— Не поверишь, иду с утра по улице, а народ навстречу, как с парома валит. И все здороваются, улыбаются, словно Пасха сегодня. Даже Семеныч с Васильичем трезвые, как стеклышко! Представляешь себе такое чудо!

— С чего бы это? — даже я в курсе, что легендарная парочка алконавтов трезвыми бывает не больше пятнадцати дней в году, да и то, если повезет, участковый смилостивится над соседями, и засадит их в обезьянник.

Брр! Как же гудит голова. Наверное, поэтому и соображаю так долго. Не очень и трудно понять, что это постэффект от снятия проклятия. Если годами живешь в состоянии депрессии и опустошенности, то возвращение в нормальное состояние будет восприниматься, как чудесная благодать. Вот какой я молодец, сделал доброе дело, даже не подозревая о нем!

— … а на нем узор с финтифлюшками, словно молния ударила. Недаром кажут, что гроза ночью сверкала, ну и спалила вертеп этот бандитский, наконец.

О чем это он? Задумался и упустил нить разговора, точнее монолога, поскольку моим деревянным языком можно болота осушать и шерсть вычесывать, при наличии оной, но никак не речи толкать вслух — даже сплюнуть нечем, ну чисто локальная Сахара во рту образовалась. Даже название специальное у настоящих магов есть для такого состояния, но я, к сожалению, его не помню. Что-то типа гиперинтоксикации чужеродной маной.

— Дык, говорю, колодец уцелел, что позади правления стоял. И узор на ём дуже чудной, словно Хохломой изрисованный. И чудно так — забор вчистую истлел, а колодец целый, лишь закоптился.

Придется подниматься, идти смотреть на нежданную роспись под Хохлому. Есть предчувствие, что это неучтенные последствия моих вчерашних экзорцизмов вылезли. И чем раньше с ними разберусь, тем лучше будет.

На площади вокруг пожарища оказалось неожиданно людно, такое ощущение, что добрая половина деревни собралась. Что примечательно, настроение у народа веселое и бодрое, шутки и прибаутки, бабки в цветастых платках, словно на Первомай вырядились, только транспарантов и кумачевых знамен не хватает. Симпатичные девичьи лица вперемешку с растерянными и ошарашенными мужицкими, которые до сих пор не могут в себя прийти от внезапной напасти — полного отсутствия желания опохмелиться.

Предчувствия не обманули, стоило взглянуть на чудом уцелевший колодец, как сразу стало понятно — капец. Похоже, локализовать выброс полностью у меня не получилось, в результате часть энергии ушла "налево". Попавшийся на пути колодец подвергся воздействию, и даже возможно произошло преобразование структуры. Загадочный узор мне, ровным счетом, ничего не говорит — не встречал ничего подобного, знакомых рун или знаков не наблюдаю. Последнее, впрочем, не удивительно — стихийный выброс, все же.

Очень сложное плетение, многослойное и многоуровневое — только под микроскопом рассматривать, если глаз не жалко, конечно. Причем структура запредельной степени энергонасыщения — даже не представлял, что в крохотном деревянном идоле её могло столько скопиться, учитывая, что ману регулярно снимали. Можно лишь предполагать, но скорее всего, артефакт либо от старости, либо изначально в конструкции, имел дефект и "травил" ману в тот же темпоральный слой, а при разрушении тотема всё накопленное за десятилетия выплеснуло обратно. Страшно представить, какой мощности этот поток, даже если частично ману изымали черные — с тысячи человек в течение стольких лет!

Единственное, что порадовало — энергия чистая, без малейшей примеси темноты. А вот тип маны не могу определить даже приблизительно. Нет в памяти ничего похожего, хотя грех жаловаться — в моем мыслительном качане знаний по разным видам магии с избытком. Запихали все, что надо и не надо, в свое время — осталось разобраться в них, и научиться применять на практике. И, конечно, желательно не самоубиться в процессе обучения.

А через минуту меня повязали. Впрочем, некоторые вещи в этом мире неизбежны, как налоговая декларация в конце года.

— Папрашу предъявить документики! — именно так звучит звук первого гвоздя, забиваемого в крышку вашего гроба.

Явление участкового, причем явно по мою душу. Собственно, все к тому шло, слишком уж заметной персоной я стал в последнее время, чтобы это прошло без последствий.

Старший лейтенант — довольно скромное звание для человека в возрасте под сорок, что характеризует либо как честного, либо, как не очень умного человека. Крепкого телосложения, с густыми лохматыми бровями, и красным мясистым носом, намекающим либо на проблемы со здоровьем, либо на любовь к горячительным напиткам. А может к то и другое одновременно. Взгляд прямой, твердый, но какой-то потухший, словно человек давно потерял интерес к жизни и к окружающим, а может просто устал до чертиков.

Поскольку документов не оказалось, то меня загрузили в кабину грузовой "Газели" между водителем и участковым, и в таком виде повезли в опорный пункт.

Райцентр особо впечатления не произвел, да и не дали мне толком его рассмотреть, только въехали, тут же и каталажка оказалась. Выгрузив участкового и задержанного, водитель мгновенно умчался куда-то по своим торговым делам — оказывается транспорт реквизировали "именем революции", то есть на шару, и поэтому частник поспешил свалить при первой же возможности.

Милицейский УАЗ второй месяц в ремонте. Да и бензина для него не выделяют. Поэтому, кого поймали — тот и едет на вызов. Особо невезучих и "залетчиков" из дома могут выдернуть даже среди ночи. Простые деревенские нравы.

Записав показания и составив протокол, Пал Палыч, так зовут нашего деревенского Пинкертона, засадил в камеру, закрыл на замок и отбыл к начальству на доклад.

— Палыч, а чем мне его кормить? — поинтересовался сержант, на которого повесили заботу о заключенном.

— Чай, до вечера не помрет. А там уж, глядишь, в райотдел сплавим. Пусть они его кормят.

Выдав ещё парочку указаний относительно каких-то, не сданных вовремя, отчетов, участковый наконец удалился, оставив нас с сержантом Петровым наедине. У меня же выдалось немного времени поразмыслить о ситуации в которой оказался, и чем дольше я размышлял, тем больше убеждался, что положение мое незавидное. На улице — декабрь месяц, до ближайшего крупного населенного пункта, где можно затеряться, километров сто пятьдесят. Денег и документов нет, а побег из милиции, которая здесь до сих пор не переименована, грозит серьезными проблемами. Но не это главное — побег надолго, если не навсегда, закроет для меня возможность заняться изучением колодца, а это очень перспективная вещь в плане получения маны и других магических плюшек.

Поэтому, скрепя сердцем, отказываюсь от немедленного бегства и приступаю к изучению обстановки. Опорный пункт — слишком громкое название для пристройки к сельской школе из трех кабинетов и коридора, выделенной для богоугодного милицейского дела. Обезьянника, как такового нет — поэтому мне отвели какой-то чулан с крошечным окошком, похожим на форточку. Из мебели — топчан с матрасом, относительно чистый — похоже сержант Петров на нем любит на массу изредка надавить. Единственный атрибут, хоть немного соответствующий статусу учреждения — вместо двери в моей кладовке — решетка, сваренная из арматуры и амбарный замок, хранящийся отдельно от неё на подоконнике в кабинете напротив. По факту моя свобода ограничена лишь задвижкой, которую можно легко отодвинуть, просунув руку сквозь решетку.

Но сейчас это не в моих интересах, да и сторож в форме, судя по всему, считает аналогично. Впрочем, ему не до меня — сержант печатает отчет, пыхтя, изредка матерясь, с отчаяньем тыкая одним пальцем в клавиатуру со скоростью уставшего дятла. А тут ещё узник его троллит насчет "пожрать", сбивая и путая, приводя в отчаянье.

На самом деле я развлекаюсь, периодически рисуя в воображении руны в самых разных сочетаниях, экспериментируя над подопытным кроликом в милицейской шкуре. Расслабление, отрицание, усиление, искривление — отмена или наоборот двойной повтор — несчастный Петров на нужную букву попадает один раз из трех, и скоро волосы на голове рвать начнет из-за отчаянья.