Иван Забулдыга поместился на облучке, а Сергей — в телеге. Забулдыга тронул вожжами, и сытые кони понеслись по лесной дороге.
Когда девушка очнулась, был уже вечер и они ехали уже не по лесу, а по какой-то узкой изрытой проселочной дороге.
— Куда ты везешь меня, злодей? — слабым голосом спросила Анюта у Сергея.
— Успокойся, Анна Васильевна, в плохое место тебя не повезем, — тихо ей ответил молодой парень.
— Я кричать буду, народ созову!
— Кричи, никто тебя не услышит, жилья близко нет.
— Ты говоришь, что любишь меня?
— И теперь скажу то же.
— Хороша твоя любовь, нечего сказать. По-разбойничьи напал на меня… Или силою моей любви добиться хочешь? Так ошибся, парень! Я скорее руки на себя наложу, чем полюблю тебя, злодея! — с гневом проговорила молодая девушка.
— А вот увидим!
— Что же ты, или силою меня с тобою венчаться заставишь?
— Зачем силою, и так со мною под венец пойдешь!
— Не бывать тому, никогда не бывать!
— Спорить с тобою я не хочу… Вот мы и приехали!
Иван Забулдыга остановил коней у небольшой избы в два оконца, которая находилась в стороне от дороги, близ леса. К избе примыкал крытый соломой двор, ворота были новые, с резьбой и с перекладиной; в окнах светился огонек.
— Выходи, Анна Васильевна, приехали! — промолвил Сергей, помогая молодой девушкё сойти с телеги.
В дверях избы встретил их какой-то седой как лунь старик. Он держал в руках светец.
— Добро пожаловать, гости дорогие, добро пожаловать, — зашамкал беззубым ртом старик, низко кланяясь.
— А где же Ульяна? — осматриваясь, спросил Сергей.
— Сейчас придет, вышла недалеко, скоро вернется. Какую кралечку привез ты, добрый молодец! — осматривая с ног до головы Анюту, проговорил старик.
— Ну, ладно! Ступай в свою конуру! — крикнул Сергей на старика.
— Или я негоже что сказал? — оторопел старик.
— Негоже и есть!
— Ну, так не взыщи.
Старик проворно убрался за перегородку, которая делила избу на две части.
— Что же ты стоишь, Аннушка, садись!
— Молчи… дорожный разбойник!..
— Эх, Аннушка, из любви к тебе я разбойником стал. Пожалей ты меня, несчастного! — чуть не плача, проговорил Сергей.
— Одного прошу я: выпусти ты меня, выпусти, если есть в тебе хоть капля совести.
— Об этом не проси! — хмуро ответил Сергей молодой девушке.
— Не выпустишь?
— Нет!
— Ну, так знай: я убегу!
— Не убежишь, — проговорив эти слова, Сергей вышел из избы, оставив девушку одну.
Анюта после его ухода тщательно осмотрела избу, заложила двери, ведущие в сени и к старику за перегородку, на крючок, помолилась Богу, не раздеваясь, легла на широкую скамью.
Стук в дверь перегородки переполошил ее.
— Кто стучит? — испуганно спросила она.
— Я, я… — послышался старческий голос. — Влас…
— Я тебя не знаю, — ответила Анюта.
— Вот те раз, у меня в гостях, а хозяина не знает.
— Так это изба твоя, дед? — спросила Анюта, откидывая крючок и выпуская из-за перегородки старика.
— Моя, голубка, моя!
— А кто ты будешь? — спрашивала Анюта у старика.
— Я-то? Я тут на пасеке живу… с дочкой Ульяной.
— А как ты познакомился с Сергеем? — спросила у старика Анюта.
— Да снял у меня он эту избу на месяц, хорошую деньгу дал… Сказал, суженую свою привезет… Вот и привез.
— Какая я ему, разбойнику, суженая! Он силой завез меня сюда.
— Как силой? — удивился старик.
— Да так… по-разбойничьи напал на меня и увез.
Тут в избу вошла дочь Власа-пчельника Ульяна. Они познакомились, и когда Анюта рассказала ей, как в лесу на нее напали и силою привезли к ним в избу, Ульяна обрушилась целым потоком брани на Сергея и на его сообщника.
— Ах они злодеи! Ах разбойники! Да как это они осмелились!? Разве они суда и наказания не боятся?!
— Где боятся! Отпетые они, — промолвил дед Влас.
— А ты, милая барышня, не сокрушайся! Я вот улучу время, когда злодеи-то твои отлучатся куда-нибудь, и выпущу тебя, непременно выпущу, и дорогу покажу, куда тебе идти, — ласково проговорила Ульяна, беря за руку припечалившуюся молодую девушку.
Между тем Пелагея, очнувшись, стала припоминать, что с ней и Анютой случилось. Удар, нанесенный ей по голове, был так силен, что отбил у нее память. Но мало-помалу она все вспомнила. И даже вспомнила, кого ей разбойники напомнили.
— А где же Анюта? — встретил ее отец Василий.
— Уволокли ее, сердечную, — со слезами проговорила работница.
— Что, что ты сказала? — меняясь в лице, переспросил ее священник дрожащим голосом.
Пелагея рассказала про нападение в лесу.
— Не приметила ли ты, кто эти разбойники? — со стоном спросил бедный священник.
— Как не приметить! Сергей, сын управителя, и Ванька Забулдыга.
— Куда же они потащили дочь мою?
— Про это ничего не скажу, не знаю, без памяти была.
Немедля отец Василий отправился к управляющему.
— Что с тобой, отец, на тебе лица нет? — испугался старик управляющий, увидев священника.
Тот рассказал ему все.
— Как, Сергей, мой сын?! — воскликнул старик.
— Да, Ильич, так сказала Пелагея.
— Врет, врет она, подлая! Сергей не таков!
— Пелагея уверяет…
— А ты ей не верь! Забулдыга был не с Сергеем, а с другим. Мой сын где-нибудь здесь, я побегу его искать!..
Бледный, взволнованный старик побежал искать своего сына: он звал его, бегал по двору, по саду, посылал людей, — но Сергея нигде не было.
Прошел вечер, настала ночь, а Сергей все домой не возвращался; ни его, ни Забулдыги нигде не могли найти.
VIII
В Москве фельдмаршал Суворов поселился в небольшом домике на Покровке.
Князь Борис Пронский нанял себе большую квартиру, неподалеку от жилища Суворова, и часто бывал у престарелого полководца.
Однако прожить в Москве Суворову довелось недолго. Вскоре ему было приказано безвыездно жить в сельце Кончанском, родовой вотчине Суворовых. Простившись с Пронским, Суворов вместе с Прошкой отправился туда.
Небольшое сельцо Кончанское лежало в глуши лесов, болот и озер, в Боровическом уезде Новгородской губернии, и было населено преимущественно корелами; глушь была непроходимая, леса без конца…
Разбитым, больным приехал старец-фельдмаршал в свою усадьбу.
Господский дом Суворова был небольшой, деревянный, расположен на высокой, крутой горе; к дому примыкал большой сад; за домом находилась старинная деревянная церковь.
Суворов, одинокий и, казалось, забытый всеми, не упал духом; терпеливо, великий полководец переносил свою опалу. Он был по-прежнему весел и разговорчив.
Старец фельдмаршал вел простой образ жизни, вставал рано, с «петухами», и сам лично шел на сельскую колокольню звонить. Отзвонив, Александр Васильевич с благоговением входил в церковь слушать заутреню и обедню.
Нечего говорить о той любви, которую питали кончанские крестьяне к своему господину. На Суворова они смотрели как на своего отца и благодетеля; шли к нему со своею нуждой, зная, что отказа в помощи не будет.
По воскресеньям или по праздничным дням заходил он к сельскому священнику на пирог; выпив рюмку водки, фельдмаршал закусывал пирогом. Обедал он всегда дома и всегда один.
После обеда Суворов отдыхал, а потом отправлялся гулять по селу. Вечером же Суворов принимался за карты, планы и книги.
IX
Бонапарт тем временем гремел на всю Европу.
Французы заняли все важнейшие германские крепости, затем захватили и папскую столицу — Рим. Сам папа увезен был пленником во Францию и Рим объявлен республикой. Женева была присоединена к Франции, французские солдаты вступили во владения сардинского и неаполитанского королей победителями.
Император Павел не мог оставаться равнодушным к завоеваниям Бонапарта.
В конце 1798 года Россия, Англия и Австрия заключили договор о войне с Францией и с ее союзниками. Целью войны было восстановление прежнего порядка в Европе, уничтожение революции и возведение дома Бурбонов на престол Франции.