В. Кириллов
Похороны
Под звон трамваев я умру,
И все останется как было,
И на кладбище поутру
Меня в гробу свезет кобыла.
Пока не сунули в дыру
И не засыпали землею,
Я, встав из гроба, удеру
С улыбкой нервною и злою.
И, убежав с кладбища прочь,
Проклятья посылая миру,
Курить я буду день и ночь
«Таис», «Посольские» и «Иру».
А на другой унылый день
Мне молча сообщит газета,
Какую перли дребедень
Писаки памяти поэта:
«Он жил, в стихах себя развеяв,
И опочил от сих трудов,
Поэт — Владимир Тимофеев
Кириллов ста пяти годов».
С. Кирсанов
Алэ-оп!
Торжествуя,
зычные
Гудки
ре-вут.
Ударники
фабричные,
Вас
зо-вут.
И я зову:
Асэ-е-ву!
Пролэтэр
в литэратэр
Эсэсээр!
Прежних дней
каркасики
Сданы
в ар-хив.
Маститые
классики
В пыли —
ап-чхи!
Я им
могилу
вырою —
Пожалте
в гроб!
Я рифмами
жонглирую —
Алэ-оп!
Вверх
вниз,
Вниз
вверх.
За
ткнись,
Гу
вэр!
Гувэр, за
ткнись!
Со
ци
а
лизм!
Б. Корнилов
Песнь
Зряще мя безгласна, бездыханна,
с вздутым выражением лица,
не вымайте пулю из нагана,
шкуру не сымайте с жеребца.
Жеребец стоит лиловой глыбой,
пышет из его ноздрей огонь,
он хвостом помахивает, ибо
это преимущественно конь.
Поелику саван я скидаю,
всуе плакать, друзи и родня,
задираю ногу и сидаю
на того арабского коня.
Без разгону на него стрибаю,
зрю на географию страны,
непрерывно шашкою рубаю
личность представителя шпаны.
Я рубаю, и ни в коем разе
промаху рубанье не дает.
Личность упадает прямо наземь,
не подносит и сама не пьет,
Возлегает от меня ошую,
впрочем, на ошую наплевать,
ибо надо самую большую,
безусловно, песню запевать.
Запеваю, ставлю исходящий
номер во главу ее угла
и ховаю одесную в ящик
письменного моего стола.
«Крестьянский» поэт
Раздвоение
Помогите, братцы!
Больше нету мочи!
Я — полукрестьянин,
Я — полурабочий.
Справа — рожь густая,
Цветики, природа,
Слева — шум моторов,
Мощный гул завода.
Справа — посиделки,
Зов родной тальянки,
Слева — цех слесарный,
Домны и вагранки.
Разрываюсь, братцы,
На две половины:
Справа — сивый мерин,
Слева же — машины.
У меня ведь, братцы,
Нету милой Маппы,
Сиротой расту я
Без родного Ваппы.
Что мне делать, братцы?
Жизнь сечет крапивой.
За авансом, что ли,
Двинуть красной нивой?
Нива моя, нива,
Нива дорогая,
Почему с тобою
Не растет другая?
Я бы днем работал,
Я не спал бы ночку, —
Все стихи писал бы…
По рублю за строчку!
В. Луговской
Сухожилие
1
Товарищи!
Хорошая ли, плохая ли
На дворе погода, дело не в этом.
Товарищи! Главное, чтоб критики не охаяли
И признали меня молодым поэтом.
Мне двадцать шесть. Я пишу со скрипом,
Так тверда бумага и чернила густы.
Товарищи! Мое поколенье не липа,
Оно занимает высокие посты.
Мое поколение, говорю не хвастая,
Зубные врачи, монтеры, мастера,
Мое поколение ужасно очкастое,
Костистое, сухожильное, ура-ура!
Сегодня мобилизовать в поход решили мы
Опухоли бицепсов на фронт труда.
Мозги проколоты сапожными шилами.
Товарищи! Это, конечно, не беда.
Пусть дышат они широкими порами.
Но если опять задуют ветра,
Мы ринемся ассирийцами, египтянами, айсорами
С учетными книжками, ура-ура!
2
И так сочиняются ритмы и метры.
Про ветры и гетры и снова про ветры.
Как ветер лечу я на броневике
С винтовкою, саблей и бомбой в руке.
И голосом зычным поэмы слагаю
Назло юнкерью и назло Улагаю.
То ямбом, то дактилем, то анапестом,
Наотмашь, в клочья, с грохотом, треском.
От первой строки до последней строки
Ветер играет в четыре руки.
Талант, говорят,
Кентавр, говорят,
Не глаза, говорят,
Фонари горят.
Ветер крепчает. В груди весна.
Строфы разворочены. Мать честна!
Эх, жить начеку
Молодым парнишкой.
Пулемет на боку,
Маузер под мышкой.
До чего ж я хорош —
Молодой да быстрый,
Под папахой вьется клеш,
Да эх, конструктивистский.
Ветер, стой! Смирно! Равняйсь!
На первый-второй рассчитайсь!
Кончается строчка.
Стоп!
Точка!