и отобрал у нее сигарету. Они прошли на танцплощадку, и она не возражала, когда парень стал лапать ее. Он собирался затеять с парнем драку и хорошенько отделать его за то, что тот так поступает с его девушкой, но ей поведение незнакомца явно пришлось по вкусу, она сама начала целовать его, и тут он был уже бессилен. До него наконец-то дошло, что она никогда не любила его, а он лишь выдавал желаемое за действительное. Но он продолжал цепляться за спасительную мысль, что она хочет отомстить ему, и потому не уходил.