«Я приняла решение. Презираю себя за эгоизм, но я уезжаю с тобой. Сегодня мы подали заявление в загс. Вечером она узнает о нашем с ней разрыве. Если бы не боязнь за Даню, я была бы счастлива. Меня утешает то, что я верю в силу привычки. Она останется с моим братом. Она не полюбила его, но привыкла жить с ним, привыкла к тем благам, которые ей дает этот брак. Неужели она захочет вернуться в артистки ночного клуба? Я предупредила ее вчера обо всем. Она пригрозила, что расскажет тебе. Но она не решится на этот шаг, а если и решится, то ты ей все равно не поверишь, потому что я до отъезда буду все отрицать. А там, вдали от всех, где мы будем только вдвоем, я все расскажу тебе сама и сумею вымолить твое прощение. Она говорит, что у нее есть доказательства наших отношений. Уверена, что она лжет. Я не писала ей ни писем, ни записок любовного содержания. Я просто не могла бы их написать, потому что никогда не любила ее. Она сказала, что пригласила того мерзавца, который совратил ее. Каким-то образом она узнала, что он опять завел несовершеннолетнюю любовницу, девочку лет четырнадцати. Она долго следила за ними, и ей удалось сделать снимки, компрометирующие его. Я предложила ей обратиться в милицию, но она и слышать об этом не захотела, сказала, что разберется с ним сама. Она сказала, что возьмет с собой неудачный снимок. Если он и попадется кому-то в руки, никто не поймет, что на нем изображено. Зато он сразу догадается, в чем дело. У нее есть несколько хороших негативов, и, если он согласится на условия, которые она поставит, она их отдаст.

— Меня мучают дурные предчувствия, — поделилась она со мной. — Он — человек, способный на все. Я возьму с собой нож, тогда он не посмеет обращаться со мной как раньше.

Единственное, что мне удалось у нее выяснить, — это то, где она его фотографировала.

— На одной из дач работников искусств, — ответила она. — Ты бы очень смеялась, милая, если бы узнала, на чьей.

Значит, этот мужчина близко знаком с нами. У меня голова идет кругом от всего этого. Вдруг она не врет и у нее есть компромат и на меня? Если ты разлюбишь меня после того, как узнаешь все, как я смогу жить дальше? Это было бы несправедливо, Берт. Тебя удивляло эти два года, что я тяну со свадьбой. Ты даже как-то сказал, что я не люблю тебя, если все время отказываю тебе. Я так боялась ее. Берт. А теперь у меня все равно нет выбора. Я потеряю тебя, если не выйду за тебя замуж, ведь ты уезжаешь через неделю».

Он захлопнул дневник, подошел к телефону и набрал рабочий номер Платонова. Теперь он и сам верил, что Диана могла убить его жену. Эти записи проясняли многое из того, что произошло ночью. Трубку никто не брал. Он посмотрел на часы: было уже восемь вечера, и рабочий день следователя давно закончился. Тогда Даниил отыскал в справочнике его домашний номер. Когда Платонов подошел к телефону, Даниил рассказал ему о находке и даже заставил выслушать последнюю запись.

— Все это прекрасно, Даниил, — услышал он в ответ. — Но если Ракитина так давно шантажировала Дегтяреву, то последняя вполне могла специально это написать, чтобы объяснить, откуда взялся нож, и создать себе некоторое алиби, а заодно повесить убийство на того неизвестного господина.

— Но Власта на самом деле кого-то пригласила!

— И Диана знала, что она кого-то пригласила, и притом никому не известного. Таким образом, она могла не опасаться, что кто-то опровергнет ее выдумку. Могла все продумать заранее, даже сделать эту запись вечером перед убийством.

— Так вы утверждаете, что убила моя сестра? — спросил Даниил.

— Я не имею права что-либо утверждать, пока у меня нет доказательств, — ответил Платонов. — Я лишь хочу сказать вам, что эта запись мало что меняет в деле. Но я бы хотел, чтобы вы мне привезли завтра дневник сестры. К сожалению, это терпит до завтра.

Даниил услышал короткие гудки. Он быстро собрался, и через десять минут уже ехал по направлению к больнице, где лежал Альберт. Медсестра в приемной не хотела его пускать.

— Уже половина девятого, посещение в больнице до семи, — не допускающим возражения тоном отрезала она.

— Сделайте исключение ради меня. — Даниил постарался изобразить обаятельную улыбку, чтобы понравиться ей, но понял, что прежним милым юношей он уже не будет никогда.

— Вот еще, — фыркнула медсестра, разглядывая его осунувшуюся небритую физиономию и помятый костюм.

— Не хочешь пропускать, не надо, сам пройду, — решительно сказал Даниил и, не обращая внимания на ее крики, открыл дверь и вошел в коридор, по обе стороны которого располагались больничные палаты.

За дверью, на которой было написано «ординаторская», он услышал монотонный голос. Было похоже, что кто-то читал вслух. Мимо пронеслась медсестра из приемной и забежала в ординаторскую. Даниил понял, что, если хочет увидеться с Бертом, ему нужно срочно найти его, а иначе его просто выведут, медсестра явно побежала за подкреплением. Он нашел девятнадцатую палату, но войти не успел. Четверо в белых халатах, двое из которых были достаточно высокими крепкими мужчинами, окружили его.

— Сейчас же уходите отсюда, — на повышенной ноте начала худенькая женщина в белом колпаке на голове и круглых очках. — Вы нарушаете покой больных.

— Покой нарушаете вы, — возразил Даниил. — А мне просто нужно встретиться с другом по неотложному делу.

— Вот и встретишься завтра. — Один из врачей крепко взял его за руку.

— Ой, — вдруг воскликнула девушка в косынке, у которой в руках была газета. — Я его узнала. — Она развернула газету и показала остальным фотографию. — Я вам только что читала светскую хронику. Это тот, у кого убили жену, а в убийстве подозревают его сестру. А у нас в корпусе лежит жених его сестры, Романовский. Предполагают, что и он мог быть замешан в убийстве. — Все уставились на Даниила, словно увидели диковинного зверя.

— А вы расскажете нам, зачем она ее убила? В газете об этом не пишут, — с любопытством спросила девушка у Даниила.

— Ира, как тебе не стыдно, — остановила ее женщина в очках. — Извините ее. — Она обратилась к Даниилу. — Я палатный врач Романовского. Вы ведь к нему пришли? Я могу разрешить вам поговорить с ним, только обещайте, что уйдете быстро, в палате есть и другие больные, состояние которых по-настоящему тяжелое, и им нужен покой.

— А как себя чувствует Альберт? — спросил у нее Даниил.

— С ним все в порядке. У него была потеря крови, но сейчас он вполне. Я могла бы даже выписать его, но решила немного перестраховаться, тем более что он не настаивает на выписке, — объяснила она.

Все они повернулись и, тут же забыв про Даниила, вернулись в ординаторскую. Только смущенная Ира постоянно оглядывалась. Он вошел в палату. Берт лежал на кровати, с интересом разглядывая потолок. Двое больных спали, трое, сидя на одной кровати в углу, с не меньшим интересом его разглядывали. Последний номер газеты, лежащий на тумбочке у угловой кровати, был развернут на странице светской хроники Они о чем-то шептались между собой.

— Пойдем, поговорим в коридор, — Даниил подошел к кровати Берта.

— Зачем? — Берт мельком взглянул на него, а потом снова принялся изучать ровный белый потолок. — Здесь все и так все знают, и им будет интересно услышать подробности. С детства верил, что прославлюсь, но не ожидал, что именно так. Я должен быть благодарен вам с Дианой за вашу дружбу.

Голоса в углу сразу стихли, все внимательно прислушивались к их беседе.

— Берт, я не могу здесь разговаривать, — сказал Даниил.

— А я не могу встать, у меня кружится голова, и вообще, мне очень плохо, — сказал Берт.

— Берт, ты помнишь свои последние слова в тот вечер? Ты грозился убить шлюху и козла. Кого ты имел в виду? — стараясь говорить как можно тише, спросил Даниил.

— В самом деле я это говорил? — удивился Берт. — Не помню. У меня амнезия, потеря памяти после аварии.

— Послушай, в убийстве подозревают Диану. Ты ведь знаешь, что она не могла этого сделать. Но все складывается против нее. Ты должен помочь!